Артур Макаров - Искатель. 1988. Выпуск №2

• Название: Искатель. 1988. Выпуск №2
• Автор: Артур Макаров
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1988

СОДЕРЖАНИЕ

Артур Макаров — Аукцион начнётся вовремя

Олег Азарьев — Должник

Виктор Подрезов - Потомок пророка

Ондржей Нефф - Вселенная довольно бесконечна

---

— Та-ак. Плохо дело, — процедил Сосновский. — Кажется, бронетранспортёр подтянули. Этого только не хватало!

— Ну, держись, ребята! — громко сказал Панкратов. — Сейчас хреново будет!

Вскоре бронетранспортёр неуклюже выкатил нз редколесья, угловатый, тяжёлый, размалёванный серо-зелёными маскировочными пятнами. Описал замысловатую кривую, выбирая удобную позицию, и остановился. Сразу же басовито, с металлическим отзвуком, будто застучали по железной бочке, заработал его пулемёт. Пули густо щёлкали о камни вокруг, взметая фонтанчики каменной пыли. Маликов, с силой сдавливая голову руками, вжимался лицом в сухой мшистый ворс.

Обстрел длился долго. Немцы патронов не жалели. И вдруг бухнул взрыв, отголосками раскатился по лесу. Пулемёт на бронетранспортёре замолк. Сосновский сказал сквозь зубы:

— Жаль. Помянем Селиванова. — И почти сразу — зло! — Маликов, что спишь? Обходят!

Маликов поднял голову, вглядываясь, сжал автомат. Переползти русло незамеченным было невозможно. И он увидел среди глыб спину в немецком мундире. Мгновенно нажал спуск. Зазвенели о камень отработанные гильзы. Спина выгнулась и пропала.

В этот момент немцы бросили несколько — одна за другой — гранат. Две из них накрыли пулемёт Панкратова, оглушив и осыпав остальных партизан каменной крошкой и пылью. Маликов несколько секунд ничего не соображал. Придя в себя, оглянулся. На месте Панкратова увидел какое-то бесформенное, красно-чёрное страшное месиво. Белый камень вокруг него был залит кровавыми брызгами. Искорёженный пулемёт отбросило назад.

Сосновский был жив, он тяжело завозился рядом, чертыхаясь и постанывая. Автомат Гавриленко тоже молчал недолго.

Маликов увидел ещё двух немцев, ползущих среди камней, и длинной очередью скосил обоих. Потом заметил, что четверо пробрались всё-таки в тыл к ним. Он уложил двоих, а двое поползли к деревьям за спиной партизан. Когда они показались на склоне, Маликов хладнокровно расстрелял и их.

Отбросив опустевший рожок в медную россыпь гильз, он нащупал за поясом другой, вставил его в автомат и дал две очереди. Третья была очень короткой — осечка. Он подёргал заклинивший затвор. Всё ясно: перекошенная пуля застряла в стволе. Он отшвырнул в сторону автомат, ставший теперь бесполезной железкой. Полежал немного, растерянно озираясь. Где взять оружие? Иначе — конец. У своих взять? Не у кого. Значит, у карателей. И тут он вспомнил, что в тылу, на краю русла, возле деревьев — четверо только что убитых им немцев. Маликов подполз к Сосновскому, сильно дёрнул за пиджак, Тот на мгновение оглянулся.

— Чего тебе?

— Автомат заело. Я пошёл за другим.

— Куда ещё?

Маликов махнул рукой в сторону леса позади них.

— Там фрицы валяются. У них и заберу. Сосновский кивнул.

— Давай! Только быстро! И патронов прихвати.

Маликов пополз, огибая крупные камни, вжимаясь в дёрн…

На краю русла, в траве, лежал на животе немец в каске. Его потухшие и остановившиеся глаза безучастно смотрели в никуда. Очередь прошла наискосок через спину. Поодаль в разных позах застыли ещё трое.

Маликов, брезгливо морщась, перевернул солдата — тяжёлого, вялого — на спину. Стащил с его шеи ремень автомата, закинул автомат за спину себе, забрал запасные рожки. Осталось забрать рожки у остальных трёх. Маликов приподнялся на локте и осторожно огляделся.

На противоположном склоне, накренившись, сильно дымил взорванный бронетранспортёр. Рядом нелепо скорчился Селиванов. В русле, среди камней, распластался, выронив автомат, Гавриленко. Только Сосновский, прижавшись к валуну, отстреливался метко и коротко.

Вперёд немцы не продвинулись. Они как будто и не торопились подавить сопротивление партизанской засады. Они прятались за деревьями, изредка обнаруживая себя беспорядочными очередями. Отсюда, со стороны, это показалось Маликову подозрительным. Немцы явно задумали что-то. Маликов снова поглядел вокруг и вздрогнул. Тотчас лихорадочно заколотилось сердце. Он испуганно напружинился. Слева, вдалеке, у изгиба русла, перебегали по камням крошечные фигурки в ненавистных мундирах. Ещё немного, и он с Сосновским окажется в кольце.

