Вадим Шефнер - Девушка у обрыва (Сборник)

• Название: Девушка у обрыва (Сборник)
• Автор: Вадим Шефнер
• Издательство: Издательство «Знание»
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 1971

Название книге дала одноименная научно фантастическая повесть, рассказывающая об отдаленном будущем, об изобретении некоего универсального материала. Кроме «Девушки у обрыва», в книгу вошли две фантастические повести: «Дворец на троих» и «Круглая тайна».

---

И вот ровно через неделю, явившись в Издательство, я узнал, что рукопись моя прочтена Сотрудниками Исторического отдела и самим Редактором и получила положительную оценку. Правда, некоторые замечания были явно односторонни и необъективны и тираж был назначен всего в пять тысяч экземпляров, но все это меркло перед основным фактом: моя «Антология» будет издана, и литература Планеты обогатится еще одной ценной и нужной книгой. Когда же был подписан договор (что теперь стало чисто символическим актом, ибо деньги были уже отменены и гонорара не полагалось) и схлынула первая волна моей радости, я обратился к Редактору с просьбой дать прочесть мою рукопись какому-либо агрегату, — быть может, тот будет более справедлив и объективен, нежели Сотрудники отдела, и наметит мне больший тираж.

На эту мою скромную просьбу Редактор ответил даже с некоторой обидой, что в его отделе, так же как и в прочих отделах Издательства (за исключением Поэтического), все рукописи читают Люди, и никаких агрегатов нет.

— Почему же Поэты исключаются из этого правила? — спросил я. — Почему им такое предпочтение? Ведь моя «Антология» тоже состоит из стихов, — правда, авторов их нет в живых, ибо они жили давно, в Двадцатом веке.

— Поэтов слишком много, работники Поэтического отдела не справляются с нагрузкой, — ответил мне Редактор. — И приходится применять агрегаты.

Далее он высказал мысль, что непрерывный рост культурного уровня и всеобщее образование имеют, по его мнению, 999 достоинств — и один недостаток. А недостаток этот заключается в том, что очень многие Люди теперь пишут стихи и несут их в издательства, считая себя Поэтами, на самом деле не будучи ими. Правда, количество истинных Поэтов тоже растет, но в процентном и абсолютном отношении их, как и всегда это было, гораздо меньше, чем Людей, мнящих себя Поэтами. И так как издательство силами Людей не может справиться с наплывом рукописей, то оно вынуждено прибегать к помощи БАРСов,[25] МОПСов,[26] ВОЛКов,[27] ТАНКов[28] и прочих вспомогательных агрегатов.

Трудно приходится этим агрегатам — ведь обидеть Человека ни один агрегат не имеет права, а правду говорить Авторам он обязан, и эта правда порой горька. А тут еще Специальная Наименовательная Комиссия, которая, как известно, состоит из Поэтов-Добровольцев, дала этим агрегатам такие устрашающие прозвища…

Я попросил Редактора сводить меня в Отдел поэзии, и он охотно провел меня через тихие редакционные коридоры в большой и довольно шумный зал, у входа в который висело объявление:

ПАЛКИ, ЗОНТЫ И ИНЫЕ ОПАСНЫЕ ПРЕДМЕТЫ ПРОСЬБА ОСТАВЛЯТЬ В ПРИХОЖЕЙ

— Какое зловещее предуведомление! — сказал я Редактору. — Неужели в наш век возможно рукоприкладство, палкоприкладство и зонтоприкладство?

— Увы, от Поэтов всего можно ожидать, — ответил Редактор. — Правда, на Людей они не покушаются, но агрегаты от них иногда страдают. Так, в минувшем году один молодой Поэт ударил палкой БАРСа, когда тот сказал ему, что рифмы «любовь — кровь — вновь — бровь» существуют уже четыреста лет и не являются открытием этого Автора. А в позапрошлом году одна начинающая Поэтесса побила зонтиком МОПСа, когда тот отверг ее стихи.

— Никогда не думал, что в наше время могут процветать столь жестокие нравы, — сказал я. — Какое счастье, что, составляя свою «Антологию», я имел дело не с живыми, а с давно почившими Поэтами!

Тем временем перед нами растворились стеклянные двери, и мы вошли в зал. Тотчас же к нам подошла СЛАВА[29] и ласковым голосом спросила, чем мы намерены порадовать Отдел поэзии: стихами или поэмой. Узнав, что мы еще не написали стихов, она скромно отошла в сторону.

Я стал разглядывать зал. Посреди этого зала стояли диваны и кресла, на которых сидели Поэты. Они мирно беседовали меж собой, и жестокости в выражении их лиц я не заметил. По краям зала стояли столы, за которыми сидели БАРСы, ВОЛКи и МОПСы; все эти агрегаты вовсе не походили на зверей, имена которых присвоила им Наименовательная Комиссия. Эго были обыкновенные специализированные механизмы, довольно хрупкие и безобидные на вид. ТАНКи тоже отнюдь не напоминали собой эти древние орудия убийства. Тем грустнее было мне увидеть над столами некоторых из этих агрегатов воззвания, свидетельствующие о том, что эти беззащитные механизмы порой подвергаются грубому обращению и даже побоям. Так, над МОПСом висел стишок, сочиненный, возможно, им самим:

Я — всего лишь агрегат,
Не причина бед.
Бедный МОПС не виноват,
Если плох поэт.

