Николай Волынский - Наследство последнего императора

• Название: Наследство последнего императора
• Автор: Николай Волынский
• Жанр: Исторический детектив
• Год: 2007
• ISBN: 5-901290-09-7

«Наследство последнего императора» Николая Волынского – книга о звеньях цепи важных исторических событий. О жизни и тайне смерти Николая Второго; о драмах эпохи революций и гражданской войны; о страшной исторической трагедии уже наших дней; о тогдашней и нынешней беспощадной борьбе за наследство русского царя.

Но, прежде всего, это книга о живых людях…

---

Николай хмыкнул, но перебивать митрополита не стал.

– Большие соблазны охватят немало людей… И им, как никому другому, необходимо продолжать и поддерживать смуту, ибо только она дает временщикам и интриганам наилучшие возможности для утоления их притязаний, для личного обогащения, для удовлетворения их гордыни и тщеславия! Там, Государь, – указал Антоний перстом в окно, – там еще кипит революция, ее котел может взорваться в любую минуту от перегрева, и нам остается только молить Бога, дабы хоть через край не переливалось. При регентстве и вашем патриаршестве, вы уже не сможете издать указ или закон и не будет у вас средства заставить всех подданных исполнять уже изданные… Дай, Господи, будущему Патриарху хотя бы уберечь нашу Православную церковь! Усилия в этом направлении будут положительными, если престол займет иерарх, авторитетный в церкви и миру, знающий Закон Божий и Устав богослужений. Тот, кто давно известен и церкви и пастве своим благочестием. Тот, кого церковь и мир знают давно, а потому уважают и будут подчиняться ему без ропота и критики – с радостью. И поэтому…

– О чем вы говорите, ваше высокопреосвященство! – перебил его Николай, чего с любым собеседником он себе почти никогда не позволял. – О каком спасении Православной церкви вы говорите? Она стоит тысячелетия и стоять будет, ее не в силах разрушить даже самые алчные – и история об этом свидетельствует. И простоит еще века! Наш русский православный народ…

И тут митрополит Антоний позволил себе неслыханную дерзость.

– Наш русский православный народ… – неожиданно он перебил царя и вдруг замолчал. Выждав несколько секунд, продолжил: – Да, вы правы, Ваше величество, более православного народа, чем наш, на земле нет. Но осмелюсь повторить: нельзя преувеличивать это качество, упиваться им, ведь этак можно ослепнуть духовно и душевно. Теперь же каждый день до нас, до Синода, доходят вести, одна другой страшнее и печальнее: об ограблениях церквей и монастырей, об избиении и даже убийствах священников!.. И пусть бы грабили и убивали служителей какие-нибудь так преступные сектанты – так нет же! Зверства эти творят простые русские мужики – те самые православные, крещеные и еще вчера богобоязненные… И почему, откуда сия напасть, понять – но не оправдать – можно. Потому что повод к неуважению священства нередко подает само священство. Пьянство, разврат, мужеложство, педофилия, пренебрежение Уставом богослужения, воровство из церковных касс – вот какая напасть обрушилась на нашу церковь сейчас, в эти годы, в эти месяцы, на наших глазах… Да, найдутся такие, кто скажет: зло сие наблюдалось в церковных рядах и раньше. И что в других церквах, в первую очередь, в римско-католической и также в военно-монашеских орденах зла, стяжания и мерзости разврата было и есть еще больше. И что латинская церковь, а также ее лютеранские и кальвинистские ответвления давно перестали быть церковью и превратились в исключительно политические организации. Но сие утешение слабое. Потому что от этого наши беды не становятся менее тяжелыми. Точно так же можно сказать, что распад гниения и мерзость запустения принесло Русской православной церкви теперешнее «освободительное» движение – сейчас, на наших глазах! Но ведь снова не легче от тех слов! Выжигать язвы огнем, отсекать гниющие члены беспощадным мечом – вот чем придется заниматься новоизбранному Патриарху. Да: наказания, жестокие репрессалии, особенно, против священнослужителей, пусть даже явных отступников и преступников, – зло. Но достанет ли у вас сил, Государь, – сил творить зло добра ради? Сможете ли вы любить Церковь и ее паству так сильно, чтобы любовь ваша стала безжалостной, жестокой и беспощадной? Боюсь, что вы, Государь, не сможете. Неизбежно придется творить зло – ради того, чтобы утвердить добро, во стократ большее. Иной раз наказываешь собаку, ребенка – и уже сердце болит. А тут предстоит беспощадная чистка среди священнослужителей, даже я сказал бы – своего рода террор!.. Увы, достаточное число из братии – из тех, о ком я хорошо знаю, давно заслужило и каторжные работы, и вечную ссылку. Вы готовы взять на себя такое бремя, отчего вам сам Фома Торквемада[28] не позавидует? Опасаюсь, что не сможете. Это не по вашему характеру. И трон царский тоже будет брошен, отдан будущей камарилье, которая, конечно, существует и сейчас, но вырастет и окрепнет в сотни раз больше, когда вы уйдете из Зимнего дворца!

