Иби Каслик - Худышка

• Название: Худышка
• Автор: Иби Каслик
• Издательство: Центрполиграф
• Жанр: Современная проза
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-9524-3329-8

Ей двадцать два года, она студентка мединститута и убежденная анорексичка*. Родители-венгры назвали ее Жизель, вложив в это имя весь свой нонконформизм. Изнуренная занятиями, узнавшая страшную правду об отце, Жизель теряет последние тонкие нити, связывающие ее с реальным миром. Скудная почва чужой земли не дает необходимой пищи измученному сердцу. Сестра, четырнадцатилетняя Холли, и возлюбленный Сол делают все, чтобы удержать ее здесь, такую хрупкую… почти уже ставшую духом плоть.

* Анорексия – полный или частичный отказ от приёма пищи.

---

– Ты моя дочь, Жизель. Ты можешь слушать, что я тебе рассказываю, но не можешь судить.

Я киваю:

– Ладно.

– Тут в комнату вбежал Миша, – продолжает она. – Он попытался сгладить ситуацию. Он сказал, что, кажется, Томас слишком много выпил. И обнял меня перед всеми. Из-за меня в присутствии его коллег случился скандал, пусть даже небольшой, но он был так добр. – Она поворачивается ко мне, как будто видит что-то у меня в лице и хочет описать это, должна об этом говорить. – Твой отец не был плохим человеком, Жизель.

Я вынимаю из ее руки повисший стакан и встречаюсь с ней глазами.

– Я знаю, мам, и что же случилось потом?

– Твоего отца выгнали на улицу, как в мультфильмах, пинками.

– Господи!

– Да. Но в букете я нашла письмо с адресом. Он устроился работать в санаторий и пришел к Мише, чтобы сказать о своем отъезде.

– Но потом он отвлекся? Из-за тебя? Мама краснеет и закрывает лицо руками.

– Кое-чего я тебе не рассказывала. Я знала Томаса еще до того, как познакомилась с Мишей. Мы вместе ходили в школу, только он уже ее заканчивал, когда я перешла в старшие классы. Он знал, что я поступила в медицинское училище, он был знаком с моим отцом, матерью…

– Ничего себе. Что же, выходит, ты знала папу до того, как познакомилась с Мишей?

Она игнорирует вопрос и опускает голову мне на макушку, и мы переходим в предвечерний час.

– Твоего отца больше никогда к ним не приглашали. Томас был личным врачом Миши, но Миша умер вскоре после того скандала, видимо, так они и попрощались. Вот почему я поехала за твоим отцом в санаторий, чтобы уйти от всех и от всего. – Она говорит так, словно все это совершенно ясно, словно все это абсолютно логично.

Мама отворачивается, поднимает голову и нюхает воздух, и я не могу видеть ее глаз: рассказ окончен. Она раскачивает кресло, отталкиваясь пятками. Я думаю о том, как она снова и снова повторяет его имя, сжимая краешки губ и отводя глаза. Миша. Быстро. Так быстро, что я почти могу притвориться, будто не слышала восторга, застрявшего у нее в горле, как рыдание.

Туберкулезная инфекция переносится воздушно-капельным путем: туберкулез может передаваться через кашель, чихание и пение. Инкубационный период длится без каких-либо симптомов очень много лет.

Сол подъезжает к нашему дому в побитом старом «шевроле» в ту минуту, когда мама выезжает со двора, чтобы забрать Холли из больницы. Сол подходит к ее машине и представляется в окно. Мама улыбается ему, и потом я вижу, как всю дорогу вниз по улице она подмигивает мне и показывает большой палец. У меня такое чувство, будто я знаю, что она скажет потом: «Гизелла, ты не рассказывала мне, что он такой квелый. Ведь он квелый!» – «Ты хочешь сказать, клевый… Да, он симпатичный».

Я вытаскиваю ноги из кроссовок Холли и провожу ими по траве, а Сол плюхается рядом со мной и целует в щеку.

– Оказалось, это совсем не больно.

– По-моему, мама считает тебя симпатичным.

– Ну, не могу ее за это упрекать. – Сол выдергивает пивную бутылку из моей руки и делает глоток, потом пытается понюхать мою подмышку.

– Эй!

– От тебя приятно пахнет, порошком, травой и потом. А еще кроссовками, пивом и лимоном.

Он опять как бы невзначай целует меня – долго. Когда он так делает, у меня кружится голова. Я весь день ничего не ела, кроме старой, тяжелой, как свинец, оладьи из кабачка, которую Холли принесла домой с урока по домоводству, а кусок хлеба, который мама поджарили для меня с молоком и яйцом, оставила в духовке, чтобы он подсох.

– Что у тебя на уме, Джи? Ты летаешь в каких-то облаках.

Я смотрю в глаза Сола, темные и тоскливые, я замечаю, что, когда на них падает свет, они совсем не черные, но почти карие, теплые, доверчивые. Вдруг меня охватывает ужас. Меня подавляет мысль о том, что мне нужно как-то провести оставшуюся часть дня, но говоря уж об оставшейся жизни.

– Не знаю, по-моему, мне надо еще выпить. Кажется, тебе тоже.

