Герман Матвеев - Семнадцатилетние

• Название: Семнадцатилетние
• Автор: Герман Матвеев
• Издательство: Ставропольское книжное издательство
• Жанр: Детская проза
• Год: 1962

Повесть Г. И. Матвеева «Семнадцатилетние» посвящена жизни советской школы, вопросам коммунистического воспитания.

Герои повести — десятиклассницы. По-разному сложилась у них жизнь в семьях; у каждой по-своему проявляется характер в отношениях с педагогами, с коллективом одноклассниц.

В повести поставлен ряд вопросов, волнующих не только учащуюся молодежь, но и педагогов и родителей. В ней широко пропагандируются идеи Ушинского и Макаренко.

---

После ухода Михаила Сергеевича мать зашла в комнату Ани, зажгла свет и, остановившись возле кровати, мягко спросила:

— Аня, что с тобой? Почему ты не доиграла?

— Мама, ты хочешь выйти замуж? — резко и прямо спросила Аня, приподнимаясь на кровати. Глаза ее горели ненавистью, голос звучал твердо.

— Что такое? — смущенно спросила Ольга Николаевна. О причине внезапного ухода дочери из комнаты она, конечно, догадалась и ждала вопросов, но не предполагала, что девочка заговорит в таком тоне. — Ну, предположим, — уклончиво ответила она. — А ты считаешь, что я стара?

— Имей в виду… этому не бывать!

— Почему?

— Потому что это оскорбление папиной памяти! Я… я этого не переживу!

— А ты думаешь, что говоришь?

— Или он, или я! Запомни это!

— Подожди, Аня. Ты уже не маленькая, и мы можем говорить как… как две взрослые женщины, — мягко сказала Ольга Николаевна, усаживаясь на кровати. — Я рада, что ты сама начала этот разговор. Сегодня мы как раз говорили с Михаилом Сергеевичем…

— Я ничего не хочу слушать!.. — перебила ее Аня. — И все тебе сказала. Или он, или я!

— Ну что ты глупости говоришь! Анюта, ты же взрослая! Удивляюсь… На будущий год студентка…

— Мама, я говорю не глупости… пойми… — дрогнувшим голосом и как можно убедительней сказала Аня. Казалось, что она сейчас разрыдается.

— Ну, хорошо. Поговорим в другой раз. Сегодня с тобой говорить очень трудно.

— Помни, я тебя предупредила! — зловеще сказала Лия и, повернувшись к стене, закрылась с головой одеялом…

Незадолго до окончания урока Василий Васильевич подошел к столу Алексеевой и участливо сказал:

— Алексеева, вы, кажется, нездоровы. Идите к врачу.

— Нет. Я здорова, Василий Васильевич.

— Вы бледная, и глаза у вас сегодня не такие, как всегда… Идите, идите…

Пришлось подчиниться. Она взяла учебник, вышла из кабинета и направилась в свой класс. Куда же ей было идти? Домой? Нет! При одной мысли о том, что она увидит мать или Михаила Сергеевича, у нее сжималось сердце и начиналась мелкая противная дрожь.

На окнах класса вплотную друг к другу стояли горшки с цветами. В углу, возле доски, на табуретке широко раскинул свои крупные темные листья большой фикус. Над окном повешены два горшочка с растениями, у которых смешное название — «Бабьи сплетни». На стенах, кроме Ушинского, недавно повешены портреты Макаренко, Гоголя, Шолохова и Пушкина. Шкаф отодвинут в угол, и от этого комната кажется больше. «Обещание» и последняя сводка «Будем красиво учиться!» напомнили Ане о тройке, но она осталась равнодушной. Теперь ей было все безразлично. Она твердо решила и ни за что не уступит матери.

— Или он, или я! — снова повторила Аня.

Она не спала сегодня всю ночь, утром ушла голодная, оставив Ольге Николаевне записку: «После уроков пойду заниматься к Наде. Возможно, останусь у нее ночевать. Анна».

Урок немецкого языка прошел благополучно. Марина Леопольдовна раза два подозрительно покосилась на Алексееву и только в конце урока подошла к ее парте и молча приложила свою ладонь ко лбу девушки. Лоб был холодный.

Последний урок — черчение. Марфа Игнатьевна вызвала Нину Косинскую к доске, дала задачу и начала ходить между партами. Иногда она останавливалась, заглядывала через плечо ученицы и, убедившись, что та чертит правильно, шла дальше.

Аня чертила вместе со всеми. И странное дело. Как только она построила первый квадрат и принялась соединять точки, ясность мысли исчезла, линии начали расплываться, сливаться с тетрадью и партой, словно перед глазами у нее поднялся туман. Голова стала невыносимо тяжелой, в ушах шумело. «Что такое? Может быть, я действительно заболела?» — подумала Аня. Скоро она поняла, что это давала себя чувствовать бессонная ночь. Стоит ей сейчас откинуться назад, прислониться к стенке и закрыть глаза, как она немедленно погрузится в сладкую темноту. С каждой минутой бороться со сном становилось трудней. Надо что-то делать. Не может же она уснуть на уроке.

— Марфа Игнатьевна, разрешите выйти? — Идите.

