Филипп Палмер - Ничейный космос

• Название: Ничейный космос
• Автор: Филипп Палмер
• Издательство: ООО «Изд-во АСТ», ООО Изд-во «АСТ МОСКВА», ВКТ
• Жанр: Космическая фантастика
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-17-060626-9, 978-5-403-01966-8, 978-5-226-01486-4

Ничейный космос. Отдаленный уголок Вселенной по соседству с космической тюрьмой, где содержатся опасные негуманоиды — жуксы, использующие другие разумные расы себе в пишу. Ни один уважающий себя колонист или исследователь — не важно, землянин или нет — не рискнет туда отправиться. Возможно, именно поэтому Ничейный космос давным-давно считается территорией, где безраздельно правят галактические пираты…

Космические «джентльмены удачи» не знают страха.

Они привыкли играть со смертью — и побеждать в этой игре.

И теперь, похоже, госпожа Удача действительно им улыбнулась.

Пиратам Ничейного космоса светит большое дело. Дело, которое может либо погубить их — либо сделать самыми могущественными людьми в Галактике…

---

Но Андрей… он буквально оставил кенийцев глотать пыль у себя в кильватере. При подготовке Андрей использовал популярный в дзен-буддизме способ высвобождения энергии ци плюс научно разработанный метод оптимизации длины шага, дыхания и прочих контролируемых аспектов спортивного выступления.

В беге Андрей был больше, чем просто спортсмен, больше, чем человек.

В 2044 году он завоевал пять золотых медалей: в беге на четыреста метров, в триатлоне, пентатлоне, плавании вольным стилем и в тяжелой атлетике. Еще никогда столько побед не доставалось одному спортсмену. Сам Маков к тому времени набрал в весе, но вид сохранил тот же: поджарый, будто быстрый хищный зверь. Его сила заключалась вовсе не в объеме мышечной массы, а в ее расслабленности, эластичности. Маков занимался по программе «Пилатес», получил черный пояс в седьмом дане по годзю-рю карате. А еще он обожал дайвинг. С разносторонностью Макова могло сравниться разве что его же хладнокровие — он все делал спокойно, непринужденно. В тридцать пять лет он занялся теннисом, а в тридцать шесть выиграл Кубок «Большого шлема». В тридцать девять Маков стал победителем Тур-де-Франс. Он добровольно сдал анализ на допинг до и после заезда, и тест не выявил никакой «химии».

Но в сорок лет в мозгу у Андрея появилась опухоль. Он три года страдал от чудовищной боли, периодически впадая в безумие. Пребывая же в здравом рассудке, изучал природу своей болезни, искал возможные пути излечения. Он отказался от химио- и радиотерапии, так как они шли вразрез с его представлением о гармонии ци в организме. Чтобы замедлить рост опухоли, Андрей использовал методы нетрадиционной медицины, а потом согласился стать подопытным кроликом водном эксперименте: ему ввели вирусный антиген, который заставил раковые клетки мутировать. Их не стали удалять, позволив стать частью мозга.

Опыт удался. Опухоль преобразовалась в доброкачественный «придаток» мозга, неожиданно запустивший в теле Андрея механизм омоложения. Так Маков встал на путь вечной молодости. Более того, антиген очистил нервные Каналы (это было сродни дефрагментации и очистке дисков винчестера). Андрей обрел кристально ясную, четкую память и способность оперировать в уме числами любой величины.

Воодушевленный, Андрей принял, однако, неверное решение: ушел из спорта и подался в бизнес. За пятнадцать лет он потерял миллионы, потому что доверился нечистым на руку консультантам и применил теневой подход к управлению собственными инвестициями. Затем он влюбился в гламурную актрису, которая наставила ему рога и нагло призналась в этом. После актрисы Андрей закрутил с симпатичной ученой-ядерщиком, и та чуть не довела его до психоза своей параноической ревнивостью. После Маков увлекся двумя сестрами: они описали роман в своей книге, где высмеяли любовника — каждое его слово, каждый поступок. Наконец, какой-то журналист умудрился заснять Андрея в постели с двумя проститутками (одной из них было только пятнадцать лет); это случилось в Санкт-Петербурге, и у себя на родине Андрей приобрел скандальную репутацию.

Он стал злоупотреблять алкоголем и шоколадом, подсел на героин и кокаин. Растолстел, превратился в пародию на себя прежнего.

В пятьдесят Андрей задумал вернуться в спорт. Возобновил тренировки с намерением победить на приближающихся Олимпийских играх, но выбыл из соревнований уже на квалификационном этапе. Андрей обрел прежнюю форму, но на прежний уровень быстрейшего и сильнейшего не вернулся. Его время прошло. Друзья посоветовали ему принять участие в марафонском забеге, где старые спортсмены, несомненно, имели шанс на успех.

Итак, Андрей пять лет провел, готовясь к забегу — и пробежал пять дистанций, по одной за день, повторив подвиг престарелого и больного сердцем Ранульфа Фисннеса. Разница только в том, что Фиеннес к финишу приходил последним — бегал упорно, но медленно. А Маков победил на всех дистанциях, побив все рекорды. Его скорость поражала воображение.