Сейчас он был в стороне от боя и воспринимал всё совсем по-другому, чем там, среди камней. В перестрелке некогда было думать о чём-либо ином, кроме самого боя. Здесь же, на склоне, можно было расслабиться, дать себе короткую передышку. И тут Маликовым внезапно овладел страх.

Страх, — а вернее, инстинктивное желание выжить, превратившееся в страх, — сокрушая преграды, завладел Маликовым целиком, страх, подгоняемый ощущением близкой, неотвратимой смерти. Ужасная гибель Панкратова стала для Маликова единственной мерой событий. Он полежал, потерянно прижимаясь щекой к упругой, шершавой траве склона; бездумно, расширенными глазами глядел на маленький жёлтый цветок рядом с сапогами мёртвого немца. Ослабевшие руки отказывались поднять его с земли. Казалось, он всем телом ощущает, как каратели приближаются к их позициям с тыла. Страх был уже беспредельным и неуправляемым. Он подавил другие чувства, заполнил все уголки сознания. И Маликову с непреодолимой мучительной силой захотелось во что бы то ни стало вырваться из кольца, отступить от гибельной кручи. Во что бы то ни стало!

Он больше не думал о Сосновском, не думал ни о чём, ему безумно хотелось жить. Жить!

Голову стискивало в висках, до звона заложило уши, расстёгнутый воротник давил шею. В голове у Маликова будто что-то сломалось, будто рассыпался какой-то сложный механизм. Раздирая руки и колени, Маликов торопливо пополз вдоль русла, потом, цепляясь за скрывающий его кустарник, полез вверх, к деревьям, а добравшись до них, побежал изо всех сил — только бы подальше от этого места.

* * *

Остановился он возле ручья. С удивлением обнаружил, что всё ещё держит в руках автомат. Прислушался. Стрельбы не было слышно. Куда теперь идти, где прятаться, Маликов не знал. Чувствуя какую-то опустошённость, он медленно побрёл вдоль ручья.

Ручей оборвался в нескольких километрах от места боя, в гуще деревьев, под скалой, нелепым мёртвым наростом торчащей из травы.

Маликов обошёл скалу кругом. Из скрытой колючим жёстким кустарником вертикальной трещины в скале, глубокой и довольно широкой — человек вполне мог спрятаться, — била прозрачная тугая струя источника. Радостно стукнуло сердце: эта щель и была сейчас его единственным спасением.

Хлюпая сапогами по воде, в кровь расцарапывая руки о колючки, Маликов продрался сквозь кусты и втиснулся между гранитными стенками в тёмный грот, в мягкую липучую паутину. С омерзением вытер лицо рукавом.

Так он и замер: стоя в полусогнутой, неудобной позе, почти по колено в ледяной воде источника. Автомат повернул дулом к выходу. Потом ещё раз выглянул — не осталось ли следов?

Ручей уносил замутнённую воду, пружинистая трава быстро распрямлялась, кустарник по-прежнему неприступно заслонял вход.

За ночь, проведённую в укрытии, он передумал многое. Да, никто не знал о его бегстве и вряд ли узнал бы когда-нибудь. Он был уверен, что Сосновский живым в руки немцев не дастся. Однако всё это не помешало ему к утру возненавидеть себя. Мысли о Панкратове, Селиванове, Гавриленко, Сосновском не давали ему покоя. Мысли об остальных.

Отныне он обречён жить, жить и помнить.

Всё остальное было так, как он рассказывал Лукьянцевой.

Подошёл его троллейбус. Маликов поднялся в салон. Он сел рядом с полной женщиной в коричневом пальто и вязаной шапочке, обтягивающей голову.

По-прежнему беспокоила боль в сердце. Маликов сунул руку за пазуху, прижал ослабевшую ладонь к груди и ощутил частые неровные толчки. Он закрыл глаза и остался наедине с болью.

Троллейбус неторопливо катил от остановки к остановке, а боль становилась нестерпимой. Маликов сжимал зубы, чтобы не стонать. Левая рука казалась чужой, непослушной. Холодная испарина проступила на лбу. Обрывки мыслей мешались в голове. Сквозь пелену полузабытья он понимал только, что необходимо принять ещё нитроглицерин — и немедленно на воздух. На следующей остановке.

Он распрямился, чтобы достать пробирку с таблетками. Всё поплыло перед глазами, слабость не дала удержаться прямо, и он медленно повалился на плечо соседки. Троллейбус покачивало, и вместе с ним, то приближаясь, то отдаляясь, весь мир уплывал в темноту. Маликов задыхался, в горле громко клокотало. На лбу дрожали крупные капли пота.

Женщина скорчила брезгливую гримасу и раздражённо отпихнула его. Маликов как бы издалека услышал:

— Нажрался, чёрт старый!

— Не пил, нет, — сдавленно пробормотал он, — Сердце… Мужской голос проговорил над ним:

— А ведь и верно, плохо человеку. Смотрите, какой бледный. Эй! Держись, не падай, дед… Водитель! Остановите троллейбус! Человеку плохо!..