Nik Держ - Кулаком и добрым словом

• Название: Кулаком и добрым словом
• Автор: Nik Держ
• Жанр: Фэнтези

В заснеженных дулебских лесах старый волхв Силиверст случайно встречает богиню Марену. Злобная старуха навязывает ему своего внука Морозко — сына бога Хлада и простой смертной женщины. Марене было видение: если её внук будет воспитан смертными, он избежит неминуемой участи древних богов — забвения. О своём происхождении Морозко не знает и считает себя простым человеком… В общем, псевдоисторическая фэнтезюшка времен князя Красно Солнышко.

---

— И это тоже, — согласился Никита. — Но ты подумай: тебе теперь никакой Рог искать не надо!

— Нет надо! — возразил Морозко. — Рог — это символ счастья и богатства не для одного человека, а для всего народа. А золото? Ну, дам я каждому страждущему по монетке, а дальше что?

— Ну а с рогом этим? Так и будешь всю жизнь подавать всяким? Так они и работать разучатся!

— Да не знаю я, как сделать! Не думал еще, — признался Морозко. — Главное добыть, а потом, может, и придумаю что.

— Ну-ну, — с сомнением покачал головой Кожемяка.

Морозко уселся на прогретый солнечными лучами камень.

— Посидим на дорожку, — предложил он.

Никита бухнулся рядом.

— Морозко, — позвал Никита, — давай тебе в мешок золото положим, а то мне его приспособить некуда.

— Да уж, набрал от души, — усмехнулся Морозко, наблюдая, как Кожемяка напяливает на себя доспехи, надевает перевязь с мечом, нахлобучивает шлем, приспосабливает за спиной щит. — Ты, никак, на войну собрался?

— Сейчас везде война, — буркнул Кожемяка, — сосед с соседом воюет только из-за того, что у одного собака ночью лает громко. А нам еще, сколько племен пройти предстоит, пока до Киева дотопаем! Да и разбойников по лесам хватает. Одна только банда Залешанина чего стоит! Так что своя ноша не тянет, а в ближайшей веси коней купим!

— Ты готов? — спросил Морозко, оглядев попутчика с ног до головы.

— В путь, — просипел Никита, уже успевший вспотеть в своей боевой амуниции.

Глава 6

Пробуждение было мучительным: он долго пребывал в плену сладкого небытия. Но какое-то знакомое ощущение сумело вырвать его из тысячелетнего оцепенения. Сладковатый запах горячей крови будоражил его дремлющее сознание, не давая ему вновь потухнуть. Но он не мог вспомнить кто он. Капли живительной влаги, поглощённые его высохшим телом, породили лишь давно забытые образы. Сквозь кровавую пелену, что уже вечность окутывала его со всех сторон, вдруг проступила ясная картинка: деревянный истукан со свирепым выражением лица, неуловимо похожий… На кого? Проклятье! Кто же он? Ответа нет, только образы: черный от запёкшейся крови камень у подножия деревянного кумира, на который бородатые жрецы бросают связанное тело. Резкий запах крови. Вязкие ручьи стекают с толстых ухмыляющихся губ самодовольного идола. Ощущение неограниченной силы, прибывающей с каждой кровавой жертвой, посвященной ему. Ибо он бог! Бог!!! Его имя — Мор! Только при одном упоминании этого имени божки помельче разбегаются по кустам! Иные, посильнее, стараются не связываться. А с самыми могучими есть негласный договор. Но если кто-либо из них зазевается — то будет низвергнут! Но, что случилось с ним? Почему он, величайший из богов, так слаб, что не может пошевелить даже пальцем? Неужели и его кто-то скинул с сияющей вершины величия? Лишил могущества, заточив вне времени и пространства?

— Нет!!! — закричал он в ужасе.

Гулкое эхо больно ударило в отвыкшие от звука уши: нет, нет, нет.

— Я слышу! — проскрипел Мор непослушным языком. — Я говорю! Я жив!

Превозмогая боль, Мор открыл глаза. Вместо кровавого тумана, что окружал его раньше, теперь со всех сторон его обступал мрак. Неужели он слеп? Он попробовал пошевелить пальцами рук. Пусть и с большим трудом, но это ему удалось. При движении суставы скрипели словно деревянные. Попытка встать на ноги вызвала новый приступ боли. Потерявшие эластичность сухожилия и мышцы трещали от нагрузки, но ему все-таки удалось подняться и шагнуть в неизвестность. Опоры под ногами не оказалось. Со всего размаху Мор ударился о какой-то твердый предмет и вновь погрузился в мягкое, успокаивающее небытие.

* * *

Ближе к вечеру друзья наткнулись на заброшенное жилье. Большая весь, около двадцати добротных некогда домов, вся заросла бурьяном. Частокол, окружавший поселение, покосился, местами вообще лежал на земле. Одна створка ворот висела на чудом уцелевшей петле, вторая, изрядно подгнившая, валялась рядом.

— Похоже, люди тут давно не живут, — сказал Морозко, оглядываясь по сторонам.

— Угу, — согласился Кожемяка.

