Вадим Фролов - В двух шагах от войны

• Название: В двух шагах от войны
• Автор: Вадим Фролов
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

- Не забудем, Афанасий Григорьевич, - сказала Людмила Сергеевна за всех за нас.

- А теперь, - сказал Громов, - теперь нам жить дальше надо, работать надо. И, - он хмуровато улыбнулся, - и не пищать! Да! Еще вот с жуликами вашими решим, значит, так...

- Чего там решать-то?! - мрачно сказал Колька Карбас. - Стрелять их надо!

- Ишь ты, быстрый какой, - рассердился Громов, - так уже сразу и стрелять! Глупые они еще, молодые...

- А мы не молодые? - спросил Толик.

И тут все закричали наперебой:

- В тюрьму их!

- Чего с ними нянчиться?!

- Опозорили всех!

- А ну, тихо! - крикнул Громов. - Два человека всех, кто работал честно, опозорить не могут. Этих двоих мы с комиссаром тож не доглядели. И наша вина тут есть. Решаем так: Петра Иванова отправляем на Большую землю - пусть с ним там разбираются, за ним еще старые грехи тянутся. А Морошкина... Морошкина оставляем здесь. Вы его воспитывайте, чтоб человеком стал.

Ребята снова взорвались:

- Не хотим!

- Не нужен он нам!

Людмила Сергеевна подняла руку и, когда шум стих, сказала холодно:

- Значит, расписываемся в собственном бессилии? Ну что ж, Афанасий Григорьевич, забирайте и Морошкина. Все равно ему здесь житья не будет. Злые они.

Мы все хмуро молчали. Потом Славка сказал:

- Да ладно, пусть остается. Только тогда и Шкерта оставлять надо. Витька-то подлее его.

Громов и Людмила Сергеевна переглянулись.

- Ладно, - сказал Громов, - ежели все согласные, значит, так и будет. Однако теперь вы за них в ответе. Так как - голосовать, что ли, станем?

- Не надо голосовать, - сказал Антон. - Пусть остаются.

И как странно: у меня, да, наверно, и не только у меня почему-то стало легче на душе. Не так-то просто решать судьбу человека, даже если человек этот оказался плохим и даже если идет война. И еще странно, что никто ничего не сказал о Ваське Баландине, а он стоял на отшибе, и отставленная в сторону нога его вздрагивала, а глаза были опущены к земле.

- Хорошо, - сказала Людмила Сергеевна. - Толя, приведи... арестантов.

И вот Шкерт и Морошка стоят перед нами. Шкерт, как всегда, руки в брюки и нахально посматривает на нас. А Витька отвернул морду в сторону и весь как-то скособочился.

Громов объявил им наше решение. И тут произошло неожиданное. Шкерт сплюнул и сказал громко:

- Ни фига я тут не останусь. Везите в Архангельск и сдавайте в милицию. Иначе все равно убегу. Вот у меня где ваша кайра сидит. - И он провел ребром ладони по горлу. - И милости мне ваши не нужны...

И опять странно: никто на этот раз ничего не сказал, все молчали. Только Витька Морошкин сморщился и, размазывая по лицу слезы, тихо попросил:

- Я тоже тут не останусь... в этой бригаде. Переведите меня куда-нибудь.

И снова все промолчали.

- Ладно, - спокойно сказал Громов. - Возражений нет?

- В-возражений не б-будет, - сказал Боря-маленький. - Раз т-так, п-пусть убираются.

- Вопрос решен, - сказал Афанасий Григорьевич. - Морошкина я переправлю на Пуховый к Семенычу, а Иванов, как арестованный, поедет в Архангельск. Сегодня "Литке" уходит. Теперь последнее: мне приказано от каждой бригады по три человека желающих отобрать в Школу Юнг на Соловецкие острова. Кого рекомендуете?

"Наверно, не надо было Громову спрашивать нас, наверно, лучше было бы решить это им с комиссаром", - подумал я, так как, услышав эти слова, решил, что сейчас произойдет неразбериха, шум и гам, вылезут наружу обиды и разногласия.

Но ничего не началось. Молчали и искоса посматривали друг на друга.

Громов и комиссар выжидали. Потом встал с камня Арся.

- Антон пусть едет, Корабельников, - сказал он, и Антон удивленно и благодарно взглянул на него.

- И Гиков Арсентий! - выскочил вперед Колька.

Не знаю, что со мной произошло, но я вдруг подошел к стоящему в стороне Баланде и вытолкнул его вперед.

- Баландин! - крикнул я. - Баландин пусть едет!

- Баландин! Гиков! Корабельников! - поддержали ребята.

Васька стоял перед Громовым и Людмилой Сергеевной, растерянно опустив руки, и ковырял носком сапога землю. Уши и щеки у него покраснели.

Арся тоже вышел вперед, но вдруг словно споткнулся. Он посмотрел на Славку. И мы все тоже посмотрели на него. Славка стоял, опустив голову, и лицо у него было грустным.

- Нет, - сказал Арся решительно, - пусть Славка-одессит едет. Он и до Архангельска ради этого добирался. А я еще здесь попромышляю...

