Сугралинов Данияр - Кирпичи-II

• Название: Кирпичи-II
• Автор: Сугралинов Данияр
• Жанр: Современная проза

Глава 1

(другие еще не опубликованы)

---

Данияр Сугралинов Кирпичи-II

Глава 1

– Поешь еще, Серёж, – сказала мама.

– Мам, я наелся, спасибо.

Честно говоря, я еле осилил вторую порцию маминой запеканки. Вторую неделю дома, а мама всё не успокоится. Я для неё всё еще маленький Серёжа, который вечно отлынивал от завтрака, терпеть не мог супы и воротил нос от манной каши. А если в тарелке обнаруживался вареный лук... В детстве мне очень нравился борщ, но при этом я терпеть не мог капусту. И никак не мог понять, почему мать с отцом так смеялись, когда я просил варить борщ без капусты.

А вот в студенчестве, когда я начал жить без родительской опеки, детские капризы про вареный лук и капусту в борще стали неактуальны. Да, и возить ложкой по дну тарелки стало опрометчиво – готовили мы совместно, ели с одной сковородки, а в этом случае щелкать ртом в большой семье значило остаться голодным. В общем, за годы студенчества я стал всеяден, но каждый раз, когда я возвращался домой на каникулы, мама готовила только мои любимые блюда.

И каждый мой приезд, мама, увидев меня, всплескивала руками:

– Боже мой, исхудал-то как, мальчик мой!

И пока заросшего щетиной мальчика душил в объятьях отец, мама, с каждой фразой переходя на новый уровень справедливого негодования, костерила всех виновных, по её мнению, в отощавшем сыне. Доставалось всем – от толстого Вадика, моего соседа по комнате до Министерства образования. Особенно мне было обидно за Вадика, питался он как воробушек, а толстый был из-за неправильного обмена веществ. Но мама Вадику всё равно почему-то не доверяла. Вадик потом уехал в Штаты и на их фаст-фуде раскабанел еще больше, и здесь уже сложно сказать, неправильный обмен веществ тому виной или что-то иное.

В общем-то, я уже не тот тощий студент Серёжа Резвей, но то, что готовит мама, вкусно всегда, как бы сыт я не был. Для мамы готовить для нас с отцом истинное удовольствие, то, что, как ей кажется, в полной мере покажет нам её любовь. Наша же любовь к маме должна проявляться в том, что бы мы съедали всё предложенное.

А вот моя Ксюша готовить совсем не любит. Хотя готовит великолепно! Для неё готовка – это творческий процесс, не мыслимый без большого количества ингредиентов. Даже банальная яичница в её исполнении готовится не менее часа и сервируется, словно фирменное блюдо в лучшем ресторане. Тем обиднее наблюдать микроскопические порции приготовленной яичницы, особенно с учётом гор посуды, участвовавшей в создании завтрака. Но это там, в Питере, городе, ставшим моим вторым домом.

Здесь же теплота отчего дома, улицы родного города и друзья детства помогли мне отвлечься от последних событий. Лидка, Лёха, Панченко, Иван... Образы потускнели, кажется, что я в другом мире – в мире без подковёрных игр, предательства и лжи. Весь негатив последних дней растворился в прошлом. Безумно жаль, что Ксюша не смогла приехать со мной. У неё сейчас преддипломная практика, так что знакомство с моими родителями пришлось отложить.

Отец, опустив газету, посмотрел на меня, чему-то улыбнулся и спросил:

– Какие планы, Серёж?

– Встречаюсь с друзьями.

– Хоть бы вечер дома провёл, – возмутилась мама. – Каждый вечер одно и тоже – друзья! Ты б вчера его видел, Саш. Его Пахомов с Иванченкой привели! Под утро! Да и ты тоже хорош, – внезапно переключилась она на отца, – уже сам распиваешь с ним, словно пьяницы какие!

Мама была не права. Вряд ли бы пьяницы ограничились бутылкой пива. А насчёт Вовки Пахомова с Мишей Иванченко, это да... Кажется, я даже песни пел в караоке, и всё удивлялся, почему так мало очков мне дают за моё высокое исполнительское мастерство. И лишь когда я сорвал голос и стал разговаривать как Хмырь в «Джентльменах удачи», выяснилось, что был отключен микрофон.

***

С Вовкой и Михой мы дружим с детства. Росли в одном дворе, учились в одном классе. Когда мы были маленькими, мы строили зимой снежные крепости и играли в снежки, а летом играли в «Чижа» и прятки, и, конечно, пешком ходили на речку – плавать, рыбачить, печь картошку.

