Дмитрий Щеглов - Сентиментальный детектив

• Название: Сентиментальный детектив
• Автор: Дмитрий Щеглов
• Жанр: Детектив

---

– А, правда, – послышался сонный голос брата близнеца, – могли запросто спутать.

– А что? Только так! С места на место в люльке переложили, и иди, потом разберись. Как же теперь быть? Как узнать, кто – я, а кто – ты?

Неожиданно Стаська нашел выход.

– Васька, а ты кем хочешь быть, Васькой или Стаськой?

– Мне все равно. Спи.

– Ладно, тогда ты будешь завтра Стаськой.

Кажется, племянники уснули. Но через минуту послышался недовольный голос Васьки.

– Ага! Хитрый какой. Ты у Фрола потряс грушу, завтра его кобра пожалуется отцу. Кого драть будут ремнем, меня или тебя? Нет, ты тряс, значит, ты Стаська.

В ход пошла иезуитская, неформальная логика.

– Васька, но нас же могли местами поменять! Ты же сам согласился.

– Мало ли чего я согласился. Чтобы драли меня, я не соглашался.

Послышался обиженный возглас.

– А еще брат!

Казалось, на этот раз братья угомонились окончательно. Но через минуту, Стаська злорадно заявил.

– Ну и черт с тобой. Не хочешь меняться и не надо. Если завтра выдерут меня, а на самом деле ты Стаська, а не Васька, то получится, что выдрали не меня, а по ошибке – тебя. Мне что, пусть отец ремнем стегает, шкура-то не моя. Понял?

Еще через минуту разговор продолжился.

– Стаська?

– Чего?

– А ты уверен, что нас поменяли местами?

– Сомневаешься? Эта, соседка кобра, еще и не такое могла сделать!

– Ну, тогда ладно! Только на один денек.

Утром, за столом Рюрик рассказал эту забавную историю.

– Как вы только их не путаете? – спросил он Степана.

– Я иногда путаю. Ольга как-то разбирается между ними.

Ольга рассмеялась.

– Стаська хитрый. Он заводила. Смотрите, идут вон, оба, Стаська впереди, а Васька чуток сзади. Натворит Стаська, а достается Ваське. Сколько уже раз бывало, что Васькин зад зря страдал. А так, они у меня хорошие ребята.

Степан с Рюриком уехали в город. Кругом были одни лечебницы, санатории, дома отдыха. Степан быстро нашел своего знакомого хирурга. Они постояли со Степаном в стороне, перекурили, а потом хирург пригласил с собой Рюрика.

– Рентгеновские снимки у тебя с собой?

– С собой!

– Ну, пошли, поглядим.

В кабинете Рюрик разделся. Знакомый брата долго жал пальцами живот, потом еще дольше рассматривал снимки.

– Где болит?

– Последние дни начало особо сильно прихватывать. Весь низ живота. Может мне какой-нибудь обезболивающий укол сделать, а не на операцию ложиться?

Хирург кинул снимки на стол.

– Если это так, как я предполагаю, то тебе парень крупно повезло. Был у нас в Афгане похожий случай. Тебе когда операцию аппендицита делали?

– В ночь, с тридцатого, на первое января.

– Похоже! Похоже!

Рюрику было безразлично, что с ним будут делать. День больше, день меньше. Какая разница. Знакомый брата ему заявил:

– У меня сейчас плановая операция, освобожусь после обеда. А сейчас, ляжешь в палату, сестра желудок тебе очистит. Готовься. Идите оформляйте документы. Я скажу. Полис у тебя с собой?

– С собой.

Степан и Рюрик написали по бумаге, что это их настоятельная просьба срочно лечь под нож.

– Раз надо, значит надо! Канцелярия! – развел рукам Степан. Через час Рюрик лежал в палате. Он вдруг вспомнил про письмо Арины. Она сказала, прочитаешь его, когда… Это когда, похоже наступило. Кто его знает, проснется ли он после операции.

Глава XII

«Любимый мой.

Если ты разорвал конверт и держишь сейчас письмо в своих ласковых руках, значит, у нас с тобой осталось лишь несколько часов, чтобы навсегда попрощаться.

Мой ненаглядный, я постараюсь не огорчать тебя. В этой жизни нам было отведено не так уж много счастливых часов и дней, по пальцам их можно пересчитать, так пусть же эти тяжелые, последние наши минуты, останутся благодатными и такими же неповторимыми.

Привыкли мы с тобой удивлять друг друга поступками, не укладывающимися в обычную человеческую логику, и это письмо из их разряда.

Я все знаю про тебя мой любимый, абсолютно все. Все, вплоть до твоего последнего шага. Ты не захотел омрачить своей бедой наши последние дни. Горько сознаваться, что я подыграла тебе, но ты как никогда прав, наше прощание без рвущих душу слез оказалось намного человечнее. Я собрала последние силы в комок и казалась беззаботно-веселой и лишь немного печальной. Я сломлена была твоим недугом. Но клянусь тебе, я встану, и во имя нашей любви буду жить.