Над БАРСои висело четверостишие, написанное классическим ямбом:

Поэт! Ты юноша, иль дева,
Иль старый деятель стиха, —
Не бей меня в порыве гнева,
Да будет скорбь твоя тиха!

— А что означает эта надпись на стене: «Просьба подавать агрегатам на чтение рукописи без металлических скрепок?» — спросил я своего провожатого.

— Эта надпись появилась после одного прискорбного недоразумения, — поведал мне Редактор. — Однажды некий Поэт дал на чтение ВОЛКу лирическую поэму, листы которой были соединены скрепками из намагниченного железа. ВОЛК, прочтя произведение, нашел его гениальным и немедленно побежал с ним к Редактору-Человеку. Тот же не обнаружил в поэме никаких достоинств. Оказалось, что намагниченное железо внесло путаницу в электронную схему ВОЛКа. После этого ВОЛК-27 стал считать всех Поэтов гениями, и его пришлось демонтировать.

— Надеюсь, что Поэт не намеренно совершил свой ужасный проступок? — спросил я.

— Поэт тут не виноват, — успокоил меня мой провожатый. — Он работает в лаборатории, где имеют дело с магнитами.

Не решаясь злоупотреблять далее любезностью моего спутника, я сказал ему, что дальнейший осмотр зала я продолжу один, — и он ушел. Я же вмешался в толпу Поэтов, и, когда один из них подошел с рукописью к МОПСу, я последовал за ним.

МОПС очень быстро прочел рукопись и начал ее комментировать. Очевидно, от многократного общения с Поэтами и плохими стихами он давно разучился говорить прозой. Произносил он свою речь-рецензию нараспев, мягким баритоном, стараясь не обидеть Автора:

Стихи — сплошная вата, рифмовка слабовата,
Читать их трудновато, жалею вас, как брата.
Стихи рациональны, не эмоциональны,
Отнюдь не гениальны, а выводы печальны.
Шепну вам осторожно: печатать их не можно,
Читатель нынче строгий, а стих у вас убогий.
Творить вы не бросайте, но классиков читайте…

Я не стал слушать продолжения и подошел к БАРСу, возле которого сидел другой Поэт. БАРС тоже вел литконсультацию стихами:

…Поэма «Водопой» суха, и нет в ней музыки стиха;
Она уныла и длинна, отсутствует в ней глубина;
Я очень уважаю вас, но мал в поэме слов запас,
В ней образов удачных нет, хоть вы талантливый Поэт.
С печалью МАВРА[30] вам вернет раздумий ваших мудрый плод,
В печать поэма не пойдет, но вас в грядущем слава ждет…

Я отошел от БАРСа и направился к агрегату по прозвищу ПУМА.[31] Одновременно со мной к этому механизму подошел Человек средних лет и подал довольно толстую рукопись.

— Не просмотрите ли мою книгу «Вздохи и выдохи»? Сто сорок стихотворений.

ПУМА взяла рукопись и моментально прочла ее.

— У ВОЛКа. были?

— У всех был. И у Людей, и у агрегатов. Недопонимают, — уныло ответил Поэт.

— «Вздохи и выдохи» можно издать тиражом в один экземпляр, — ласково сказала ПУМА. — Вас это устроит?

— А нельзя ли хотя бы в два экземпляра? — робко молвил малоталантливый Поэт. — И чтобы тираж на последней странице был указан в миллион экземпляров. Или даже больше.

«Какое безобразие! — подумал я. — В старину это называлось «очковтирательством» и «липой». Конечно, ПУМА откажет ему в этой дикой просьбе и сделает соответствующее внушение».

Но каково же было мое удивление, когда ПУМА ответила согласием на просьбу Поэта!

— Ладно, — сказала она. — Издадим «Вздохи и выдохи» условным тиражом в два миллиона и фактически в два экземпляра. Укажите, какую обложку вы предпочитаете, какой формат, какой шрифт и какой сорт бумаги, — с этими словами она подала малоталантливому Поэту папку с образцами. — Выбирайте.

Возмущенный действиями Поэта и агрегата, я поспешил к Редактору-Человеку Отдела поэзии. Не желая делать неприятность данному Поэту, я задал вопрос в общей форме: бывают ли случаи, когда ПУМА ошибается и выполняет заведомо аморальные требования Авторов? Так, например, может ли она, запланировав тираж в два экземпляра, указать в тексте книги, точнее — в издательских данных, что книга вышла тиражом в два миллиона экземпляров?