Шарль Голль - Военные мемуары - Единство 1942-1944

• Название: Военные мемуары - Единство 1942-1944
• Автор: Шарль Голль
• Жанр: Биографии и Мемуары

Во втором томе мемуаров де Голля значительное место уделяется взаимоотношениям Французского комитета национального освобождения с союзниками по антигитлеровской коалиции - СССР, США и Англией. В книге представлен обширный фактический и документальный материал, представляющий большой интерес для интересующихся политической историей Франции в период Второй мировой войны. Благодаря усилиям де Голля поверженная Франция вошла в число стран-победительниц во Второй мировой войне и стала одной из пяти великих держав в послевоенном мире. Де Голль много писал о необходимости военного и дипломатического взаимодействия СССР и Франции и приложил немало усилий для укрепления советско-французских, связей. Руководствуясь опытом исторического развития Европы, он заявлял, что для обеих стран безопасность всегда была связана с объединением их военно-политических интересов.

---

На следующий день рано утром Макмиллан и Мэрфи вручили мне сообщение, составленное ночью Рузвельтом и Черчиллем, и передали их просьбу генералам де Голлю и Жиро опубликовать его совместно от своего имени. Жиро уже принял их предложение. Согласно англо-американскому тексту, который таким образом становился текстом французским, оба генерала объявляли, что они согласны "с принципами Объединенных Наций", и доводили до всеобщего сведения свое намерение сформировать совместно Комитет для управления французскими заморскими владениями во время войны. Без сомнения, формула была туманной и не могла обязать нас к слишком многому. Но она имела три порока: она исходила от союзников, она давала понять, что я отказываюсь от всего, что выходит за рамки управления заморскими владениями, и, наконец, она заставляла считать, что согласие достигнуто, между тем как оно достигнуто не было. Опросив своих четырех коллег - причем все они единодушно высказывались против, - я ответил посланцам, что создание национальной власти Франции никогда не будет результатом иностранного вмешательства, каким бы дружественным оно ни было и от кого бы ни исходило. Тем не менее я согласился вновь встретиться с президентом и премьер-министром перед закрытием конференции, намеченным на послеобеденное время.

Наша беседа с Черчиллем велась в крайне резких тонах. Пожалуй, за всю войну у нас не было такой тягостной встречи. Во время бурной сцены премьер-министр осыпал меня горькими упреками, но для меня было ясно, что они лишь ширма, прикрывающая его собственное замешательство. Он заявил мне, что по возвращении в Лондон публично обвинит меня в срыве соглашения, подымет против меня общественное мнение Англии, а также будет взывать к общественному мнению Франции. Я ограничился замечанием, что испытываю лично к нему самые дружеские чувства и, высоко ценя союз с Англией, могу только сожалеть о его теперешней позиции. Желая любой ценой пойти навстречу Америке, он поддерживает неприемлемое для Франции дело, которое к тому же чревато тревогами для всей Европы и не отвечает интересам самой Англии.

Затем я отправился к Рузвельту. Здесь мне был оказан более искусный прием, другими словами, меня встретили дружественно, но с явно выраженной скорбью. Президент сказал мне, что он испытывает сожаление, видя, что согласие между французами не достигнуто и что ему не удалось заставить меня принять даже текст коммюнике. "В делах человеческих, - сказал он, - публике нужно преподносить драматические ситуации. Весть о вашей встрече с генералом Жиро на конференции, на которой присутствую я, а также и Черчилль, если бы эта весть к тому же сопровождалась совместной декларацией французских руководителей, даже если речь шла бы лишь о чисто теоретическом согласии, - произвела бы желаемый драматический эффект". - "Будьте спокойны, - возразил я, - коммюнике появится, хотя оно будет не Вашим".

Вслед за тем я представил президенту своих сотрудников. Он назвал мне своих. Тут вошли Черчилль и генерал Жиро, оба со свитой - целой группой союзных военачальников и чиновников. В то время как вошедшие толпились вокруг президента, Черчилль громогласно повторил свою филиппику против меня и все свои угрозы с явным намерением хоть отчасти польстить уязвленному самолюбию Рузвельта. Однако Рузвельт сделал вид, что ничего не замечает, для контраста заговорил со мной сверхлюбезным тоном и попросил исполнить его последнюю просьбу, которой он придает большое значение: "Не согласитесь ли вы, - сказал он мне, - хотя бы сфотографироваться рядом со мной и с английским премьер-министром и вместе с генералом Жиро?" - "Охотно, ответил я, - ибо я питаю величайшее уважение к этому великому солдату". "А пойдете ли вы на то, - вскричал президент, - чтобы пожать руку генералу Жиро в нашем присутствии и перед объективом фотоаппарата?" Мой ответ был: "I shall do that for you"[45]. Тогда Рузвельт пришел в восторг и приказал вывести себя в сад, где заранее были поставлены четыре стула; мы увидели бессчетное количество фотокамер, направленных в нашу сторону, и целую плеяду репортеров, выстроившихся в несколько рядов с авторучками наготове. Четверка актеров мило заулыбалась. Обусловленное рукопожатие было продемонстрировано. Все складывалось как нельзя лучше. Америка будет удовлетворена, увидев на фотографии, что французский вопрос разрешен с помощью deus ex machina[46] в лице самого президента.