Все мы когда-нибудь уйдем из этой жизни. Уйдем без следа, превращаясь в тлен и глину. Никто еще не обманул природу. Я знаю, ты никуда не уезжаешь, а безнадежно болен. Но как же мужественно ты принял эту весть.

Я пишу тебе это письмо, а у самой в стесненной груди замирает тоска. Все эти дни, когда остаюсь одна, нос мокрый. Плачу и пишу. Пусть мои слезы будут светлыми, как наш незамутненный родник любви. Не довелось нам прожить одною жизнью, и вдоволь напиться из него живительной воды.

Любимый, мой не переживай.

Ты правильно сделал, что уехал на родину. Вся твоя родня живет там. Им легче будет собраться вместе. А жена и сын…

Ты не захотел обременять их излишними хлопотами.

Не волнуйся, не будешь ты забытым. Обещаю тебе мой любимый, мой ненаглядный, я приеду к тебе.

Вспомни наши далекие годы. Нечаянно пришла ко мне любовь. Заискрилась, загорелась, я. Была пьяна тобою.

Красноречивее слов, были твои изумленно-вопрошающие глаза, но красноречивей твоих глаз, были нити и узоры неповторимых, ласковых слов, что ты находил в тиши ночной. Медоточивый язык твой сводил меня с ума. Ты называл меня – соперницей луны, а я смеялась. Ты сравнивал с прекрасной розой в гуще сада, я пахла розой. Я открывала губы для поцелуя, считал ты жемчуг сахарных зубов. Твоя услада-лада в нежданном счастье, как в синем, синем озере купалась. И даже сладкозвучный соловей, что пел у нас под окном, услышав нежный шепот твой, стыдливо улетал.

Смейся милый, смейся, ночей тех упоительно-сладких, я невольный пособник и живой свидетель.

Святыня ты моя. Все для меня сейчас мертво. Ложусь я с твоим именем, и с именем твоим встаю. Мой месяц светлоликий. Любимый мой. Прощай навеки.

А теперь немного прозы.

Лешка у меня знаешь кто? Оперативник. Мастером работал на стройке, а когда мы поженились, его направили в милицейскую школу.

Сам знаешь, семейная жизнь – тяжелое и сложное дело. Скрепляющий раствор в нем – долг. Вот и несешь его, как крест. Сумбурно пишу, но ничего, поймешь.

Лешка после нашей женитьбы, постоянно сидел у тебя на хвосте.

Он мне сразу заявил:

– Если захочешь узнать, как живет твой писаный красавчик, ты мне только скажи, я про него тебе всю подноготную выложу. Он еще подумать и сделать не успеет, как ты раньше его будешь знать. Мне это ничего не станет, мне только практика будет.

Я обиделась за тебя, почему он тебя писаным красавчиком, назвал. Ты был, конечно, пригож собою: стройный как тополь, прямой взгляд, белое, чистое лицо, волнистые волосы. Я молчу, а он подтрунивает:

– Жениться твой, собрался… не интересно, на ком? А то сниму их голубков, прямо тепленьких. Хоть полюбуешься.

Фотоаппарат Зенит со съемными профессиональными объективами у него был. Ты должен был на диплом выходить. Я раньше всегда мечтала тебя случайно встретить. Надеялась, по крайней мере. Хоть одним глазком на тебя посмотреть. А когда дело к выпуску подошло, страх меня взял, вдруг тебя распределят куда-нибудь в другой город? Тогда вообще никакого шанса встретиться, даже случайно, не будет. И тут Лешка меня обрадовал, женишься ты.

Я гадаю, москвичка она или может сокурсница приезжая? Если сокурсница, одно направление на двоих дадут, и отправят в какой-нибудь дальний Усть-Кут. Ладно, думаю, пусть хоть фотографии останутся.

– Интересно, конечно! – отвечаю Лешке.

Через день он мне подает фотографии.

– Смотри, – говорит, – на какой он драной кошке женился!

Я хвать у него фотографии, и ничего не пойму. К дворцу бракосочетания, зеленый, крытый Рафик подъехал, на нем «ветлечебница» написано. Вот открываются две задние двери, вот ты выпрыгиваешь, вот шафер-дружок с лентой через плечо. Вот, наконец, невеста ладится, то спиной, то передом; ищет ногой лесенку, чтобы ногу поставить, платье кверху подняла, трусики видны. Лешка, стервец, этот момент хорошо заснял. Фигурку у невесты облизал со всех сторон. Ноги, бюст, полные, белые руки, аппетитные округлости, все у невесты отменное. Даже слишком.

– Призовая кобылка! – так оценил ее Лешка.

– А лицо спрашиваю, чего не снял?

Он смеется.

– Лицо? Там нечего было снимать. Кикимора. Ты бы видела, какую обезьяну он привез. Он правильно выбрал машину. Ей только ветлечебница к лицу. Драная кошка, говорю же тебе.

Сейчас, дома у тебя, я хорошо рассмотрела Клавдию. Красавица она у тебя. Слишком яркая я бы сказала, броская у нее красота. На такую, наверно, мужики оглядываются. Не хотел видно тогда меня расстраивать Лешка, и не показал остальные фото.»