Филиппа Грегори - Другая Болейн

• Название: Другая Болейн
• Автор: Филиппа Грегори
• Издательство: Иностранка
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-94145-466-2

Филиппа Грегори изучала в Эдинбургском университете классическую английскую литературу, работала на радио и телевидении, первые свои литературные гонорары получила, начав писать детские книжки, но по-настоящему знаменитой писательницей стала только благодаря серии исторических романов, в центре которых — блистательный двор английских королей и королев. Особый успех выпал на долю книги «Другая Болейн», переносящей читателя в Англию XVI века: после того, как роман сделался мировым бестселлером, на Би-би-си был снят телесериал по его мотивам, а теперь к выходу в мировой прокат готовится и полноценная киноэкранизация с Натали Портман и Скарлетт Йохансон в главных ролях.

Придворные интриги, столкновение семейных интересов превратили нежно любивших друг друга сестер Марию и Анну Болейн в непримиримых соперниц: подстрекаемые родным братом они вступают в борьбу за сердце короля Генриха VIII и место на его ложе. Начиная схватку, сестры и представить себе не могут, что поражение принесет Марии любовь и счастье, а взошедшая на трон Анна заплатит за свою победу головой.

---

— Может, намекнешь на это? — предложил отец. — Напомни ему, твой брат собирается жениться.

Я взглянула на Георга с немой мольбой.

— Дело в том, что король весьма чувствителен к подобным вещам, — заметил брат. — Все у него чего-нибудь беспрерывно выпрашивают. Каждое утро, когда он выходит из опочивальни и идет к мессе, выстраиваются целые ряды просителей. Сдается мне, ему нравится, что Мария совсем не такая. По-моему, она ни о чем не должна просить.

— У нее и так в ушах алмазы ценой в целое состояние, — резко вступила в разговор мать. Анна кивнула:

— Она их не выпрашивала. Он сам ей подарил. Ему нравится выказывать щедрость, когда никто не ожидает. Пусть лучше Мария ведет свою игру. У нее такой талант — любить короля.

Я прикусила губу, чтобы ничего не сказать. Да, у меня такой талант — я его люблю. Может, мой единственный талант. А наша семейка, все эти влиятельные мужчины, они просто используют — в интересах семьи, конечно, — мой талант к любви, точно так же, как используют талант Георга к фехтованию или отцовские способности к иностранным языкам.

— Двор на следующей неделе переезжает в Лондон, — бросил мой отец. — Король увидится с испанским послом. Вряд ли он еще что-нибудь такое сделает для Марии, пока нуждается в испанских союзниках для войны с Францией.

— Тогда придется стремиться к миру, — злобно посоветовал дядя.

— Так я и делаю. Я известный миротворец, — ответил отец. — Блажен, не правда ли, как и подобает миротворцу?

Переезд двора всегда являет величественное зрелище, нечто среднее между деревенской ярмаркой, балаганом и ристалищем. Все было организовано кардиналом Уолси, при дворе, да и во всей стране, всяк подчинялся его команде. Он сражался бок о бок с королем в Битве Шпор во Франции, заведовал провиантом, и ни в одном походе солдаты не ели так обильно и не спали так мягко. Он улавливал все, что ни происходило; перевозя двор с одного места на другое, обращал внимание на мельчайшие детали. Что бы ни делалось в политике, все знал — где остановиться, какого лорда осчастливить визитом во время королевского летнего путешествия. И в хитрости ему не откажешь — ни в коем случае не беспокоил короля подобными вопросами, чтобы молодому Генриху доставались одни только удовольствия, пусть думает, будто припасы, слуги и все такое прочее само собой падает с неба.

Именно кардинал определял, кто в каком порядке переезжает. Сначала едут пажи, над головами развеваются штандарты с гербами всех лордов королевского кортежа. Потом, через некоторое время, пусть пыль уляжется, выступает сам король на лучшем коне, седло красной кожи и попона богато украшены всеми атрибутами королевской власти. Над головой вьется королевский стяг, рядом скачут приятели, которых он выбирает заново каждый день: мой муж Уильям Кэри, сам кардинал Уолси, мой отец, а за ними бесчисленная королевская свита — эти скачут как хотят, то осаживая коней, то снова пришпоривая. Вокруг свободным строем, с пиками наперевес личная королевская охрана. И не то чтобы они его защищают — кому придет в голову нападать на короля? — но толпу, собирающуюся в каждом городке или селении у нас по дороге, чтобы поприветствовать монарха и потаращить глаза на великолепие кортежа, оттесняют.

Потом снова никого, пусть пыль уляжется. И тут кортеж королевы. Она верхом на старой покойного хода лошади под дамским седлом — королева всегда на ней ездит. Платье спадает крупными неуклюжими складками, шитая парча топорщится. На голове замысловатая шляпка, глаза чуть прищурены — солнце светит слишком ярко. Королеве нездоровится. Я знаю, я была рядом с ней, когда она садилась утром на лошадь, и слышала — забираясь в седло, она тихонько ойкнула, как от боли.

За королевской свитой остальные домочадцы — кто верхом, кто в повозках. Распевают песни, попивают эль, чтобы в горле оседало поменьше пыли. Всем нам весело и беззаботно, настроение праздничное, двор покидает Гринвич и едет в Лондон. Начинается новый сезон пиров и забав, и кто знает, что случится в этом году?