- Это ты по-товарищески решил, Арсентий, - сказал Афанасий Григорьевич, - пускай так и будет. Нет возражений?

Мы не возражали.

- Ну, Арся! - крикнул Славка. - Ну, друг! Всю жизнь помнить буду... И он сжал Арсю за плечи.

- Марш за вещичками! Да побыстрей, - скомандовал Громов.

Антон, Славка и Василий побежали собираться, а меня отозвала Людмила Сергеевна.

- Дима, - сказала она, внимательно заглядывая мне прямо в глаза, может, и ты поедешь в Архангельск? Мама там одна, ей трудно, наверно.

- Нет, - сказал я, стискивая зубы, - я останусь.

- Хорошо. Я понимаю тебя. Только напиши маме несколько слов - с ребятами передашь.

Я пошел в палатку писать маме. Громов поторапливал - надо было успеть в Кармакулы до отхода "Литке".

- Ну, прощевайте, братцы, и лихом не поминайте, - сказал Славка и шутливо поклонился всем в пояс, коснувшись рукой земли. С Арсей он попрощался отдельно. - Может, свидимся еще когда...

Антон на прощание крепко стиснул мне руку и сказал задумчиво:

- Другой ты стал, Димка, совсем другой.

- Лучше или хуже? - спросил я.

Он засмеялся, слегка толкнул меня в грудь и, забросив за спину вещевой мешок, пошел вместе со Славкой по тропинке вниз, на берег. За ними, махнув нам рукой, двинулся и Василий, но вдруг остановился, подумал и быстро вернулся. Он подошел ко мне, достал из кармана большой складной матросский нож и сунул его мне в руку.

- Зачем? - удивился я.

- Бери, раз дают, - сипло сказал Баланда и побежал догонять Антона и Славку.

Вскоре все они трое махали нам шапками с борта "Альбатроса", а мы отвечали им со своей скалы.

И вот уже "Альбатрос" скрылся за мысом...

На следующий день мы снова вышли на работу. И больше я ни о чем не буду рассказывать - работали, и все. Промысел продолжался. И оба Прилучных все время были с нами. Даже ночевали в нашей палатке. Мы понимали их. Я сам не мог бывать в их осиротевшем доме - так было горько. Нет, уже одного этого нельзя было простить фашистам. Ничего и никого нельзя им простить, и забыть тоже нельзя.

К концу августа погода стала совсем дрянной и менялась на дню по десять раз, не меньше. И часто мы изнывали от безделья - то обложной дождь, то ветер такой, что носа из палатки не высунешь, то град, то снег. Мы валялись в палатке, играли в шахматы, в шашки, в домино. Иногда просили Людмилу Сергеевну рассказать что-нибудь интересное и слушали ее затаив дыхание. Иногда ребята просили меня почитать стихи, и я читал все, что помнил. А пели мы редко. И почти всегда одно и то же: "Дан приказ ему на запад", "Там, вдали за рекой" и еще почему-то "Позабыт-позаброшен" - песню беспризорников из кинокартины "Путевка в жизнь". Людмила Сергеевна сердилась, когда мы затягивали эту песню, но мы все-таки пели ее. "Синий платочек" мы не пели. Никогда.

К началу сентября птицы начали улетать. Птенцы уже, как говорят охотники, встали на крыло. Промысел кончался, готовились к отъезду и мы. И скоро за нами пришел "Альбатрос". Он забрал остатки нашей добычи и в два рейса перевез нас в Малые Кармакулы. Вторым рейсом с нами уехали и Прилучные.

- Не могу я здесь оставаться, - сказал Иван Иванович, - попрошусь в Белушью. А Ваня с вами пойдет, в Архангельск. Пора ему.

В Кармакулах нас опять встретил наш друг Тыко Вылко. Он заботливо разместил нас и приехавших из Белушей губы и с Пухового острова ребят в домах поселка и до самого нашего отъезда часто приходил справиться, не надо ли нам чего-нибудь.

В середине сентября в Кармакулы пришел военный тральщик, а с ним сторожевик и знакомый уже вооруженный ледорез "Литке". Провожать нас вышло все население и все собаки. Оба Прилучных тоже были на берегу. Людмила Сергеевна подошла к Ивану Ивановичу. Он три раза крест-накрест обнял ее и поцеловал. С нами он попрощался по-мужски - каждому крепко пожал руку. А Ивана прижал к груди...

Рядом с Ваней стоял Серый. Насторожив уши, он беспокойно вертел головой во все стороны, оглядывая всех нас. Он все понимал. Я опустился на колени, обхватил руками его могучую пушистую шею и прижался к ней головой...

Когда я встал, первая партия уже сидела в шлюпке и Афанасий Григорьевич передавал ребятам Шняку.

- Прощайте, Кармакулы. Здравствуй, Архангельск!

...А на нашей земле еще гремела война.

Архангельск - Соловецкие острова - Ленинград

1975 - 1978

С Л О В А Р Ь

поморских и специальных слов и выражений

С. 18. * У г о р - возвышенный, гористый берег.

С. 21. * Б е л у х а - крупный арктический белый дельфин, издающий резкие громкие звуки, почти рев.