Виктория Холт - Сама себе враг

• Название: Сама себе враг
• Автор: Виктория Холт
• Издательство: ЭКСМО-Пресс
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1998
• ISBN: 5-04-000709-4

С надеждами на любовь, на счастье приезжает в Англию французская принцесса Генриетта, дочь короля Генриха IV, чтобы стать женой Карла I.

Пышная свадьба, дворцовые интриги, семейные раздоры и сладкие примирения… Мог ли кто-нибудь предвидеть, какие испытания обрушатся на Карла и его жену-француженку?

Но не сама ли Генриетта явилась причиной многих несчастий, выпавших на долю ее семьи? Не она ли повинна в страшном убийстве в Уайтхолле?

---

Позже он сказал мне, что не делал ей комплиментов, потому что не нашел ни одного подходящего. Но так как от него этого ожидали, он формально попросил ее руки, прибавив, что поручает Генри Джермину, который лучше говорит по-французски, закончить это сватовство.

Маленькая Генриетта старалась почаще бывать с братом. Я говорила ей:

– Ты не должна забывать, что он король. Будь с ним почтительнее.

Она же только смеялась в ответ, возражая, что Карл прежде всего ее брат и он очень ее любит, о чем ей сам сказал. Мне, конечно, было отрадно видеть их большую привязанность друг к другу, и я благодарила Бога за дарованную мне радость иметь любящих детей.

Генриетта была милой девочкой. Я заботилась об ее воспитании и с помощью отца Киприана наставляла ее на путь истинной веры. Леди Мортон не слишком одобрительно относилась к этому. Мне же очень хотелось приобщить и ее к католичеству. Я поделилась этим замыслом с дочерью.

– Ты ведь любишь леди Мортон, дорогая? – спросила я.

Генриетта пылко ответила, что да.

– Тогда, – продолжала я, – тебя не может не огорчать, что она пребывает во мраке заблуждения. Так давай же с тобой попробуем открыть ей свет подлинной веры. Я была бы так рада, если бы мы сумели помочь нашей дорогой леди Мортон отказаться от протестантских убеждений и вернуться в лоно католической церкви. Ты согласна поговорить с ней об этом?

– Конечно, матушка, – радостно кивнула Генриетта.

Через несколько дней я спросила ее, насколько она преуспела. Дочурка серьезно ответила, что выполнила мою просьбу.

– Я крепко обняла ее, – сообщила Генриетта, – поцеловала и сказала: «Пожалуйста, станьте католичкой! Я так хочу, чтобы вы спасли свою душу!»

Я улыбнулась. Леди Мортон наверняка тронула эта детская непосредственность, но своих убеждений она, конечно же, не изменила.

Позже Генриетта поведала о своем религиозном рвении брату, и это едва не поссорило меня с сыном.

Карл часто бывал непредсказуем в своих суждениях и поступках. В противоположность мне он не был вспыльчив, и многое из того, что волновало меня, его, казалось, совершенно не занимало. Он любил развлечения, так что временами я задавалась вопросом, намерен ли он вообще предпринять какие-либо усилия, чтобы вернуть себе корону. Но когда он что-то решал, то становился необычайно упрямым. Иногда он раздражал меня: я бы предпочла, чтобы он вскипел от ярости, тогда, по крайней мере, стало бы ясно, что у него на душе.

– Матушка, – сказал он мне, – неразумно воспитывать Генриетту в католической вере.

– Полагаю, – возразила я, – что, когда речь идет о вечном спасении ребенка, неразумно воспитывать его иначе.

– Это уже стало причиной многих наших бед, – заметил Карл.

– За веру можно претерпеть и муки, – резко ответила я.

– О да, и одним из таких мучеников стал мой отец, – громко произнес он.

Карл тут же спохватился. Ведь он знал, что любое упоминание о покойном короле ранит меня в самое сердце.

– Конечно, он погиб не только из-за веры, – уже мягче прибавил Карл. – Упокой, Господи, его душу! Но, матушка, если в Англии станет известно, что Генриетту воспитывают в католичестве, причем с моего согласия, это оттолкнет от меня многих сторонников.

– При чем здесь вы? – удивилась я.

– Люди могут подумать, что я и Джеймс тоже можем сделаться папистами, – ответил Карл.

– Выслушайте меня, Карл, – сказала я. – Когда я выходила замуж за вашего отца, брачным договором предусматривалось, что я буду заниматься религиозным воспитанием своих детей до их тринадцатилетия. Это, однако, никогда не выполнялось.

– В таком случае мы все стали бы католиками! – воскликнул Карл. – Нет, матушка, не следует допускать, чтобы Генриетта повсюду говорила о своей вере. Лучше всего было бы удалить от нее отца Киприана.

– Я этого не сделаю, – твердо возразила я.

