Ю. Качанов - Начало социологии

• Название: Начало социологии
• Автор: Ю. Качанов
• Жанр: Философия

Книга посвящена проблеме гносеологического, социального и политического обоснования социологии. В ней дается ключевое для современной социальной науки изложение проблемы условий действительности социологического познания, статуса социальных фактов и феноменологических идеальностей социологии, пространства-времени социального мира, перспектив развития социальной теории.

Рекомендуется философам, социологам, историкам, всем, интересующимся проблемами социальной теории.

---

Поколение ученых, участвовавших в учреждении отечественной социологии (nomina sunt odiosa), по всей видимости, полагают, что она принадлежит им по праву собственности, "ибо Бог в роде праведных" (Пс 14, 5). А если Бог в социальной действительности отсутствует? На что тогда уповать "поколению праведников", институционализировавшему свое самолюбие и восхищение собственным талантом в форме "либерального террора": "А вы вообще не социолог: вас здесь не стояло"? Любое поколение социологов — это, в сущности, целостный исследовательский стандарт, определенная научная мода. Но мода приходит, и мода проходит. Тесен дней нашего века предел. Лишь только очередное "солнце российской социологии" взошло — и уже закат. Будущее всегда принадлежит другим.

Львиная доля и текстов и самих социологов по прошествии определенного срока перестают отвечать как критерию научной истинности, так и критерию социально-политической пользы. "Who now reads Spencer?" IIIXXV. А Альфреда Вебера? А Жоржа Гурвича? А Владимира Шляпентоха "со товарищи"? Их имена и оставшиеся после них в справочниках термины оказываются равноправными, поэтому, например, "регулятивная система" вместо того, чтобы обозначать явление социальной действительности, обозначает самого Дж. Спенсера. Вчерашние лидеры научной мысли становятся знаками самих себя.

Настоящее — гребень волны, которая катится из прошлого в будущее. В движении социологии от уже-невозвратимо-миновавшего к еще-не-наступившему остаются лишь те работы, в которых есть что-то неожиданно-неочевидное, некий парадокс, сочетающий в себе взаимоисключающие истины и разрушающий доксу. Конечно, для сугубого историка социологии ничего безусловно нового быть не может, и порой новшество оказывается плодом творчества, выросшего из сознательного отказа от чтения или — реже — попросту неполного знания "литературы по специальности". Чтобы заслужить славу «бессмертного», необязательно быть гением в стиле "Бури и натиска", ведь социологические идеи гомологичны социальным позициямIVXXVI. Поскольку в социальной науке надындивидуальная по самой своей сути идея значит больше какой бы то ни было индивидуальной гениальности, постольку для успеха необходимо, попав за счет эффекта гомологии в определенный горизонт цитирования, заморочить своими новациями головы трем-четырем поколениям аспирантов.

Отечественная социальная наука существует в эпоху реформ "после марксизма". Ввиду финансовых затруднений она сузила фронт исследований и, уклоняясь от вопроса "что?", начинает ставить вопрос "зачем?", на который раньше отвечала философия. На вопрос "зачем?" социальная наука отвечает либо раскрывая свои исследовательские средства, либо проясняя свои социально-политические цели. Взаимосвязь целей со средствами образует «логику» социологии. Легитимация социологии представляет собой социально-политические гарантии этой взаимосвязиVXXVII. Появляется все больше ученых, рассуждающих о социальном мире в терминах средство-цель, а не причина-следствие. «Генеалогия» сущего, его причинные свойства релевантны для подобных социологов лишь в качестве цели, имеющей несомненные политические коннотации:

"Как мне представляется, с выполнением научно-познавательной функции социологии дело обстоит относительно благополучно. Однако достигнутый уровень развития нашей науки еще не достаточен для полноценного, профессионального участия в научном обосновании реформ" VIXXVIII.

Отсюда вовсе не следует, что каузальное объяснение в социальной науке неизбежно принимает форму воображаемой метапозиции «незаинтересованного» и «беспристрастного» исследователя. Однако дискурс политической или социальной идентичности порождает в социологии тавтологическое представление: я разрабатываю такую концепцию, провожу такие измерения, потому что я «либерал», петербуржец, женщина… Предпонятия доксического опыта оказывают на социологию большее влияние, чем это обыкновенно признается. Если движущей силой социо-логии служит объективация средств и целей науки и экспликация противоречий между ними, то "классическая ясность" и «естественность» метафизики присутствия покоится на иллюзии всеобъемлющей целостности универсального онтологизированного метода и натурализованного предмета социологии, которая скрывает различие приемы/цели, а также его внутренние напряжения. Никакой социолог не может быть абсолютным властелином смысла своих суждений: необъективированное, т. е. история и социальные детерминации познания, привносит некую неотчетливость в кажущуюся ясность смысла объективированного. Исследовательские практики и их результаты не являются полностью явственными и умопостигаемыми, их нельзя непосредственно проецировать на социальную действительность: они могут быть соотнесены напрямую лишь с социальным миром, который конструирует сама социология.

