Газета Газета Литературка - Литературная Газета 6250 ( № 46 2009)

• Название: Литературная Газета 6250 ( № 46 2009)
• Автор: Газета Газета Литературка
• Жанр: Публицистика

"Литературная газета" общественно-политический еженедельник Главный редактор "Литературной газеты" Поляков Юрий Михайлович http://www.lgz.ru/

---

23 ноября заседание «Клуба молодого писателя» ведёт Кирилл Ковальджи, начало в 18.30;

24 ноября – юбилейный творческий вечер Владимира Гоника, начало в 18.30;

25 ноября – презентация антологии современной поэзии «Наше время» (писатели, рождённые в 60-е годы), составитель и ведущий – Борис Лукин, начало в 18.30.

Книжный магазин «Библио-Глобус»

20 ноября – презентация книги Валерия Казакова «Холопы», начало в 18 часов.

__________

18–21 декабря в Москве состоится III Международный симпозиум «Русская словесность в мировом культурном контексте», подробности на сайте www.dostoevsky-fund.ru 3

Свет и отсветы

Литература

Свет и отсветы

ПОЭЗИЯ

17 ноября – годовщина смерти поэта Анатолия Преловского, многолетнего автора «ЛГ».

Сегодня мы публикуем подборку стихов, составленную самим поэтом.

Много людей прошло через мою жизнь, и почти каждый оставил свой знак в душе моей, совсем не сентиментальной, как я считаю. Даже больше, долгие годы дорогие мне люди как бы соприсутствуют: независимо от меня возникают то образом, то словечком, то светом, то отсветом прошлого. А чаще всего – благодарностью памяти моей, что ли, за то, что они были. Были, случились, к счастью, в жизни моей. Прошли. Но не бесследно же!

Некоторые перевоплотились в стихи. Но это моя, моя память о них, которая граничит со стихами, которая своевольно стремится сохранить, запечатлеть преходящее – удержать всё это в поле живого, в круге жизни моей, не так уж богатой на добро и благодать.

А.П.

Анатолий ПРЕЛОВСКИЙ

СОВЕТ

(Всеволод Ива’нов)

Я не думал, что так надолго

он вселит свой опыт в меня,

что ещё и до этого дня

вера, ставшая чувством долга,

укрепляет меня, ведёт,

сна и отдыха не даёт.

А всего-то ведь два-три слова,

что успехи все впереди,

что строку не жалей, труди

и что эпос – всему основа, –

так Ива’нов сказал тогда.

Дал совет на жизнь, навсегда.

НАД АНГАРОЙ

(Ярослав Смеляков)

Туманной осенней порою,

купая ботинки в пыли,

над сонной ещё Ангарою

мы к стройке недремлющей шли.

И он, прилетевший недавно,

и я, доживающий год,

сейчас новичками, на равных,

вершим этот странный обход…

Степенный бульдозер заборы

под новое море ломал,

нехитрый базар помидоры

и веники нам предлагал.

А он, не проспавшись с дороги,

клевал подбородком плечо,

корил и ботинки, и ноги

и в гору дышал горячо.

Но будто его подменили:

он стал молчалив и непрост,

когда мы с тропинки ступили

на полузасыпанный мост.

Солдат отгремевшего боя,

с камней, заваливших проран,

тот мост открывал за собою

совсем молодой котлован.

Он гладил рукою перила,

касался камней и песка,

и много ему говорила

измятая шиной доска.

И солнце одно нам сияет,

один на двоих кругозор,

и всё ещё объединяет

похмельный сухой помидор.

Но – не для него вездеходы

и техники скрип на лесах:

как слёзы, двадцатые годы

опять у него на глазах.

Стоит, отрешённый, нездешний,

над той отшумевшей водой,

ни разу ещё не сидевший,

ещё, как страна, молодой.

Строительных гулов не слышит,

почти и не смотрит кругом.

Семь лет промолчит. И напишет.

И тоже совсем о другом.

Иные расслышит он шумы,

иной он прочувствует быт –

за всем этим лик Аввакума

пророчески он разглядит.

                                   1968

НАУКА

(Юрий Левитанский)

Учил меня мастер писать –

я рифмы по строчечкам ставил,

чтоб сразу читатель представил,

ч т о  я собираюсь сказать.

Я был благодарен ему,

Что, искренне блага желая,

он сил не жалел, приобщая

меня к непростому письму.

Задав работёнку перу,

я тратил года и чернила,

но дело моё походило,

скорее всего, на игру.

По правилам этой игры

шедевры безбольно писались,

но так же легко, как рождались,

и рушились эти миры.

А жизнь погрубее была,

для этих стихов не годилась –

в глагольные рифмы просилась

и ритмы простые брала.

И, чтобы о ней говорить,

пришлось мне иному учиться:

не то чтобы снова родиться,

но всё, что умел, призабыть.

Как видно, от этих утрат

я стал не бедней, а богаче,

поскольку, поздравив с удачей,

был мастер мой искренне рад.

А я всё боюсь, что строка

начнёт холодеть от старанья,

когда вдруг на чистописанье

нет-нет да собьётся рука.

                         1966

КАНДАЛЬНЫЙ

(Варлам Шаламов)

Всё было: сума и тюрьма,

полжизни он пробыл вне жизни,

а вот не растратил души и ума

в своей беспощадной отчизне.

В нём то всесоюзное зло,

что помнят проклятые годы,

вселенским добром и строкой проросло

на почве нездешней свободы.

За всё и за всех отстрадав,

он жил, словно стланик под снегом,

но, всё-таки новым пророком не став,

остался в аду – человеком.

А мир, пребывая в тщете,

не видит горящего взора,

не чует в колымской его доброте

возмездия и приговора.

                                       1968

ПАХРИНСКИЕ ПОСИДЕЛКИ

(Александр Твардовский)

Читать. И жизнь рассказывать велит.

Сидит напротив, утренний и хмурый.

Не пьёт, не ест. Лишь курево смолит,

весь отрешённый от литературы.

Рассказываю жизнь ему свою –

о родословной хочет знать подробно,

и я, как перед Богом, не таю

ни горести, ни правды неудобной.

Молчит. Не ест, не пьёт. А я ему,

стараясь не завыть, о родовой

потраве говорю – и годовые

сибирские свои считаю кольца

и, в частой смене перепохорон

сам одеревенев, уже не в силах

ни заикаться, ни молчать… Вдруг он

хватает полстакана – и впритык

к словам моим свои раздумья ставит:

«Давно отцами стали дети,

Но за всеобщего отца

Мы оказались все в ответе,

И длится суд десятилетий,

И не видать ещё конца…»

Влажнеет волос, лоб. А голос глух,

глаз тёмно-сер от боли, сигарета,

дымя, послушно гаснет в жёлтых пальцах.

И вновь молчит. И вновь не пьёт, не ест,

а курит, отлепив со лба седую прядку.

Я чувствую душой: меж нами что-то есть

важней, чем общий стол… И не гоню догадку:

и то, что сыновья врагов народа – мы,

и что нести свой крест

любому не по силам,

и что в России жить без опыта тюрьмы

нельзя, иначе как – быть ей судьёй и сыном?

1971, 1989

НЕЯСНОСТЬ

(Сергей Дрофенко)

Ты писал о смерти, как о жизни,

друг мой бедный, и ушёл давно,

потому тебе в моей отчизне

жить посмертно стало суждено.

И теперь, когда так не хватает

твоего участья и тепла,

жизнь моя в твою перерастает,

и совсем неясно, чья прошла.