Карл вздохнул. Он не хотел причинять мне боль. Мой сын вообще старался избегать любых размолвок, а когда они все же возникали, поручал улаживать их кому-то еще. Поначалу я считала эту черту Карла большим недостатком, но позже убедилась, что она, напротив, была весьма ценным качеством. Он не опускался до пререканий, не растрачивал себя на пустяки. Вот и теперь он не настаивал, но я понимала, что этим дело не кончится, что кто-то другой по его просьбе попытается переубедить меня. Эту миссию он возложил на сэра Эдварда Хайда, которого я никогда не любила, хотя этот человек был неизменно верен королю и сейчас сделался ближайшим советником Карла.

Я не захотела его слушать и не слишком вежливо отослала от себя. Однако с этого времени мои отношения с Карлом стали более холодными. Я окончательно осознала, что мой сын не намерен считаться с моим мнением.

Спустя несколько недель до нас дошло известие, что австрийский император потерял свою юную невесту. Я не могла удержаться от соблазна уколоть этим мадемуазель де Монпансье.

– Кажется, вас можно поздравить со смертью несостоявшейся императрицы, – цинично сказала я. – Теперь вы можете попытать счастья еще раз.

Она покраснела и надменно ответила:

– И не подумаю.

– Некоторые, – продолжала я, – предпочитают стариков лет под пятьдесят, обремененных четырьмя детьми, привлекательному девятнадцатилетнему королю. Трудно поверить, но это так… Кстати, вы заметили в свите Карла красивую молодую даму? Она очень нравится моему сыну.

Карл был как раз поблизости, и этот разговор наверняка его раздражал, но я, вдовствующая королева, имела право вести себя так, как мне хотелось.

– Для вас, мадемуазель, Карл слишком беден. Ах да, он просил не рассказывать вам о его чувствах к этой юной леди…

Карл поклонился нам обеим и вышел из комнаты. Лицо его осталось непроницаемым, и я могла только догадываться, как он взбешен. После этого он, всегда такой почтительный, стал избегать меня.

Я злилась сама на себя. Как глупо я поступила! Казалось бы, что сейчас могло быть важнее для меня, чем доброе отношение моих детей? Но я была в обиде на мадемуазель де Монпансье и не хотела упустить возможность поквитаться с ней.

Французский двор все еще находился в Сен-Жермене. Фронда вновь напомнила о себе, и королева Анна считала, что было бы небезопасно возвращаться в Лувр с маленьким Людовиком. Я по-прежнему жила там, но отношение ко мне парижан постепенно стало меняться. Поначалу они жалели меня, ибо я была дочерью их любимого короля Генриха, но потом я превратилась для них едва ли не в приспешницу ненавистного Мазарини, ибо поддерживала хорошие отношения с королевой Анной.

Анна боялась за нас и написала мне несколько писем с предложением перебраться в Сен-Жермен. Карл склонен был принять ее приглашение, ибо наше положение с каждым днем становилось все опаснее.

Когда же мы наконец тронулись в путь, у городских ворот нас встретила разъяренная толпа. До моих ушей доносились угрозы и насмешки, и я заметила нескольких торговцев, которым немало задолжала, – они, по всей видимости, опасались потерять свои деньги и потому не хотели отпускать меня.

Я бы могла объясниться с ними, но нельзя же втолковывать что-то десяткам злобных кричащих людей!

Мне пришлось пережить страшные минуты. Казалось, еще мгновение – и меня вытащат из кареты и растерзают…

Нет на свете ничего ужаснее парижской толпы. Французы в гневе способны на все, и я, зная это, уже приготовилась умереть – но тут появился Карл.

Высокий, в черной траурной одежде, он выглядел столь величественно, что толпа замерла. Карл взялся рукой за дверцу кареты и приказал кучеру трогать. Экипаж медленно двинулся вперед; Карл все время шел рядом, и я была поражена, видя, как толпа расступается перед ним. Он был без оружия – да оно бы ему и не помогло. Люди почувствовали силу его духа. Сквозь слезы наблюдая за ним, я поняла, что однажды он станет настоящим королем.

После этого случая в наших отношениях произошла перемена. Я осознала, что не вправе навязывать свою волю взрослому сыну, а он в свою очередь как будто тоже понял: что бы я ни делала (пусть даже мои поступки казались ему неразумными), я делала это исключительно от избытка любви и ради его же блага.

ПОСЛЕ УОРЧЕСТЕРА

Я была очень рада тому обстоятельству, что наши отношения с Карлом изменились к лучшему и что теперь, когда нам опять предстояла разлука, мы расстанемся как любящая мать и преданный сын.

Судьба готовила для нас новые испытания. Мы с Карлом было решили, что он отправится в Ирландию,[60] которая как бы станет для него первой ступенью к возвращению в Англию, однако накануне его отъезда нам сообщили, что Кромвель послал туда большое войско. Теперь нельзя было и думать о поездке Карла.

И все же мой сын решил, что не останется во Франции, а направится на остров Джерси, взяв с собою свою любовницу Люси Уолтер и крохотного сына, которого назвали Джеймсом. Меня это весьма удивило, однако же мне не хотелось спорить с ним, тем более что я знала: переубедить его мне не удастся.