Сол вскакивает на ноги.

– Я принесу, но только тебе. Мне скоро нужно будет идти на полицейскую пресс-конференцию.

Когда он возвращается с двумя бутылками пива, мм чокаемся, я беру его за руку, а он опять меня целует, наполняя мое хрупкое смущение своими солнечными губами, но тут у соседей собака заливается свирепым лаем.

– Сол…

– А?

– Кажется, у моей матери был роман, – говорю я, глядя прямо перед собой в тупик серого потрескавшегося бетона пашей тихой улочки, желая собаке заткнуться.

– Роман? С кем? – Сол становится на одно колено и наклоняет голову, он слушает, всегда слушает.

– С моим отцом.

Глава 14

Я стою у окна в больничной палате, жду, когда наша машина въедет на парковку. Прекрасный день. Я представляю, как Джен и все остальные гоняют футбольный мяч, и думаю, заметил ли вообще Марко, что меня нет. Сегодня не так больно, и я не чувствую вчерашней слабости. Я надеваю форму – другой одежды не нашлось, – у меня на воротнике и впереди на футболке до сих пор пятна крови. Не могу найти свои носки, поэтому надеваю пару бумажных больничных носков, а на них уже свои кроссовки. В конце концов, я вижу маму, но тут входит медсестра с креслом-каталкой и моей медицинской картой.

– Это обязательно?

Она кивает и улыбается, потом ставит мне на колени мой рюкзак с учебниками, кроссовками и влажной одеждой. Она выкатывает меня к входу, где ждет мама. Мама румянее обычного. Волосы у нее в беспорядке, и, когда она меня целует, от нее пахнет зерном, как от папы, когда он поздно возвращался домой после вечеринок на работе.

– Ты как? – спрашиваю я се. – Ты какая-то странная.

– Нет, все нормально.

Я подхожу к машине медленно, потому что мне больно идти слишком быстро и дышать слишком глубоко. Мама держит меня за руку и смотрит в землю.

Она заводит машину и разворачивается как-то слишком широко.

– У меня будут неприятности? Мама искоса глядит на меня.

– С какой стати?

– Из-за всего этого, из-за больницы, драки. Мама смотрит на дорогу, поддает газу и останавливает на красном светофоре.

– Нет, Холли, никаких неприятностей у тебя не будет.

– Потому что ты можешь спросить хоть мистера Сэлери, хоть Джен… Эти девицы первые на нас напали.

Мама кивает и бросает взгляд на свои покрасневшие и загрубевшие руки.

– Я знаю, милая, я тебе верю.

– Правда?

– Ну да.

Мы останавливаемся у кондитерской, мама берет кофе и глазированную булку с орехами, а я заказываю чизкейк и кока-колу. Мама пристально смотрит, как я ее глотаю.

– Как ты себя чувствуешь? Тебе больно?

Я киваю и продолжаю жевать.

– У тебя вкуснее, твой чизкейк. Моя булка как будто из картона.

У мамы такой нервный и растрепанный вид, как будто ее надо утешить, поэтому я протягиваю руку с раскрытой ладонью, и она берет ее.

– Холли, пообещай мне одну вещь.

Я бросаю вилку.

– Я же сказала тебе! Мы напортачили, проиграли, они уже нас разбили, зачем бы нам…

– Я не о том. Мне нужно, чтобы ты получила законченное образование. Я знаю, что тебе не нравится учиться, но ты обязательно должна постараться.

Я беру вилку.

– В старших классах есть хоккейная команда.

Мама смеется.

– Никакого хоккея. Хватит с тебя двух видов спорта, больше не надо.

– А что, в хоккей играть мне нельзя?

Но мама не слышит моего вопроса. Она смотрит в кофейную гущу эспрессо и потом, не глядя на меня, говорит:

– У нас же семья. Правда?

Я ничего не отвечай, налепливая крошки чизкейка на вилку. Потом в кондитерскую заходит компания студентов университета. Там девушки – ровесницы Жизель. На них классная одежда, черная с бежевым, их свежий, цитрусовый запах тут же наполняет кондитерскую. У всех них длинные шелковистые волосы, все лица круглые и розовые. Все в них кажется мягким на ощупь. Они открывают учебники, а парни, которые пришли с ними, идут к прилавку. Я не могу отвести глаз от девушек. Кажется, что у всех них большие глаза, которые они постоянно закатывают, говоря друг с другом. У них такой сконструированный, такой слаженный вид; их внешность и одежда кажется настолько чуждой угловатости Жизель с ее дырявыми джинсами и носками. Я думаю о размашистых жестах ее костлявых рук, о том, что она похожа на парня.

Я думаю о том, как иногда, по ночам, вспоминаю глупую шутку, которую услышала в школе и забыла рассказать маме и Жизель, потом я начинаю думать обо всех тех местах, куда нам надо съездить, о том, сколько нам осталось жить в нашем доме, о том, как утекает время. Я хочу сказать маме об этих ночных мыслях, плавающих у меня в голове, о шутках, планах, тревогах, но почему-то не могу собрать их вместе. И не могу сказать ей о том, что ко мне приходит его призрак. Хотя он не боится окончаний и наблюдает за нами с темного края неба.