Колин Маккалоу - Бита за Рим (Венец из трав)

• Название: Бита за Рим (Венец из трав)
• Автор: Колин Маккалоу
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2006
• ISBN: 5-699-04088-9

Римская республика в опасности. Понтийское царство угрожает Риму с востока. Гражданская война раздирает саму Италию. Смута объяла государство, народ в растерянности. Благородные стали подлыми, щедрые — жадными, друзья предают. А человек, удостоенный венца из трав — высшего знака отличия Республики за спасение граждан Рима, проливает реки крови своих соотечественников. Что будет ему наградой на этот раз?

---

— Храмы неприкосновенны, — упрямо заявил Мерула.

И тут Сулла резко преобразился. Это было первый раз за все то время, что они его знали, и они ужаснулись.

— Послушайте, — оскалился Сулла, — вы не сможете заботиться обо всем сразу, в том числе и о богах. Я соглашусь с вами в том, что касается римских богов, но здесь нет ни одного человека, который не понимал бы, как дорого стоит содержание легионов в период ведения боевых действий! Если мы сможем наскрести двести талантов золотом, я получу шесть легионов. Это слишком ничтожные силы, чтобы противопоставить их четверти миллионам понтийских солдат. Позволю себе напомнить вам, что понтийский солдат — это не голый германский варвар! Я видел войска Митридата. Они вооружены и обучены почти как римские легионеры. Не так же хорошо, согласен, но намного лучше, чем голые германские варвары. Хотя бы потому, что защищены доспехами и приучены к дисциплине. Как и Гай Марий, я намереваюсь сохранить своих людей живыми, и, значит, мне нужны деньги для фуража и для приобретения полного снаряжения. А средств у нас нет, и вы не позволяете римским богам дать их мне взаймы. Поэтому я предупреждаю вас — и отвечаю за каждое свое слово! — в Греции я возьму необходимые мне деньги из храмов Олимпии, Додоны, Дельф — везде, где найду. Все это означает, великий понтифик, что жрецам лучше бы поработать хорошенько с нашими римскими богами. Надеюсь, что в наши дни они имеют больше тряпья, чем их греческие коллеги!

Никто не проронил ни слова.

Сулла принял свой обычный вид:

— Хорошо! — воскликнул он дружелюбно. — Теперь, если мы на этом закончим, у меня для вас есть и более приятные новости.

Катул Цезарь вздохнул:

— Я весь внимание, Луций Сулла. Умоляю, поведай их нам.

— Я возьму с собой собственные четыре легиона, плюс два из легионов, обученных Гаем Марием, которые недавно использовал Луций Цинна. Марсы обессилены, и Цинне больше не нужны войска. Гней Помпей Страбон может делать все, что ему заблагорассудится, а поскольку он воздерживается от выплаты жалованья солдатам, я не собираюсь тратить время на дебаты с ним. Итак, еще десять легионов, которые предстоит демобилизовать и которым требуется заплатить. Деньгами у нас определенно не получится, — продолжал Сулла, — поэтому я намерен издать закон, по которому с этими солдатами расплатятся землями в Италии, чье население мы фактически истребили. Помпеи, Фезулы, Гадрия, Телезия, Грумент, Бовиан. Шесть пустых городов, окруженных прекрасными земельными наделами, — и они будут принадлежать солдатам тех десяти легионов, что я должен демобилизовать.

— Но это ager publicus, общественные земли! — вскричал Луций Цезарь.

— Нет. Пока еще нет. И они не станут общественными, а отойдут солдатам. Хотя… может быть, вы измените свое набожное и благочестивое мнение по поводу римских храмов? — и Сулла сладко улыбнулся.

— Нет, — ответил великий понтифик Сцевола.

— Тогда, как только мой закон будет опубликован, вам следует склонить Сенат и народ Рима на мою сторону.

— Мы поддержим тебя, — заявил Антоний Оратор.

— А что касается общественных земель, — продолжал Сулла, — то не начинайте говорить об этом, пока я не вернусь. Потому что когда я приду назад со своими легионами, мне хотелось бы иметь территории в Италии, где бы я мог разместить их.

Римские финансы не удалось растянуть на шесть легионов. Армия Суллы была определена в пять легионов и две тысячи кавалерии, и ни одним человеком больше. Когда собрали все золото, оно потянуло на девять тысяч фунтов — наличности не хватило даже до двухсот талантов. Сущая безделица, но это все, что мог дать обанкротившийся Рим. Положение Суллы не позволяло ему снарядить даже одну-единственную боевую галеру, поскольку всех денег хватало только на то, чтобы оплатить наем транспорта для переправки его людей в Грецию. Именно Грецию Сулла обдуманно предпочел Западной Македонии. Все дело заключалось в том, что именно в Греции находились богатейшие храмы.