На волне успеха и радости Андрей пробился на Олимпиаду, хоть его и пытались не пустить — внезапное искусственное омоложение классифицировалось как применение допинга. Но в 2064-м Андрей установил новый мировой рекорд в забеге на четыреста метров, обойдя соперников, которые были моложе его на десятки лет.

Своими победами он развенчал самый известный в культуре Запада миф — миф о дряхлой старости. Люди Востока смотрят на пожилой возраст иначе — достаточно вспомнить убеленных сединами сэнсэев, превосходящих по силе и ловкости молодых аколитов. Мы же, Западная цивилизация, слепо верим, будто молодость и есть золотая пора, и торопимся жить, пока она не прошла.

Андрей сломал стереотипы, и внезапно людей перестал пугать рубеж в семьдесят лет — к этой возрастной отметке стали стремиться. Андрей превратился в героя, изменившего мир.

Однажды он пришел в «Карнеги-холл», чтобы послушать игру одной пианистки…

…и вот я снова здесь, играю для восхищенной публики.

Пикантный вальс Брамса прозвучал как нельзя лучше. После него я отыграла джазовую импровизацию, основанную на риффе Диззи Гиллеспи.[13]

Сердце пело от радости, и я ощущала себя сверхчеловеком.

Однако легкость постепенно оставила мои руки. Я замерла от страха в самом начале концерта для пианино, написанного Бахом. В зале повисла гнетущая тишина. У меня со лба скатилась капелька пота и упала на клавишу.

Я возобновила игру, и слушатели облегченно вздохнули. Они были со мной. Придумай и выдержи я эту паузу намеренно, она и вполовину не вышла бы столь эффектной.

Но радостное возбуждение постепенно угасло. В зале послышались шарканье, нарочито громкий кашель… Симпатия зрителей пропала, потому что игра моя стала откровенно… ужасной… охрененно… да, охрененно посредственной.

Мне удалось зажечь публику на вступлении, но когда я играла Бетховена, стало видно: легато натянуто, артикуляция неровна, крещендо и диминуэндо слишком правильны и идут не от сердца. Играла я с огоньком, однако во мне с ужасающей четкостью стал проглядывать обыкновенный тапер с претензиями.

Проклятый оркестр, чертов рояль, гребаный стресс… Только их и оставалось мне винить после концерта. Да, техника игры у меня была совершенной, но в глубине-то души я сознавала: истинным музыкантом мне не быть. После стольких лет занятий и репетиций остался неусвоенным некий элемент X — преданность, страсть, умение отдаваться музыке, инструменту, зрителю… Я могла сколько угодно хорошо играть на рояле, но вот рояль никогда не сыграл бы со мной.

Впрочем, довольно самобичеваний. Важно не то, что я выступила в «Карнеги-холл» посредственно, а то, что я вообще выступила в «Карнеги-холл». Посмеялась над Богом, который одних создает гениальными музыкантами или спортсменами, а других — вроде меня — полными неудачниками. Плохие отзывы в прессе о моей игре? Да, были такие. Но я пропустила их, не заметила. Продажи моих книг возросли, и меня признали самым успешным писателем сезона.

Стыд и стеснение уступили место чувству триумфа и радости успешного отмщения.

И, конечно же, в тот вечер я встретила Андрея, которым многие годы восхищалась издалека. В свои семьдесят четыре он был моложе меня на десять лет, но выглядел старше: он не скрывал седину, глубокие морщины вокруг глаз и возраст кожи — обветренной; плотной. Однако эти отметины возраста не старили Андрея, напротив, подчеркивали силу, физическую и духовную. Андрей двигался плавно, непринужденно. Замечал все вокруг — не приглядываясь особенно к людям, он мог запомнить их внешность, цвет одежды, определить, в каких отношениях — дружеских, любовных, родственных или деловых — они находятся.

А я как была с детства неуклюжей, так и осталась. У меня все валилось из рук. На вечеринке я могла минут десять простоять рядом с человеком и даже не заметить его.

Память у меня невероятно цепкая и емкая, но каким-то чудом я умудряюсь забывать элементарные веши. Например, была у меня сестра, умершая в сорок с чем-то лет. Так я однажды {после ее смерти) рылась в альбоме, наткнулась на сестрину фотографию и не узнала, кто на снимке. (Хорошо еще подписала фото с обратной стороны.) Хотя дело тут вовсе не в особенностях моей памяти — просто сестра никогда мне не нравилась, ее проблемы, мысли, переживания меня не заботили. Вот банк памяти в моем мозгу и перевел ее образ в разряд подлежащих забвению.

Однако встреча с Андреем запомнилась живо.

Я неверной походкой спустилась со сцены и прошла в гримерку. Там жахнула три бокала марочного шампанского — окруженная помощниками и борясь с тошнотой, приступы которой накатывали, стоило подумать о неудачном выступлении. Потом ассистент передал, что со мной хочет встретиться некто по имени Андрей Маков.

У меня подпрыгнуло сердце. На встречу я согласилась, и через пару минут Андрей уже стучался в дверь гримерки.