Йоханнес Зиммель - Горькую чашу – до дна!

• Название: Горькую чашу – до дна!
• Автор: Йоханнес Зиммель
• Издательство: Радуга
• Жанр: Современная проза
• Год: 1994
• ISBN: 5-05-004159-7

Роман написан одним из популярнейших немецких авторов, перу которого принадлежат десятки бестселлеров, изданных практически по всему миру и не менее читаемых, чем романы А. Хейли или И. Шоу.

Книга построена в форме исповеди главного героя – киноактера Питера Джордана, записанной на магнитофон. Слабый человек, много испытавший на своем веку, Джордан плывет по течению и, сознавая, что не способен справиться с жизненными трудностями, спивается. Но в душе его добро борется со злом; когда появляется возможность спасти себя и свой фильм путем нового обмана, под влиянием несчастий, преследующих его, и встречи с русской женщиной-доктором Наташей Петровой он добровольно отдает себя в руки правосудия.

---

– Что вы сделали с Бианкой?

– Сначала мы приучили ее к тому, что за козырьком с кнопкой ее ждет еда. Печенка, рыба, сыр – все, что кошки особенно любят. И она поняла, что стоит ей нажать на кнопку – и из-под козырька появятся вкуснейшие вещи. То было счастливейшее время для Бианки! Как вы себя чувствуете?

– Ничего.

– Нет, вы хорошо себя чувствуете. Скажите: «Я хорошо себя чувствую».

– Я хорошо себя чувствую.

– Браво. Пить мы давали счастливой Бианке молоко и смесь молока со спиртом, в чем вы можете убедиться своими глазами. Она упорно пила только чистое молоко. И если мы его забирали, она предпочитала испытывать муки жажды, но не прикасалась к смеси. Пока мы не начали ее злить.

– Как это – «злить»?

– Мне даже как-то стыдно об этом рассказывать. Такая она была милая, ласковая кошечка! Гм. Видите, вот здесь, на задней стенке клетки за козырьком, мы прикрепили резиновую трубку, соединенную с небольшим вентилятором. Когда Бианка нажимала на кнопку, вентилятор включался, как только открывался козырек. И вместо вкусной еды, как она привыкла, бедной Бианке прямо в нос била струя холодного воздуха. Конечно, отвратительное ощущение.

Из глубины парка до нас донеслись голоса и смех. Я выглянул в окно.

– Что там такое?

– Сменяют друг друга полицейские, что поставлены меня охранять, дорогой профессор.

– Вот как! Ну так вот. Видите ли, главная подлость с нашей стороны состояла вовсе не в том, что мы дули Бианке в нос холодным воздухом, а в том, что мы иногда это делали, а иногда нет. То нажмет на кнопку и получит аппетитнейший кусочек печенки или рыбку, а то – фффффффу! Заслышав вой вентилятора, кошка вздрагивала, жалобно мяукала, и шерстка на ее спине становилась дыбом. Вы понимаете, что мы с ней сотворили? Как бы вы это назвали?

– Вы поставили Бианку в конфликтную ситуацию.

– Великолепно! – Он сиял. – Причем конфликт имел душевную природу, не так ли? Аппетит и желание полакомиться то и дело заставляли ее нажимать на кнопку, но страх перед воющей струей воздуха с каждым разом возрастал. И она разрывалась между страхом и желанием. Повторите, пожалуйста.

– Она разрывалась между страхом и желанием.

– Она перестала «умываться», стала беспокойной, нервной, забывчивой и раздражительной. И, пребывая в этом состоянии, однажды обнаружила лишь одну мисочку – со смесью молока и спирта. И она чуть-чуть полакала из миски; а ведь раньше она этого никогда не делала! Спирт немного затуманил ее сознание, но, очевидно, и прибавил ей смелости, ибо вскоре она прямиком направилась к козырьку и нажала на кнопку. В предыдущие дни она все время сторонилась кнопки и опасалась на нее нажать. А теперь ей стало безразлично, что случится, поскольку она была, как говорится, под мухой.

– И что же случилось?

– Бианке в нос ударила струя воздуха. На следующий день струи не было, а после нажатия на кнопку она получила вкуснейшую печенку. Так и пошло. Она никогда не знала, чего ей ждать. И поэтому каждый раз, прежде чем нажать на кнопку, она напивалась для храбрости. Чем дольше длилось это состояние неуверенности, тем глубже была ее депрессия.

– Она стала алкоголичкой.

– О нет, не сразу! Погодите. Через несколько дней мы опять поставили в ее клетку миску с молоком.

– Но она до него уже не дотронулась.

– Естественно, ведь она все еще пребывала в конфликтной ситуации и нуждалась в душевной опоре, своего рода корсете. Тут мы демонтировали вентилятор, и Бианка могла в любое время и сколько угодно нажимать на кнопку – ненавистной струи воздуха как не бывало, зато всегда к ее ногам падал лакомый кусочек. Все было как в старое доброе время! Но, несмотря на это, она пила уже не чистое молоко, а только в смеси со спиртом. Каждый раз перед тем, как нажать кнопку, глотнет разок-другой. Вот теперь она стала алкоголичкой, мистер Джордан.