***

Мы пытались уловить homo sociologicus там, где он находится ближе всего к изучаемому им социальному миру — в "социологической повседневности", когда он в привычных для него научных формах приступает к «наброску» открыто-очевидного сущего. Этим идеальным проектом предмета исследования, которому приписывается неопосредствованная достоверность, выступает присутствие.

Значение, смысл и употребление «присутствия» стигматизированы врожденной и несводимой "наивной социологией", спонтанно воспроизводимой господствующими социальными позициями. События социального мира столь различны, что их нельзя отождествлять, и вместе с тем столь сходны, что их постоянно сравнивают. Социальные различия почти наглядны, но не абсолютны. Присутствие не дано вне пространства-времени социального мира, однако, поскольку пространство-время есть стенографическая запись несовпадений и изменений, постольку присутствие существовать не может. Присутствие мерцает, вспыхивая и исчезая, в многообразных структурах социального мира и во всевозможные моменты научной практики. Отсутствие указывает на то обстоятельство, что присутствие есть инструмент неких неподвластных научному производству социально-политических сил. Если присутствие — понятие институциональное, то отсутствие — это институциональный диссонанс по преимуществу, т. е. социально опосредствованное противоречие между взаимоисключающими концептуальными схемами, представляющими одно и то же сущее социального мира. Поэтому не стоит учреждать отсутствие в качестве нормы и образца познания. Признание отсутствия присутствия «примиряет» с несовершенством представления, размыкая его самореферентность и тавтологичность, останавливая механизм политического представительства в социальной науке. Оно примиряет, если удерживает нас в границах критической рефлексии, не позволяя создавать новые «абсолюты». Отсутствие угнетается в структуре институционализированного представления тождества социальной действительности, ему недоступно и в нем невыразимо. Способность соотносить присутствие (представимое) с отсутствием (непредставимым) есть власть над социологическим представлением. На уровне рабочей метафоры, противоречивая сущность социологического mainstream'а заключается не в различении тождества ("отрицание"), а в бестрепетной редукции различия, претворяемой в жизнь посредством различения самого различия ("отрицание отрицания"). То есть настоящая его сущность — в отрицании различия, неприятии отсутствия, забвении различия, которое есть необходимое условие самой социологии.

Спешим успокоить научную общественность: социологии не грозит диктатура отсутствия. Отсутствие немыслимо вне присутствия. Отсутствию нужно его собственное отрицание: чуть-чуть метафизики, чуть-чуть идеологии, чуть-чуть объективации социальной позиции… Впрочем, некоторым деятелям отечественного философского бизнеса будто бы было видение, что по Латинскому кварталу бредут юные отсутствиелюбивые то ли деконструктивисты, то ли постструктуралисты, и слышно, как они шепчут: "Quousque tandem abutere, praesentia, patientia nostra?" Посему в столице нашего обширного государства раздается ропот постструктуралистской общественности: "Доколе? Доколе?" Не дождетесь, господа! Никогда будущие историки науки не напишут: "Очищенная огненной гибелью своего метафизического начала — «присутствия» — и поднявшаяся до понимания "социальной реальности" как смыслообразующего a priori, социология достигла апогея своего интеллектуального могущества…" Увы, никогда.

Суровый наступает век, и для него

Поле возделано, и приготовлен дар

К трапезе жертвенной. И река и луга

Открыты широко вокруг пророческих утесов,

Чтобы до самого востока человек,

Преображаясь многократно, видеть могVIIXXIX.

***

Настоящее как временн?й момент социологического производства выступает продуктом вполне «пространственного» "естественного отбора" из горизонта возможностей, свершаемого посредством запретов и исключений внутри социальной практики науки. В будущее перетекает лишь та работа, которая, во-первых, содержит новую форму или оформляет новое содержание и, во-вторых, преодолевает негативное определение "это не социология", адресованное ее ближайшей предшественнице в ряду событий научного производства. "Кто ищет вынужден блуждать" VIIIXXX. Социология, которая будет превалировать в будущем, дремлет в возможном, в состоянии неразличимости с горизонтом возможного. А относительно горизонта мы не уверены, наука ли это. Доминанта будущего еще не зафиксирована, но уже тематизирует акт выбора и в силу этого содержит в себе трагический момент отрицания прошлого, всего не-выбранного. При этом характерной чертой социологии конца XX века является девальвация этой трагедии, обесценивающая сам выбор: различия между концептуальными системами и типами экспериментирования стремительно теряют иерархический характер, и теперь агент волен выбирать не только средства и цели своих научных практик, но и сами основания выбора, — и так далее до бесконечности.