Прежде чем покинуть Анфу, я составил краткое коммюнике и предложил Жиро подписать его - само собой разумеется, не доводя об этом до сведения союзников. "Мы увиделись. Мы беседовали... Мы подтвердили нашу веру в победу Франции, в торжество свобод человека". Мы объявляли, что между нами установлена постоянная взаимная связь. Жиро подписал. По его просьбе слова "демократические принципы", включенные сначала мною, были заменены в тексте словами "свободы человека".

Последующие недели были для меня мучительны. После Анфы я рассчитывал отправиться в Ливию, где сражались наши войска. Но союзники воспротивились. Ссылаясь на технические трудности, они предоставили нам единственный способ покинуть пределы Анфы - на английском самолете, отправлявшемся непосредственно в Лондон. Мы возвратились в Лондон 26 января. На пресс-конференции, состоявшейся 9 февраля, я рассказал о том, что в действительности произошло в Анфе и что никак не соответствовало сведениям, распространенным англо-американскими источниками. Я без всяких церемоний раскрыл задние мысли официальных и официозных американских лиц, которые упрекали Сражающихся французов за их стремление "заниматься политикой" и рассчитывали таким образом помешать Франции вообще иметь свою политику. Поэтому, когда я снова заявил о своем намерении посетить Восток, английское правительство в марте дало мне знать, на этот раз в письменной форме, что оно отказывается предоставить мне для этого технические средства.

Состязание между Вашингтоном и Лондоном в неблагожелательности к нам нашло свое более чем широкое отражение в прессе и радиовещании. За редкими и благородными исключениями, газеты и комментаторы в Америке и даже в самой Великобритании, казалось, не сомневались в том, что французское единение должно произойти вокруг Жиро. Почти во всех газетах и выступлениях по радио в отношении меня выносились самые суровые суждения. Некоторые говорили: "жалкая гордыня" или "несбывшиеся притязания", но большинство заявляло, что я кандидат в диктаторы, что мое окружение, кишащее фашистами и кагулярами, толкает меня на установление во Франции после освобождения личной абсолютной власти; что в противоположность мне генерал Жиро, простой солдат без всяких политических притязаний и намерений, является опорой демократии; что французский народ может довериться Рузвельту и Черчиллю, которые помешают мне поработить французов.

Само собой разумеется, что некоторые французские эмигранты, не присоединившиеся ко мне и по этой самой причине зависевшие от иностранцев, всячески распространяли и старались внушить эти тезисы. В Америке газета "Пур ла виктуар", в Англии ежедневная газета "Франс", телеграфное агентство "Ажанс Франсез Эндепандант", журнал "Ла Франс либр" и большая часть коллектива "Французы говорят французам", вещавшего через Би-Би-Си, открыто встали на сторону Жиро. Зато органы "голлистского" толка, такие как "Вуа де ла Франс" Анри Тореса в Нью-Йрке, "Ла Марсейез" Франсуа Киллиси в Лондоне, передачи Мориса Шумана по английскому радио, крупная радиостанция Сражающейся Франции в Браззавиле, поддерживали нашу позицию.

Надо сказать, что если союзники преподносили нам неприятности, то во Французской Африке непрерывно множились примеры дружественного к нам отношения. Движение "Комбат", объединившее "голлистов", непрестанно пополнялось их сторонниками. Рене Капитан приехал в Лондон сообщить мне об этом. Те части Леклерка, которые вошли у Гадамеса в соприкосновение с войсками Сахары, встречали у них восторженный прием, и многие заявили о своем желании вступить в ряды армии. В Нигерии, в Дагомее, в Того, в Гвинее, на Береге Слоновой Кости, в Верхней Вольте наши эмиссары теперь налаживали контакты. Но народный выбор особенно явно проявлялся в среде моряков. Большая часть экипажей военных и коммерческих судов, которые следовали из Марокко, из Западной Африки, из Алжира через американские и английские порты, воспользовались этим случаем, чтобы явиться на вербовочные пункты Сражающейся Франции. Так, борт "Ришелье", направлявшегося из Дакара в Нью-Йорк для ремонта, покинуло триста моряков, желавших служить в свободном французском флоте. Эскадренный миноносец "Фантаск", транспортное судно "Иоминг", грузовое судно "Лот", следовавшее в Америку, также не досчитались многих матросов. В шотландском порту Гринок экипажи транспортных судов "Эридан", "Вилль д'Оран", "Шамполльон", "Круа", "Меония", "Ямайк" присоединились к генералу де Голлю и потребовали, чтобы на мачтах водрузили Лотарингский крест.