Фритьоф Нансен - «Фрам» в полярном море

• Название: «Фрам» в полярном море
• Автор: Фритьоф Нансен
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-358-05627-5

Имя путешественника, полярного исследователя, общественного деятеля Фритьофа Нансена вошло в историю человечества. Знаменитый дрейф «Фрама» через Северный Ледовитый океан, санный поход к Северному полюсу были успешно осуществлены только благодаря оригинальности и ясности мышления исследователя и руководителя, продумавшего каждую деталь этих столь значимых для человечества и науки путешествий.

Яркое, выразительное повествование Фритьофа Нансена читается легко, с интересом, ибо это рассказ о смелости, взаимной выручке людей, покоривших суровую природу Арктики.

---

На палубе ничего не обнаружили, кроме того, что происходит подвижка льда и лед как будто отступает от корабля. Еще вчера и сегодня утром у кормы громоздились крупные торосы. Треск последовал, по-видимому, от внезапного напора и сжатия этих нагромождений, в результате чего лед отжало от стенок судна сразу по всей длине. Судно дало сильный крен на левый борт. Треска дерева не слышно, так что «Фрам», во всяком случае, повреждений не получил. Однако было холодно, и мы опять заползли в каюты.

В 6 ч, когда все сидели за ужином, внезапно началось новое сжатие. За стенкой кормовой части корабля поднялась такая возня и грохот, что невозможно стало разговаривать обычным голосом; приходилось кричать во все горло. Время от времени сквозь грохот доносились одна или две ноты из мелодии Кэрульфа «Не мог я уснуть, соловей мне мешал»: это наигрывал наш орган. Понятно, что все согласились с Нурдалом, глубокомысленно заявившим, что куда лучше было бы, если бы сжатия, не тревожа нас тут на корме, ограничили сферу своей деятельности носовой частью судна. Грохот снаружи продолжался еще минут двадцать, затем стихло.

Вечером Скотт-Хансен, вернувшись с палубы, сообщил, что наверху невиданное северное сияние. Световые блики играли повсюду на снежном покрове, а на палубе было совершенно светло. Небо пламенело, особенно на юге, где огненная масса взрывалась и высоко полыхала вверху. Попозже Скотт-Хансен прибежал снова с вестью, что теперь это зрелище прямо бесподобно.

И правда. Огненные полыхавшие массы разлились теперь блистающими многоцветными потоками-лентами, которые волновались, взаимно переплетались, змеились по небосводу как на севере, так и на юге. Лучи сверкали чистейшими хрустальными цветами радуги, преимущественно фиолетово-красными и карминовыми, как рубины, и самым ярким зеленым, как смарагды (изумруды). Всего чаще лучи дуг у основания были красные, а выше искрились зелеными огнями, которые вверху, становясь темнее, переходили в синие или фиолетовые, чтобы затем слиться с синевою неба. Или же в одной и той же дуге они были то ярко-красными, то ярко-зелеными, исчезали и вспыхивали, как бы раздуваемые вихрем. Нескончаемая сверкающая игра красок, фантасмагория, превосходящая всякое воображение. По временам это явление становилось до такой степени грандиозным, что захватывало дух. Казалось, вот предел уже достигнут; сию минуту что-то произойдет – быть может, рухнут небеса. Но как раз когда от напряженного ожидания замирало сердце, огни внезапно слетали легкими и быстрыми блестками вниз. Миг – и нет ничего. Так несколькими быстрыми и легкими аккордами замирает мелодия. Подобная развязка лишена всякого драматизма, но совершается она с такой неподражаемой уверенностью, четкостью, что невольно любуешься ею. Чувствуется опытный мастер, в совершенстве владеющий своим инструментом. То он как будто лишь шутя трогает струны, то одним ударом смычка легко и изящно переходит от наивысшего проявления страсти к тихой, будничной лирике, чтобы вслед за тем несколькими смелыми взмахами снова подняться до пафоса. Иной раз кажется даже, что он решил нас подразнить, издевается над нами. Только что, гонимые 34—35-градусным морозом, хотели мы сойти вниз, вдруг снова начиналась эта дивная игра, и мы застывали опять на месте, отмораживая себе носы и уши. В заключение бурный фейерверк; пламя полыхало так, что ежеминутно казалось: вот-вот огонь охватит самый снег и лед – на небе ему не хватит места. Наконец, я уже не в силах терпеть: одетый кое-как, без шапки, без рукавиц, перестав ощущать свое тело, ноги, руки, ползу по трапу к себе вниз».

Бернар Нурдал, электрик и кочегар

«Воскресенье, 10 декабря. Опять мирное воскресенье. В английском календаре этот день отмечен следующим изречением Юма:[146] «Не is happy, whose circumstances suit his temper; but he is more excellent, who can suit his temper to any circum-stances».[147]

Это верно, и в данную минуту я следую именно такой философии. Лежу при электрическом свете в постели, пишу дневник, пью пиво и закусываю бисквитами. Затем беру книгу почитать на сон грядущий. Целый день дуговой фонарь, словно солнце, озаряет наше существование. Теперь немудрено разобраться в наших грязных картах, отличить черви от бубен. Удивительно все же, какую силу имеет свет. Право, я стану здесь огнепоклонником. И странно, в сущности, что культ огня возник не в полярных странах.

У нас на борту появилась газета «Фрамсия» («Framsjaa»); безответственным редактором ее состоит наш доктор. Первый номер читали вслух сегодня вечером, и он дал повод к большому веселью. Между прочим, в нем помещено одно стихотворение и одно «предостережение».

