Дмитрий Фурманов - Мятеж

• Название: Мятеж
• Автор: Дмитрий Фурманов
• Жанр: История

---

- Что такое, в чем дело?

- Подошла к ревкому толпа возбужденных женщин - члены "общества вдов".

- Чего бранятся?

- Инвалиды землю у них отымают...

- Как отымают? Какую землю?

Оказалось, что это самое общество вдов где-то за городом имело свои участки земли. Разделало их, распахало. Все честь честью. А тем временем соответствующие органы эти же самые участки подарили инвалидам; те навалились на вдов со всей энергией, которая свойственна была семирекам-инвалидам (к слову сказать, во время мятежа они с восторгом поддерживали мятежников и обрушились с проклятьем на Советскую власть). Поднялась суматоха. Вдовы - в ревком. Инвалиды следом за ними.

Оказалось, и тут вовремя дела сделать не успели и не сумели, дотянули до последнего момента. А когда уж все сроки отошли, громыхнуло распоряженьице: от вдов оторвать часть земли в пользу инвалидов!

Такая каша заварилась - насилу расхлебали!

Это все случаи. Отдельные штрихи. Ясное было дело, что спешно, ни дня не откладывая, надо строить работу по строгому, наперед продуманному плану. Тут-то мы и открыли серию так называемых "зимних совещаний": созывали не раз и не два все областные комиссариаты, заслушивали их доклады о текущей работе, требовали от них разработанных планов на будущее, взвешивали свои силы и возможности, учитывали особенности Семиречья, возможную степень помощи центра, согласовали все эти отдельные планы, - с весны так строили дело, чтобы не сесть на бобы зимой. Потому и совещания свои называли "зимними", - больше думали о зиме. Все эти совещания дали результат: в конце концов прояснился и наметился некий общий план, начинали изживаться случайности, упразднялась система самотека, работа от случая к случаю. И наряду с этой всею работой шла по области переброска воинских частей.

Прежде всего отдирали полки от "родных" мест, где они быстрейше разлагались, - перебрасывали из уезда в уезд; кроме того, было уже известно, что дивизию (всю или нет) придется вообще перебрасывать из пределов Семиречья. По путям движения строили питательные пункты, пункты медицинской помощи: в некоторых полках свирепствовал тиф и грозил охватить всю дивизию, всю область. Да иные уезды уже и теперь вповалку лежали в тифу, - взять хотя бы Лепсинский и Копальский. В этих местах населению, разоренному двухлетней гражданской войной, надо было оказывать срочную помощь. Там работала наша специальная комиссия во главе с Кравчуком. Но, несмотря ни на что, крестьяне часто сгружали на повозки жалкое свое добро и двигались сюда, к Верному, в центр, с отдаленной надеждой получить необходимую помощь. Эти беженцы вместе со своим горем и нуждой везли и тиф. Надо было приостановить этот стихийный бег к центру и, следовательно, еще напряженней и быстрей усилить помощь на местах; одних голых воспрещений тут мало, это ясно было всем. И снова, снова отдирали работников от центра, гнали их в Копало-Лепсинский район. Мобилизовали все, что могли. Верненский поток сократился, притих. Но, сталкиваясь в пути с полками, беженцы насыщали и их своим отчаянием, своими несчастиями, возбуждали, ополчали... На кого? Так на кого же можно было ополчать, как не на Советскую власть! Атмосфера накалялась. И раскалялась с каждым, днем. И не было возможности охладить ее. Красноармейцы сами рвались к родному жилью. Весна тянула к земле.

- Где ты, выход? - звали и спрашивали мы. И отвечали: он только в одном, - еще дружней, сосредоточенней работать; еще строже приучить себя дорожить каждой минутой и так ее использовать, чтобы лучше было нельзя: зорко следить за областью, не спускать с нее взора ни на единый миг! Так много подступило опасностей, так тяжко замкнули нас в кольцо тревоги и опасности, угрозы близкой грозы, и дела, и нужды, и делишки, и нуждишки все, и большое, и малое, так сомкнулось кольцо, что разорвать его можно только величайшими усилиями.

Так дружней за работу!

И работали бодро.

Шесть тысяч человек пленной белой армии сгрудились в Верном. Под боком держать этот горючий материал было опасно. Прижимал к стене жилищный кризис, - негде было размещать. Отдали приказ по области: новым поселенцам воспретили въезд в город без крайних нужд. Жителям Верного, связанным с городом случайно, имеющим хозяйства по селам и станицам, было указано, чтобы собирались восвояси и выезжали в места постоянного жительства. Но и это не помогло.