Да чем мы только не занимались! Стоило одному из нас чем-либо увлечься, как этим увлекались все трое. Мы собирали марки, монеты, значки и спичечные этикетки. Слова «филателия», «нумизматика» или «фалеристика» были для нас не пустым звуком. Мы читали литературу по теме, изучали каждый образец наших коллекций, посещали соответствующие кружки и с большой радостью делились знаниями между собой.

После фильма о третьем чемпионе мира по шахматам Хосе Рауле Капабланке мы круглый год играли в шахматы, записались на шахматную секцию «Е2-Е4» и соревновались, решая на скорость все шахматные задачки из местной газеты.

Мы переписывались с пионерами Венгрии, Польши, Кубы и Монголии, участвовали в викторинах, проводимых журналами «Костёр», «Пионер» и газетой «Пионерская правда». Мы самостоятельно изучали языки, чтобы переписываться с друзьями на их родном языке.

Когда появились футбольные вкладыши от жевательной резинки «Final-90», мы увлеклись футболом и каждый из нас знал полный состав каждой сборной, участвовавшей в чемпионате мира в Италии. Большим шиком было иметь вкладыш с фото сборной ФРГ. Да и вообще, сборные менялись на пять-шесть вкладышей с игроками. Меньше всех почему-то ценился Балтача. Я тогда первый подписался на газету «Футбол», а Вовка на все сбережения купил резиновый мяч. Мы играли в «Жопу», «Семнадцать» и «На лучшего вратаря», а потом и за сборную двора.

Мы разводили рыбок, начав с подаренных Вовке на день рождения парочки гуппи в литровой банке с водой. К моменту, когда интерес к рыбкам сошел на нет, мы знали о них почти всё, а потомство наших гурами, макроподов и скалярий плавало не в одном десятке аквариумов города.

После «Весёлой семейки» Носова мы даже решили завести инкубатор и вывести цыплят, но так и не нашли свежеснесённых яиц. А после «Республики ШКИД» стали выпускать журнал «Пионерская справедливость». Пионерская справедливость заключалась в том, что Вовка писал язвительные фельетоны об одноклассниках, я писал стихи, где пропесочивал двоечников и лентяев, а Мишка рисовал иллюстрации. Хулиганы в мишкиных иллюстрациях были маленькие, а мы – большие, настолько большие, что видны были только наши ноги. К третьему номеру мы исчерпали весь яд и журнал сам собой закрылся.

Еще мы писали письма Наташе Гусевой, Алисе из телефильма «Гостья из будущего». Я и Вовка писали о собственных достижениях, полученных оценках, проделанной пионерской работе, количестве собранного металлолома и желании дружить с ней. Мишка писал о любви. Зря он писал любовные письма на уроке, иначе его письмо никогда бы не попало нашему классному Льву Мироновичу. Лев Миронович посчитал нужным продекламировать письмо всему классу. Читал он с выражением, а под конец поднял красного потеющего Мишку со стула и подвёл итоги.

– И дело не в теме вашего письма, Иванченко, – сказал он под незатихающий гогот всего класса. – Любовь – светлое и заслуживающее уважения чувство. Дело в вашей вопиющей безграмотности! Советский пионер сначала учится грамотно писать, а потом пишет письма.

Хорошо, он не знал того постыдного факта, что по Мишкиным письмам обучаются русскому языку монгольские пионеры. «Дарагой друк» – это сейчас можно так писать, а тогда могли и из пионеров выгнать.

В школе очкастого Пахомова любили учителя и недолюбливали одноклассники. Его дразнили ботаником и считали выскочкой, а толстого Миху Иванченко называли не иначе, как пончиком. К Михе относились скорее равнодушно, Вовка же всегда вызывал антипатию. Маленький, взъерошенный, он всегда говорил правду в глаза, не юлил, не подсказывал и не давал списывать. В драке Вовка вёл себя этаким агрессивным петушком, напрыгивал, молотил руками по воздуху, но всё это заканчивалось, как только с него слетали очки. Он всегда видел плохо, что-то там врождённое.

Мишка страдал одышкой и драться боялся, несмотря на большой рост и вес. Над ним издевались регулярно и безнаказанно – пинали в зад, прятали вещи, стирали мел с доски его зимней шапкой, закидывали ранец на дерево. Дети вообще жестоки, а Мишка, к тому же, никогда не вызывал сочувствия. У него была только мать, маленькая худенькая женщина, работавшая уборщицей в трёх местах. У тёти Раи никогда не было времени на Мишку, жив-здоров и слава Богу. Рос Мишка быстро, причём не только ввысь, а потому штаны и рукава ему были коротки, а заплатки на коленках и локтях совсем не красили. Стригла тётя Рая Мишку сама и нечасто, так что в целом вид Миша имел неопрятный – форма не по размеру, сальные волосы, грязный воротник.

Забитый и убогий Мишка, ершистый ботаник Вовка – они были моими лучшими друзьями.