ЗИМА ВО ЛЬДАХ

(Приложение, к новорожденной «Фрамсии»)

Как во льдах пустынных да корабль лежит,
Снегом густо-густо такелаж покрыт.
Но ты слышишь ясно,
Удивлен ужасно,
Что он не покинут, что в нем живут.
Кто же это, братцы?
Загляни-кось, братцы:
Нансена ребята весело шумят.
Вечер лишь настанет, карты на столе,
Чуть не все играют, гам стоит в толпе,
Вот Нурдал и Бентсен
Заседают вместе.
«Экая ворона», – Нурдал говорит,
Но Бентсен, братцы,
Не смотрит, братцы,
«Сам-то ты ворона», – мрачно он ворчит.
Среди всех и Гейка[148] с широкой спиной,
Увлечен он страшно карточной игрой.
Ларс с ним так играет,
Будто он ставит
Жизнь на карту, счастье, кров свой и почет.
А Амунсен, братцы,
Смотрит на них, братцы,
Головой качает и домой идет.[149]
Свердруп, Блессинг и наш здешний Мон,[150]
Те марьяж избрали своей profession.
Время быстро мчится.
«Надо торопиться»,
Воздыхая грустно, Хансен говорит,
«Звезды наши, братцы,
Ждать не будут, братцы».
И уходит с Моном на палубу он.
Доктор только бедный не у дел совсем;
Нет больных на «Фраме», нету их совсем:
Грустно он вздыхает,
Медленно шагает
Из угла каюты в другой угол он.
Но придумал, братцы,
Себе дело, братцы,
Он для вас газету будет издавать.

Предостережение!!!

Считаю своею обязанностью предостеречь публику от некоего бродячего часовщика, который недавно завелся в нашем хозяйстве, берет у разных лиц часы в починку и не возвращает их. Как долго еще будет существовать подобное ремесло на глазах у властей?

Приметы часовщика следующие: роста среднего, блондин, глаза серые, борода русая, сутулый; в общем и целом кроткого вида.

А. Юлл[151]

Примечание.

Описанная личность заходила вчера в нашу контору в надежде получить у нас работу, и мы считаем своим долгом пополнить ее приметы следующими: субъект часто слоняется тут вокруг со стаей бездомных собак по пятам, усердно жует табак, следы которого виднеются на его бороде. Больше добавить нам нечего, так как нам не дано право, да и надобности нет исследовать его под микроскопом.

Редакция «Фрамсии»

Вчерашнее наблюдение дало 79° северной широты и 138°14 восточной долготы. Наконец-то снова добрались до той широты, на которой были в конце сентября. Кажется, теперь твердо дрейфуем к северу: около 10 за четыре дня».

«Понедельник, 11 декабря. Утром предпринял большую прогулку на запад. Ходить в темноте по торосистому льду так же трудно, как пробираться ночью по моренам. Раз шагнул прямо в воздух, полетел, не удержав равновесия, и ушиб себе правое колено. Погода сегодня мягкая; всего лишь -23°.

Вечером северное сияние имело чрезвычайно своеобразный вид белых блестящих облаков, которые я сначала принял было за освещенные луной. Но никакой луны еще нет. Эти легкие cumulus или cirro-cumulus переходили в светлое небо цвета макрелей [скумбрии]. Я стоял неподвижно и наблюдал до тех пор, пока позволяла легкая одежда, но не обнаружил никакого движения, никакой игры света. Облака сияния тихо плыли по небу.[152] Свет был всего сильнее на юго-востоке, где виднелись также и темные облака. Скотт-Хансен говорил, что потом они переплыли на северную часть неба; облака надвигались и исчезали; некоторое время их было очень много – блестящих и белых, «белых, как барашки», как он выразился, но за ними игры северного сияния не было видно».

В метеорологическом журнале за этот день около 4 пополудни отмечено: «Слабое северное сияние на севере; несколько отдельных пучков (они выглядят, как кружевные золотые ленты) рассеяны на севере-северо-востоке у самого горизонта». В своем журнале северных сияний Скотт-Хансен описывает сегодняшнее явление следующим образом: «Около 8 ч вечера наблюдалась дуга северного сияния, простирающаяся через зенит с востоко-юго-востока на северо-запад. Напряженность 3–4, сильнее всего она на северо-западе. В зените дуга распространялась излучиной к югу. В 10 ч на северной стороне неба было более слабое северное сияние; спустя 8 мин оно поднялось до зенита, а еще через две минуты широкая блестящая дуга прошла через зенит; напряженность 6. Через 12 с от зенита радиусами разошлись огненные лучи приблизительно в восточном направлении. В следующие полчаса северное сияние продолжалось, главным образом, в виде ленты через зенит, вблизи него, или ниже – на южной части неба. Наблюдение окончено в 10 ч 38 мин. Напряженность тогда была 2; сияние рассеялось, растеклось по южной части небосвода. Все это время виднелись облака cumulus различной плотности. В начале наблюдения они появились на юго-востоке и исчезли в конце его; всего плотнее они были около десяти минут 11-го. К тому времени, как широкая блестящая дуга, проходившая через зенит, достигла наибольшей интенсивности, cumulus на северо-западе выглядели совершенно белыми, хотя в этой части неба нельзя было открыть никаких признаков северного сияния. В то же время отражение света на льду было весьма сильным. В пределах северного сияния cumulus казались более темными, почти как серая шерсть. Цвета северного сияния были: желтый, голубовато-белый, молочно-голу-бой – холодного тона». По метеорологическом журналу около полуночи все еще было заметно северное сияние в южной части неба.