Среди пленников тоже свирепствовала тифозная эпидемия. Вырастала угроза. Припомнился Актюбинский фронт, где белая армия подарила нам в свое время тысячи тифозных и ускорила ход тифозной драмы приволжских губерний. Положили все силы на то, чтобы захлопнуть двери надвигавшемуся бедствию. Подняли на ноги и военные и гражданские учреждения, на общих заседаниях вырабатывали общие планы борьбы, подсчитывали вновь и вновь свои силы и объединили в спаянную ударную группу весь медицинский персонал. Не хватало народу, не хватало лечебных, медицинских средств, - бились в нужде, как рыба об лед. Когда невероятным напряжением сил удалось ослабить опасность, особым приказом по дивизии и области отметили напряженную работу медицинского персонала. И было за что, работали воистину не покладая рук.

Среди пленных, по казармам, в то же время вели политическую работу. Помнится одно многолюднейшее собрание, где мы выступали с докладом о создавшемся положении, о гражданской войне, ее причинах, о ложном положении трудового казачества, увлеченного на борьбу своим офицерством, выступавшего против крестьян, против киргизского населения. Белые офицеры стояли в стороне, слушали жадно все, что говорилось, и по желтым нервным лицам можно было видеть, что боялись они в те минуты казацкого самосуда.

Стоявшая огромная толпа пленных казаков ревела от бешеных восторгов, бурно выливала свой протест, кляла-проклинала обманщиков - недавних своих вождей, - за то проклинала, что никогда они не говорили настоящую правду, кричала приветственные советские клики, бросала шапки вверх, клялась, что никогда не даст наперед обмануть себя, что готова теперь, когда все стало ясно и понятно, готова теперь с оружием в руках защищать Советскую власть. Выступил старый казак:

- Мы ничего этого не знали, братья-казаки, что нам говорят теперь большевики. Знали вы али нет?

И толпа заклокотала, заухала:

- Нет!.. Ничего не знали! Знали, да не то... Обманывали!.. Все врали!.. А... а... ааа... га...

Настроение грозило разразиться стихийным взрывом.

- И я не знал ничего, старый дурак, - молвил старик, почесывая затылок.

Стоявшие рядом рассмеялись, и за громким их смехом остальные ничего не расслышали.

Загудели. Хотелось им знать, отчего смех.

- Как сказал? Что сказал? - кричали с задних рядов.

- Дурак, говорю, - выкрикнул старик.

- Кто дурак? - еще громче ухнули оттуда.

- Я...

Тут уж расхохотались все. Настроение быстро переменилось. Разрядилась напряженность. В этой атмосфере установившегося доверия к нам, повышенно сочувственного настроения как бы пропадали последние остатки недавней острой вражды.

- Нам што говорили? - продолжал старик, когда улеглись движение и хохот. - Нам говорили, что все станицы наши разорены дотла, что земли наши все поотобраны, а семьи казаков перебиты али разогнаны по черным работам...

- Все говорили! Верно! - откликнулась ему толпа.

- И опять не дело, - продолжал казак, - опять обман, потому наши семьи понаезжали ныне к Верному и сказывают, что живут, как жили. (Узнав, что в Верном масса пленных, казацкие семьи, особенно ближних станиц, действительно спешили тогда к Верному и всячески пытались проникнуть в казармы, передавали записки и т. д. Мы этому особенно не мешали, хотя и установили строгий контроль всем запискам и разговорам.)

- Наши семьи, - говорил старик, - нечего бога гневить, жалостью большой не горят, а только нас к себе ожидают, чтобы работать, значит... Вот што!

При вести о работе толпа заволновалась, зарокотала оживленно, прорвалась давняя приглушенная тоска по земле, по семье, по труду...

- И теперь нам говорят, что отпущать будут по станицам... Да... Отпущать... Чтобы работали мы, а не воевали... Так где же разбой, про который нам говорили? Разве так разбойники поступают, чтобы отпущать нас по станицам?

Снова взрыв восторгов, оглушающие крики, буйно разорвавшееся радостное волнение.

Было у нас постановлено действительно, чтобы пленных свыше тридцати лет распустить по домам. Когда им об этом сообщили - можно представить, как встретили казаки эту давно жданную весть!

За стариком говорили мы:

- Товарищи казаки! Уж будем теперь звать вас своими т о в а р и щ а м и, потому что - какие же вы нам враги? Будем товарищами по работе, по общей тяжелой работе, на которую зовет нас Советское государство. Довольно войны, довольно вражды. Вы поняли теперь, куда и к кому попали. У вас нет больше к нам недоверия, что было до сих пор. Этот старик казак вам рассказал свои мысли, - нам лучше того не сказать. Тридцатилетних и выше мы отпустим по станицам...