В Йоркском дворце у королевы маленькая, чистенькая, уютная комната. У нас всего несколько дней, все распаковать, разложить по местам. Король, как обычно, наносит утренние визиты, а с ним и придворные, среди них лорд Генрих Перси. Его светлость и Анна нередко сидят бок о бок у окна, головы склонились друг к дружке, трудятся над одной из поэм, сочиняемых лордом. Он клянется и божится, что станет под ее руководством великим поэтом, а она утверждает, что ему в жизни ничему не выучиться и все это пустая трата времени, убиваемого на подобного болвана.

Сдается мне, не девушке из семейства Болейн, родившейся в маленьком замке в Кенте, у которой всех владений — горстка полей в Эссексе, подобает называть болваном сына герцога Нортумберленда, но Генрих Перси только хохочет, зовет ее слишком суровой учительницей и убеждает всех, что его талант еще покажет себя, дайте только срок.

— Кардинал вас спрашивал, — говорю я лорду Генриху. Он поднимается, не торопясь, целует руку Анне и направляется на поиски кардинала Уолси. Анна собирает бумаги, над которыми они так самозабвенно трудились, и складывает их в свой ящичек для письменных принадлежностей.

— И что, прорезался его поэтический талант? — спрашиваю я.

Анна с улыбкой пожимает плечами:

— Он, право, не Уайетт.[17]

— А что касается ухаживаний — здесь он Уайетт?

— Он не женат, а потому весьма привлекателен для тонко чувствующих особ.

— Высоковато будет, даже для тебя.

— Не знаю, не знаю. Я его хочу, он хочет меня, почему бы и нет.

— Попроси отца поговорить с герцогом, — саркастическим тоном советую я. — Посмотрим, что герцог на это ответит.

Анна отвернулась к окну. Внизу виднелись бесконечные ухоженные лужайки Йоркского дворца, почти теряющиеся внизу у реки.

— Не собираюсь просить отца. Поверь мне, сама соображу, как справляться со своими делами.

Я чуть не расхохоталась, но вдруг поняла — сестра говорит серьезно.

— Анна, ты одна ни с чем не можешь справиться. Он еще так молод, тебе самой только семнадцать, такие дела самостоятельно не решают. У его отца уже наверняка все планы готовы, а у наших — отца и дядюшки — тоже небось на тебя свои виды. Мы не сами по себе, мы — из семьи Болейн. Поэтому нами и руководят, направляют нас, куда следует. Посмотри на меня!

— Да, именно, посмотрите-ка на нее! — Она внезапно резко повернулась, излучая, казалось, зловещую силу. — Замуж выдали еще ребенком, а теперь — королевская любовница. Вдвое глупее меня и вполовину не так образованна, а туда же — в самом центре двора! А я — я никто! Быть при тебе фрейлиной — ничего другого не остается. Не желаю больше тебе прислуживать, Мария, это ниже моего достоинства.

— Я никогда тебя не просила… — еле смогла выговорить я.

— Кто заставляет тебя принимать ванну и моет тебе голову? — прозвучал сердитый вопрос.

— Ты, конечно. Но, Анна…

— Кто помогает тебе выбрать подходящее платье, подсказывает, как вести себя с королем? Кто тебя сотни раз выручал, когда глупость и неповоротливый язык не давали найти подходящий ответ?

— Ты. Но, Анна…

— И что от этого хорошего мне? Даже мужа нет, которому король мог бы пожаловать землю в знак своего благоволения ко мне. Некому дать высокую должность за то, что моя сестра — любовница короля. Мне ничего не достается. Вознесись ты хоть выше небес, мне ничего не получить. Приходится искать собственное место.

— Да, тебе необходимо свое место, — согласилась я. — Тут не возразишь. Я только сказала, герцогиней ты станешь вряд ли.

— Не тебе решать, — набросилась на меня сестра. — Кто ты такая? Только мешаешь королю заниматься важным делом — завести сына и наследника, если может, собрать армию и выиграть войну, если сумеет.

— Я не говорю, что мне решать, — шепнула я. — Я просто сказала, они тебе все равно не позволят.

— Когда дело сделано — дело сделано. — Анна решительно тряхнула головой. — А пока не сделано — никто ничего не узнает.

Она вдруг, как змея в броске, протянула руку и со всей силой схватила меня. Вывернула мне руку за спину, вцепилась так, что я и шевельнуться не могла, только вскрикнула от нестерпимой боли:

— Анна! Перестань! Больно же.

— Ну вот, послушай, — прошипела мне в самое ухо. — Послушай, Мария. Я веду свою игру, так что ты уж лучше не вмешивайся. Никто ничего не должен знать, пока я сама не скажу, а когда они узнают, будет слишком поздно.

— Собираешься переспать с ним?

Она неожиданно выпустила мою руку, я потерла плечо и локоть — болит по-настоящему.

— Я его заставлю на мне жениться, — тихим голосом произнесла Анна. — И если ты кому-нибудь хоть словом проболтаешься, я тебя убью.

Теперь я куда внимательней наблюдала за Анной. Было ясно, она вертит им, как хочет. Остались позади долгие зимние месяцы сближения в Гринвиче, а теперь, когда вышло солнышко и мы прибыли в Йоркский дворец, она вдруг пошла на попятный. И чем сильнее сестра отстранялась, тем дальше завлекала ухажера. Стоило ему войти в комнату, она бросала улыбку — словно стрелу пускала прямо в яблочко мишени. Весь ее облик, казалось, зовет, источает желание. Но Анна тут же отворачивалась и больше на него не глядела, сколько он ни оставайся в комнате.