Фритьоф Нансен - «Фрам» в полярном море

• Название: «Фрам» в полярном море
• Автор: Фритьоф Нансен
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-358-05627-5

Имя путешественника, полярного исследователя, общественного деятеля Фритьофа Нансена вошло в историю человечества. Знаменитый дрейф «Фрама» через Северный Ледовитый океан, санный поход к Северному полюсу были успешно осуществлены только благодаря оригинальности и ясности мышления исследователя и руководителя, продумавшего каждую деталь этих столь значимых для человечества и науки путешествий.

Яркое, выразительное повествование Фритьофа Нансена читается легко, с интересом, ибо это рассказ о смелости, взаимной выручке людей, покоривших суровую природу Арктики.

---

С другой стороны, столь же трудно предположить, что мы находимся много западнее. В таком случае нас должно было бы сильно отнести дрейфом между 8 и 13 апреля; или же часы мои перед 2 апреля в течение некоторого времени стояли. Три наблюдения от 2, 4 и 8 апреля, по-видимому, действительно показывают, что нас отнесло значительно на запад. 2 апреля мы находились под 103°06 восточной долготы, 4-го – под 99°59 и 8-го – под 95°07 восточной долготы, а между этими днями не было сделано ни одного значительного дневного перехода; между наблюдениями 2-го и 4-го был сделан небольшой дневной переход, а между 4-м и 7-м – два, которые, однако, были ничтожны и не могли значительно подвинуть нас на запад. Это значит, что мы отнесены дрейфом за шесть суток почти на 8° или, допустим, хотя бы на 7° к западу. Если мы будем считать, что все пять суток между 8-м и 13-м был такой же дрейф, то, значит, мы отклонились на 7° дальше на запад, чем предполагаем. Следовательно, сейчас мы могли бы находиться не под 61 °, а под 54° восточной долготы. Но и тогда должно было быть не больше, чем 8 миль от мыса Флигели и совсем близко от Земли Короля Оскара. А в таком случае можно было уже видеть или тот, или другую. Если же предположить, что в период до 2 апреля был также сильный дрейф к западу, и если не исключать возможность, что мои часы, как я и опасался, все-таки стояли, тогда нас могло отнести бог весть как далеко на запад. Вот все что мы можем сказать. И мне все чаще приходит на мысль такая возможность.

Тем не менее нам остается, по-видимому, одно: двигаться вперед по тому же курсу, которого мы придерживались до сих пор, быть может, лишь немного больше уклоняясь к югу. Куда-нибудь мы придем, и тогда, вероятно, разрешится и эта загадка.

Покончив с вычислениями, я прикорнул немного, но, когда вышел сегодня около полудня, путь оказался не лучше, а скорее хуже. Свежевыпавший снег совершенно талый, и путь чрезвычайно скверный. Тем не менее следовало двигаться дальше: лежа здесь, ничего не выиграешь. Как бы мало мы ни прошли, все же это движение вперед.

После полудня я с трудом уловил один раз высоту солнца, но очертания его были не резки». 

«Суббота, 15 июня. Середина июня, а конца похода все еще не предвидится! Наоборот, положение ухудшается. Так скверно, как вчера, еще ни разу не было; пожалуй, и хуже тоже не может быть. Нарты по глубокому рыхлому и мокрому свежевыпавшему снегу еле двигались, а при задержках – они случались поминутно – словно прилипали к месту. В этих случаях, напрягая все силы, едва удавалось сдвинуть нарты с места. На лыжах идти было не легче: стоило на минуту остановиться, как на них снизу налипал толстый слой снега; лыжи все время зарывались в рыхлый снег. Кроме того, под подошвы тоже набивался и быстро обледеневал снег; только поналяжешь на нарты, и сразу лыжи соскальзывают с ног, а ты оседаешь в снег и проваливаешься в него по пояс. Оставалось выкарабкиваться и снова вставать на лыжи. Брести по такому снегу без лыж бессмысленно. Пожалуй, лучше бы их привязать, но тогда новая канитель: лыжи то и дело пришлось бы снимать, когда нужно перетаскивать нарты через торосы или переправляться через полыньи. Лед, куда ни повернись, неровный, покрытый буграми и старыми торосами. Продвигаться вперед можно только извиваясь, как угорь. Нередко встречались полыньи, вынуждавшие делать дальние обходы, или значительные пространства тонкого и ненадежного льда, или хаос торосов и тому подобное свинство. Мы тащились вперед, передвигаясь в два приема, как и прежде.

Вечные мучения

Рисунок

Собаки совсем выбиваются из сил. Лисичка, последний «пережиток» моей упряжки, едва передвигает ноги; заставить ее тащить сани нечего и думать. Она шатается, словно пьяная, а когда падает, то едва в состоянии подняться на ноги. Сегодня мы ее, слава богу, убьем и избавимся от этого зрелища. Стурревен тоже начинает сдавать, когда идет в упряжке. Одна только Кайфас еще везет мои нарты, да и то лишь в том случае, если кто-либо из нас идет рядом и помогает ей. Идти дальше при таких обстоятельствах – значит изнурять без пользы самих себя и собак, расходуя к тому же провианта больше, чем необходимо. Вчера поэтому мы отказались от обеда и, выйдя в 4 ч 30 мин пополудни, сделали привал только около 9 ч вечера.