Он скинул с плеч набитый золотом мешок. Затем, оглашая округу звоном булата, которого он в избытке навешал на себя, кулём рухнул на землю. Со двора, показавшегося Морозке единственным ухоженным в деревеньке, послышался собачий лай. Оставив распластавшего на земле друга лежать, паренек решил проверить: авось есть здесь кто живой. Вдруг из зарослей в изобилии произраставшей вокруг лебеды выскочил огромный пёс. Оттолкнувшись от земли мощными лапами, пёс прыгнул на грудь пришельцу. Всё произошло очень быстро: утомлённый долгой дорогой Морозко не успел среагировать, и был сбит с ног мощным зверем. Пес вместо того, чтобы впиться в горло огромными желтыми клыками, неожиданно лизнул парня влажным языком. Затем, радостно виляя хвостом, пёс принялся скакать вокруг Морозки, то и дело тыкаясь ему в лицо холодным мокрым носом.

— Фу, Подлиза! — прикрикнул кто-то на животное.

Пёс нехотя отбежал в сторонку. Морозко, подняв глаза, увидел стоящего перед ним человека, который протягивал ему руку. Паренек, ухватившись за руку, поднялся. Никита, до этого лежавший на земле похороненный под грудой железной амуниции, уже стоял рядом, буравя незнакомца подозрительным взглядом. Неизвестный оказался невысоким хмурым мужиком с нечесаной бородой и гривой спутанных грязных волос. Из-под кустистых бровей на путников смотрели грустные глаза.

— Исполать тебе, добрый человек! — первым нарушил затянувшееся молчание Морозко.

— И вам того же! — ответил незнакомец. — Давненько я людёв не встречал!

— Ты что же, один здесь живёшь? — спросил Морозко.

— Уж почитай пять годков один как перст! — горестно вздохнув, сказал мужик.

— А где же остальные? — полюбопытствовал Морозко. — Что с ними случилось?

— Откуда ни возьмись, пришла к нам какая-то немочь. Всех покосила: семью мою и сородичей. Никого не осталось. Коровы, лошади, собаки — и те передохли. Остались только я, да Подлиза, — мужик кивнул в сторону пса. — Так один и живу.

— Теперь понятно, почему ты хмурый такой! — сказал Кожемяка. А чего к людям не идешь?

— Так не хмурый я, — пробурчал мужик, — а угрюмый! Меня так и зовут — Угрюм. Я с детства такой. Потому меня, наверно, и немочь не взяла, на кой я ей такой угрюмый. А к людям не иду — так не куда. Все ближайшие селения эта немочь унесла. А к чужакам не пойду, да и привык я один. Пойдемте в избу, а то стоим на дороге словно нелюди! Устали, небось, а у меня отдохнёте, расскажете, откуда и куда путь держите. Я вам баньку истоплю. Откушаете. В общем, чем богаты, тем и рады…

…сытно рыгнув, Кожемяка отвалился от стола. Разносолов гостеприимный хозяин не предлагал: угощал только зеленью и мясом, но мяса было много.

— Эх, — вздохнул Угрюм, — хлебушка бы еще! Я так по хлебушку соскучился! Болезь к нам ранней весной пришла. Отсеяться не успели. А семенное зерно во время болезни поели. Так с тех пор охотой и живу. Ну, огородик небольшой есть, зелень там, лучок, капустка. А хлебушек иногда по ночам сниться. И запах его как наяву. Бывало, проснусь с утра, а у меня мать с утра постоянно хлеб пекла, и кажется мне, что хлебом свежим пахнет.

Морозко резко встал, чуть не опрокинув животом стол, подошел к порогу, где грудой лежали дорожные вещи. Достал свой мешок и начал в нем копаться.

— Держи, — сказал он, возвращаясь к столу и протягивая Угрюму узелок.

Хозяин трясущимися руками развернул тряпицу.

— Хлеб! — с изумлением произнёс он.

Угрюм поднес горбушку к лицу и жадно втянул в себя запах хлеба.

— Чуть-чуть зачерствел, но ты его над паром подержи, отойдет, — посоветовал Морозко.

— Спасибо вам, люди добрые! — произнёс Угрюм, бережно заворачивая горбушку обратно в тряпицу. — Уважили старика!

— Ты, Угрюм, шёл бы к людям, а то сгинешь здесь в одиночестве, некому и похоронить тебя по-людски будет! — сказал Никита.

— Может и ваша правда, ребятки, — неожиданно согласился Угрюм, — но, привык я здесь. Тута всё моё, родное. А как еще на новом месте сложится? Боюся я!

— А ты не боись! — постарался приободрить Угрюма Никита. — Руки у тебя откуда надо растут, и голова варит, даром, что хмурый такой.

— Я угрюмый, — поправил мужик.

— А я чо говорю? Так что, собирайся, Угрюм, с утреца с нами пойдёшь. Я тебя к делу пристрою!

— Спасибо, хлопцы, но не могу я, — заупрямился мужик, — мне подумать надобно.

— До утра-то надумаешь? — спросил Кожемяка.

— Не-а, не могу я так быстро, — отнекивался Угрюм, — а дом, хозяйство…

— Какое к Чернобогу хозяйство? — перебил его Никита. — Ты да Подлиза — вот и всё твоё хозяйство! Неволить не буду: коли не хочешь сразу идти, даём тебе время до зимы. К зиме мы сюды вернемся. Неподалёку отсюда вещички кое-какие забрать, и тебя прихватим, если надумаешь. Да и помощь нам не помешает, — он подмигнул Морозке. — Так шо к зиме будь готов!