Аня ушла в уборную и здесь вымыла лицо холодной водой. Сон отошел, голова прояснилась, но возвращаться в класс она не могла. Аня знала, что если она попадет в классную тишину, нарушаемую только ритмичным постукиванием мела о доску да равномерными шагами Марфы Игнатьевны, то сон сейчас же вернется и опять начнется мучительная борьба.

Она медленно спустилась вниз, в раздевалку. Здесь на скамейке сидела Фенечка и рассказывала что-то другой нянечке. При ее появлении они замолчали.

— Ты что, Алексеева? — спросила Фенечка.

— Я платок забыла, — ответила Аня и прошла к вешалкам. Найдя свое пальто, она пошарила по карманам и вышла обратно.

Актовый зал был открыт. Чтобы не попасть кому-нибудь на глаза, Аня пробралась к сцене и устроилась на батарее отопления, возле окна. Уткнувшись лбом а холодное стекло, она долго смотрела на мелькавшие перед глазами капли и ни о чем не думала. Это было странное состояние. Постепенно Аня перестала ощущать свое тело, словно вся растворилась.

Звонок вывел ее из оцепенения, и она отправилась в класс. На лестнице Аню встретила Надя.

— Разве ты здесь? — удивилась подруга. — А мы думали, что ты ушла! Вот твой портфель. Я все собрала.

Когда они вышли на улицу, Надя взяла ее под руку.

— Анечка, пойдем ко мне…

— Пойдем.

В судьбе подруг было много общего, и именно поэтому они так хорошо дружили, несмотря на различие характеров. Они часто бывали друг у друга и оставались ночевать. Ольга Николаевна не вмешивалась в дела дочери и не придавала серьезного значения тому, с кем Аня дружит и где бывает. Впрочем, к Наде она относилась прекрасно. Мария Ивановна Ерофеева — мать Нади, — полная, но очень живая, хлопотливая женщина, тоже покровительствовала их дружбе. Считая свою дочь безвольной и легковерной, она заметила, что Аня как нельзя лучше влияет на нее.

— Перемешать бы вас как следует в одной квашенке, а потом разделить пополам и испечь… — шутила она иногда. — Вот бы хорошие хлебы получились.

До войны Мария Ивановна нигде не работала, была домашней хозяйкой. После ухода мужа на фронт она пошла на курсы, окончила их и сейчас работала бухгалтером в том же предприятии, где раньше работал муж.

Придя домой, Надя оживилась.

— Сейчас мы с тобой перекусим на славу! Ты будешь обедать?

— Буду…

— У нас сегодня свежие щи… Представляешь?.. И что-то еще… не знаю только, что…

Кастрюли, завернутые в газету, были накрыты подушками, и поэтому обед оказался горячим. Аня с удовольствием ела наваристые вкусные щи и молча слушала болтовню подруги. Надя, в свою очередь, всеми силами старалась ее развлечь. Она уже догадалась, что состояние Ани вызвано не болезнью, а чем-то другим.

— Надя, как ты думаешь… Зачем выходят замуж? — неожиданно спросила Аня.

От такого вопроса Надя поперхнулась и закашлялась. Откашлявшись, она вытаращила глаза и долго не могла сообразить, что ей ответить.

— Ты серьезно спрашиваешь?

— Ну конечно.

— Зачем замуж выходят? — переспросила Надя. — Ну, наверно, затем, чтобы была семья, и вообще с мужем легче жить. Он деньги зарабатывает… А потом… Ну, если, например, любят кого-нибудь, тогда и выходят.

— А это обязательно? — спросила Аня.

— Не знаю. По-моему, не обязательно. Я, например, ни за что замуж не пойду, — сильно покраснев, призналась Надя. — А то, знаешь, как бывает… Бросит муж, а ты делай с ребятами что хочешь. Ты знаешь, что у Светланы отец живой? Он давно их бросил. Представляешь? Троих детей бросил!.. А сам уехал и алиментов даже не платит. Знаешь, как Екатерине Андреевне тяжело! Трое ведь…

С минуту Надя молчала. Видя, что Аня плохо ее слушает, думая о чем-то своем, она заговорила иначе:

— Конечно, я не спорю, что семья — это, как говорится, первая ячейка государства. Первый коллектив. Значит, государству семья нужна. Поэтому и закон о разводах сделали таким строгим. Попробуй-ка сейчас разведись!

Пообедав, Надя опять завернула кастрюли и спрятала обратно в подушки.

— А я думаю, что если женщина полюбила человека, она не смеет ему изменить! — сказала, наконец, Аня. — Разве это настоящая любовь? Ведь она, наверно, поклялась ему когда-нибудь…

— Кто?

— Эта женщина… А ты знаешь, что такое верность? — спросила Аня, и глаза ее загорелись. — Верность! Это… это самое главное! Я бы, например, лучше умерла… Это все равно что измена Родине!

Надя с удивлением слушала подругу. Она не совсем понимала, о чем та говорит, но волнение Ани передалось и ей.

— Верность? Да! Это самое главное, — согласилась она. — Я очень верная… Правда, Аня?

Аня взглянула на подругу, и глаза ее потухли. «Ничего она не понимает, — подумала девушка. — Совсем как ребенок».