В пути мы останавливались только один раз, чтобы произвести наблюдение. Теперь нелегко поймать солнце, и приходится пользоваться каждой минуткой, когда оно мелькнет сквозь бегущие облака; яркого солнца не дождаться. Вчера днем после упорного ожидания и после того, как я раза два напрасно устанавливал приборы, удалось, наконец, сделать скудное наблюдение и взять хотя бы приблизительно высоту. Вчера же вечером я это наблюдение обработал и нашел, что нас неожиданно отнесло очень сильно на запад. С 61° 16 восточной долготы, где мы были 4 июня, мы очутились примерно под 57° 40 . Кроме того, нас отнесло порядочно на север, 4-го мы были под 82°17,8 северной широты, а вчера под 82° 26 . А ведь с того времени изо всех сил и с великим трудом мы пробивались к югу.

Утешительна, впрочем, такая подвижность плавучего льда, это подает надежду, что в конце концов нас все же вынесет дрейфом на открытую воду. Я уже начал сомневаться, чтобы можно дойти куда-нибудь одними собственными усилиями при таком гнусном состоянии поверхности льда и всего пути – вся надежда теперь на разрежение льда.

На наше счастье, вчера поднялся северо-восточный ветер. Пусть бы он только продержался и хорошенько погнал льды. Ведь если ветер мог отнести нас на северо-запад, он может отнести и на юго-запад и, наконец, прямо к нашей цели или хотя бы в море между Землей Франца-Иосифа и Шпицбергеном. Судя по этому наблюдению я еще больше, чем когда-либо, сомневаюсь, что мы окажемся к востоку от мыса Флигели, и все больше и больше начинаю верить в возможность того, что первой землей, которую мы увидим, – если вообще нам суждено ее видеть, а на это я все же надеюсь, – будет Шпицберген. В таком случае нам и одним глазком не удастся взглянуть на Землю Франца-Иосифа– землю, которую я видел в золотых грезах и во сне, и наяву. Ну, да будь что будет, приходится с этим примириться. На Шпицберген попасть в сущности тоже недурно, а если мы действительно ушли так далеко к западу, то тем больше надежды добраться в скором времени до открытой воды или до разреженного льда. Итак, в путь! Если бы мы только могли раздобыть продовольствие, все было бы в порядке, но в том-то и загвоздка.

Потратив немало времени на вычисление и размышления по поводу нашего дрейфа и нашего будущего, я позволил себе хорошенько выспаться. К чему, в самом деле, спешить по этому пути, который сегодня ничем не лучше вчерашнего? Да, кроме того, идти ночью и прохладнее и удобнее, чем днем. Самое лучшее – это растянуть по возможности время, расходуя при этом наши запасы лишь безусловно необходимыми порциями. Летом условия, несомненно, улучшатся, и за три рабочих месяца мы сможем обеспечить себя провиантом. Было бы странно, если бы это оказалось невозможным. Птицы здесь, во всяком случае, встречаются постоянно: вчера я опять видел большую чайку; но на то, чтобы поддерживать свою жизнь ими, у нас не хватит патронов. Все надежды теперь на тюленей и медведей; забить бы хоть одного такого приятеля прежде, чем придут к концу наши запасы; тогда мы будем обеспечены надолго».

«Воскресенье, 16 июня. Вчера дело шло из рук вон плохо. Лед такой тяжелый, что можно прийти в отчаяние. Единственное утешение – сознание, что хуже уже быть не может! Минутами я просто не знал, на что решиться. Пожалуй, лучше убить всех собак сразу, чтобы запастись пищей для самих себя, и попытаться без их помощи двигаться вперед по мере сил. Таким образом мы, конечно, продлили бы свои запасы дней на пятнадцать, а то и на двадцать и успели бы за это время продвинуться вперед хоть сколько-нибудь. На более или менее значительное продвижение, однако, рассчитывать нельзя, а потому все же, пожалуй, правильнее выждать. Но, с другой стороны, до земли, до открытой воды или, во всяком случае, до разреженного льда не может быть далеко, и каждая пройденная к югу миля имеет свое значение. Значит, нужно пытаться использовать собак до последней возможности и с их помощью продвинуться насколько возможно дальше. Может статься, перемена близка, а если и нет, то лед улучшится, станет ровнее, как тот, по которому мы шли не так давно.

А пока что мы вынуждены были забить вчера еще двух собак. Когда тронулись в путь, обнаружилось, что Лисичка совсем выбилась из сил и ноги у нее подкашивались; она упала и не могла встать; я протащил ее немного вместе с нартами, но она тщетно пыталась подняться на ноги. Пришлось взвалить беднягу на нарты поверх груза. Когда дошли до тороса, где нашлось защищенное от ветра место, Йохансен убил ее, пока я ходил искать дорогу. Не лучше было положение и с другой из моих собак – Стурревеном. Нечего и думать было не только заставить его тащить нарты, но и вообще двигаться самостоятельно; он едва плелся, шатался и падал; все время приходилось помогать ему вставать, но тем не менее он еще кое-как двигался. Затем ему стало совсем невмоготу передвигать ноги. Он отстал, постромки его попали под полозья, и его пришлось тащить за нартами. Я попробовал отвязать его в надежде, что тогда он, во всяком случае, сможет сам тащиться сзади. Он так и поступал некоторое время, но потом лег. Йохансен вынужден был подобрать его и положить на свои нарты, а когда мы остановились на ночлег, пришлось и его убить. Итак, у меня остался один Кайфас, а у Йохансена – Харен и Сугген. Этих трех собак мы сможем прокормить двумя убитыми в течение десяти дней. Но как далеко за это время уйдем – одни боги ведают! Боюсь, что не очень далеко.