Наконец в конце сентября Сулла смог покинуть Рим и присоединиться к своим легионам в Капуе. Переговорив со своим доверенным военным трибуном Луцием Лицинием Лукуллом, он поинтересовался, не хотел бы тот выставить свою кандидатуру на выборах в квесторы, если он, Сулла, попросит об этой услуге. Восхищенный, Лукулл выразил свое согласие, после чего Сулла отправил его как своего представителя в Капую — до тех пор, пока не прибудет сам. Завязнув на целый месяц в аукционах государственного имущества и организации своих шести солдатских колоний, Сулла думал, что он уже никогда не сможет выбраться из Рима. То, что он делал, требовало железной воли и твердого руководства его коллегами-сенаторами, большинство которых было очаровано им. А ведь прежде они даже не подозревали в Сулле своего потенциального вождя.

— Его затмевали Марий и Скавр, — заметил по этому поводу Антоний Оратор.

— Нет, у него просто не было достойной репутации, — отозвался Луций Цезарь.

— А кто в этом был виноват? — фыркнул Катул Цезарь.

— В основном, видимо, Гай Марий, — ответил его брат.

— Сулла наверняка знает, чего хочет, — сказал Антоний Оратор.

— И он это делает, — поежился Сцевола. — Я не хотел бы оказаться с ним по разные стороны!

Именно об этом думал и молодой Цезарь, пока лежал в своем убежище, наблюдая и слушая разговор своей матери с Суллой.

— Завтра я уезжаю, Аврелия. Я не мог уехать, не повидав тебя, — говорил тот.

— Я не простила бы тебе, если бы ты уехал не попрощавшись.

— А где Гай Юлий, его нет?

— Он далеко, вместе с Луцием Цинной, среди марсов.

— А, подбирают куски, — кивнул Сулла.

— Ты замечательно выглядишь, Луций Корнелий, несмотря на все свои трудности. Полагаю, что это женитьба подействовала на тебя так хорошо.

— Или женитьба, или то, что я стал слишком любить свою жену.

— Ерунда! Ты никогда не изменишься.

— Как воспринял Гай Марий свое поражение?

Аврелия поджала губы:

— Не без ворчания в кругу семьи, разумеется. Он не очень-то тебя жалует.

— Я и не ожидал иного. Но он наверняка должен признать, что я не гоняюсь за тем, чтобы мои приказы воспринимались с рабски высунутыми языками или бешеной похвалой.

— Ты и не нуждаешься в этом, — заметила Аврелия, — и это как раз то, что так расстраивает Гая. По-видимому, в Риме в нем больше не видят альтернативного военного вождя. Хотя ты был награжден венцом из трав, Гай Марий всегда оставался единственным. Его враги в Сенате были очень могущественны и все время ему мешали, но Гай Марий тем не менее знал, что он — единственный. Он также знал, что в конце концов они вынуждены будут обратиться к нему. А теперь он стар и болен. И к тому же у них теперь есть ты. Он боится, что ты лишишь его поддержки среди представителей высшего сословия.

— Аврелия, он — человек конченый! Не в том смысле, что он лишен славы или чести, но его время прошло. Почему же он не видит этого?

— Полагаю, будь он моложе и находись в более ясном рассудке, он понял бы это. Вся беда в том, что перенесенные им удары повлияли на его мозг — по крайней мере, так думает Юлия.

— Она все и всегда знает более точно и намного раньше, чем остальные, — заметил Сулла и собрался уходить. — Как твоя семья?

— Замечательно.

— А сын?

— Неукротим. Неутомим. Необуздан. Я пытаюсь удерживать его на земле, но это чрезвычайно трудно.

«Но меня не надо удерживать, мама! — подумал молодой Цезарь, выбираясь из своего гнезда, как только Сулла и Аврелия удалились. — Почему ты всегда думаешь обо мне как о пушинке одуванчика, летящей по ветру?»

* * *

Рассчитывая, что Сулла не будет тратить время — а тот уже выступил в поход и со своими войсками пересекал Адриатику, сражаясь с неблагоприятными зимними ветрами, — Публий Сульпиций нанес свой первый удар во второй половине октября.

О приготовлениях он не заботился: для того, кто, как Гай Марий, ненавидит демагогию, не следует культивировать искусство демагогии. Тем не менее Сульпиций проявил некоторую предусмотрительность, когда беседовал с Гаем Марием и просил его поддержки. Гай Марий не любил Сенат, и Сульпиций не разочаровался в оказанном ему приеме. Выслушав то, что он предложил сделать, Марий кивнул.

— Ты можешь быть уверен в моей полной поддержке, Публий Сульпиций, — сказал великий человек. Несколько мгновений он молчал, а затем добавил как бы в раздумье: — Тем не менее я попрошу тебя об одной услуге. Ты издашь закон, согласно которому мне будет поручено командование в войне против Митридата.

Требование казалось довольно небольшой ценой, и Сульпиций улыбнулся.

— Согласен, Гай Марий. Ты получишь это командование.

Сульпиций созвал народное собрание и предложил два законопроекта. Один приговаривал к изгнанию из Сената каждого его члена, который имел долги на сумму, большую, чем восемь тысяч сестерциев; другой требовал возвращения всех тех, кто был изгнан комиссией Вария по обвинению в требовании предоставить гражданство для италиков.