Митрополит перевел дух, потом беззвучно заплакал и тяжело сел в кресло. Его черные скорбные глаза, залитые слезами, прожигали душу Николая насквозь. И больше всего царю всего хотелось немедленно вскочить и убежать пешком к себе в Царское Село, в тишину и покой своего кабинета, куда не достигали бы страшные, истерические слова митрополита. Так они оба сидели молча – царь, оцепеневший от картины, которую ему нарисовал митрополит, и высокопреосвященный Антоний, погрузившийся в темную грусть. Наконец Антоний шумно вздохнул, приподнял полу рясы, под которой у него объявились обыкновенные офицерские брюки, заправленные в сапоги, достал из кармана сложенный вчетверо клетчатый носовой платок. Он аккуратно вытер глаза, усы и бороду, высморкался, снова сложил платок и сунул в брюки. И уже совершенно спокойным, но не терпящим возражений голосом произнес:

– Я имею счастье быть вашим духовником, Государь. Вы сами меня избрали для такого высокого и ответственного назначения. И тем дали право не лгать вам, даже во спасение, и предостерегать от гибельных шагов и тем паче мыслей – насколько это по моим слабым силам… И как ваш духовный отец, – тут голос Антония окреп и налился мощью, – я обязан вас предостеречь!

– От чего же предостеречь? – шепотом спросил император.

– Пока – по крайней мере, сегодня – ваше стремление стать Патриархом я могу расценивать не столько как желание послужить Господу, Его Церкви и Святой Руси. Но и как еще одно желание, пусть даже в душе еще отчетливо не высказанное: обеспечить себе личное удобство, как говорят за границами – «комфорт», избавившись от государственных хлопот и забот об Отечестве. Пребываю в надежде, что ошибаюсь! – быстро и примирительно добавил митрополит, увидев как протестующе и с обидой сверкнули глаза царя. – Но, согласитесь, такой – личный мотив тоже может иметь место, пусть даже как досужее предположение. И я считаю совершенно недопустимым для моего духовного чада его желание достичь личного спасения путем оставления своего царственного долга. Он на Ваше величество возложен Самим Господом Нашим Иисусом Христом. Вы – Его помазанник и не можете искать более легкой жизни. Потому что регентство, задуманное вами, не предохранит измученный народ наш от неминуемых опасностей и дополнительных страданий. И потому, если вы, Государь, сын мой, все-таки сочтете необходимым испросить моего духовного благословения на ваше оставление престола и на ваш переход в иноческое состояние, то я такого благословения и положительного напутствия дать не считаю возможным! Почему не считаю, – я попытался только что разъяснить. Если вы не согласны со мной, стало быть, я разъяснил плохо…

К Николаю уже вернулись его выдержка и самообладание.

– Я понял вас, ваше высокопреосвященство, – спокойно и вдумчиво сказал император. – Значит, и этот путь для меня закрыт, – он вздохнул, поднялся с кресла, перекрестился на икону Христа Вседержителя – такую же, как у отца Иоанна, но кисти другого мастера. – Вот и отец Иоанн мне говорил примерно то же, что и вы.

Потом царь упрекал себя за свои последние слова об о. Иоанне. Нехорошо вышло. Николай хорошо знал, что между митрополитом Антонием и отцом Иоанном существует давняя вражда.

Митрополит страшно ревновал Иоанна к пастве, завидовал его славе и народной любви – причем, настолько, что даже был не состоянии скрывать свои чувства. Лишь немного погодя Николай полностью осознал, что своим вроде бы случайным и вполне, в общем, естественным упоминанием о разговоре с настоятелем Кронштадтского собора, которого за его божественный дар пророчества, исцеления и утешения еще при жизни в народе считали святым, он подсознательно хотел мелко отомстить о. Антонию за пережитые императором полчаса назидательной порки. Потом он раскаялся, даже наложил на себя добровольно небольшую епитимью, заставив себя тридцать три раза прочесть Иисусову молитву. Но тогда он наблюдал за митрополитом с интересом школьника, воткнувшего в учительский стул железное перо и теперь ожидающего, когда учитель на него сядет. Но Антоний и бровью не повел.

– Что же… Мне не дано, наверное, прозревать будущее до мелких подробностей… как некоторым другим, – ворчливо отозвался митрополит. – И потому я не уверен, что окажусь во всем прав. Не думаю, что путь Вашему величеству к Патриаршему престолу закрыт навсегда, – посластил пилюлю Антоний, что слегка приободрило царя. – Вполне возможно, что когда Цесаревич достигнет совершеннолетия, вы, Государь, будете иметь и полную возможность и полное моральное право вернуться к теме и снова соискать иноческого сана и Патриаршего престола. Когда наступят лучшие времена!