– И ею останется?

– Посмотрим! Все зависит от того, избавится ли она от страха, неуверенности и недоверия к кнопке – от того, чего она от нее ждет.

– Значит, скорее всего погибнет.

– Почему вы так думаете?

– Потому что никто не может с ней поговорить и потому что она, вероятно, не умеет мыслить.

Ученый гномик довольно потер руки.

– Браво, мистер Джордан, брависсимо. А теперь пораскиньте мозгами: человек как-никак существо более совершенное, чем животное, ибо может мыслить. Поэтому человек может избавиться от алкоголизма – если другие люди ему в этом помогут.

– Бедная Бианка.

– Бедные люди. Эксперименты такого рода начались совсем недавно, мистер Джордан. До последнего времени люди не знали, каким образом любитель выпить в компании становится пьяницей, а пьяница – алкоголиком. Называлось множество причин – безволие, разнузданность, наследственные задатки, тяга к наслаждениям, желание забыться. Но теперь мы знаем: подлинная причина алкоголизма – болезнь, причем в подавляющем большинстве случаев – невроз, нервное расстройство. Кто находится в душевном разладе с самим собой и не может из него выйти, кто не может справиться со своими проблемами, тот может стать невротиком. И в этом состоянии особенно склонен пристраститься к алкоголю. – Гномик поднялся с большим достоинством. – Это была наша первая лекция. А теперь я провожу вас в вашу комнату.

Мы вышли из лаборатории и зашагали по светлому коридору с большими окнами, в которые светило солнце.

Внезапно Понтевиво спросил:

– Замечаете, какие успехи вы делаете?

– В чем?

– Вы весь путь проделали самостоятельно. Ни разу не оперлись о стену. И я не вел вас за руку.

В самом деле – так все и было! Я оглянулся и увидел пройденный мною длиннющий коридор. Я счел это чудом, непостижимым чудом.

– Вы чего-нибудь боялись?

– Нет, профессор, – ответил я. Сердце мое колотилось от счастья, и теперь я сам повторил его шутку: – Мне ничего не грызет.

– Дело в том, что вы вновь способны ясно мыслить, мистер Джордан. А эта способность убивает страх.

Откуда-то снизу донеслись тихие звуки музыки. Играл тот молодой композитор, и мы оба остановились, прислушиваясь. Понтевиво не смотрел на меня, ибо по моим щекам катились слезы. Я прошел весь коридор без посторонней помощи, без опоры и без страха!

– Прекрасно играет, не правда ли? – Профессор выглянул из окна в цветущий парк. – Сейчас концерт кончится. Вон идет его муза. – Он показал рукой на посыпанную гравием дорожку между цветниками, по которой медленно и торжественно шествовала жена композитора-наркомана: как всегда, в черном, бледная и тщедушная, в низко надвинутой на лоб черной шляпе, держа на согнутой в локте руке корзинку, полную ярко-оранжевых апельсинов.

– Каждый раз она приносит ему апельсины, – сказал я. – Неужели он может съесть такое количество?

– Он ест невероятно много апельсинов. Ему очень полезно. – Мы прошли дальше по коридору и остановились у двери моей комнаты. Понтевиво протянул мне руку. – Завтра продолжим нашу беседу. А сейчас расскажите магнитофону все, что только что услышали от меня и что я вам показал. А потом продолжите свои воспоминания.

– Так я и сделаю, профессор, – сразу согласился я.

2

На Кэте была только замшевая куртка, туфли на шпильках и дешевенький пуловер, под которым судорожно вздымался и опускался ее пышный бюст. В нормальной одежде она казалась невыносимо вульгарной. Ее глупенькое, смазливое личико было серым, губы дрожали.

– Я уж подумала, что жду не там, где надо, что тут есть и другой стог… Или и с вами что-нибудь стряслось.

Вороны каркали над полем. Вороны каркали. Я почувствовал, что у меня немеет все тело.

– И со мной? – едва слышно переспросил я.

Она кивнула, сдерживая слезы, и тут же расплакалась. Я прошептал:

– Шауберг?

Поток слез.

– Что с ним?

– Его арестовали. Сегодня ночью, – выдавила Кэте сквозь рыдания. – Там, в Райнбеке.

– За что?

– Он… он…

Я схватил ее за плечи и встряхнул:

– Ну, говори! Говори же!

– Он совершил кражу со взломом…

– Кражу? Откуда ты знаешь? Как ты вообще попала сюда?

– Отпросилась у фрау Мизере. Я ей сказала, что мне надо встретиться с вами…

Очень мило, подумал я, что ты ей об этом сказала. И заорал на нее:

– Куда он залез?

– На фабрику микстуры от кашля.

На фабрику микстуры от кашля. Микстуры от кашля. Нет, так не бывает. Просто не может быть. Я сошел с ума. Теперь уже окончательно.

– Куда-куда? Повтори!

– На фабрику микстуры от кашля.

– Что это еще за бред собачий?!

– И сделал это ради вас! Я сжал виски ладонями. Чайка. Слон. Лифт. Голоса.

Нет! Нет! Я буду сопротивляться! Я еще не сдаюсь!

– Ради меня он сегодня ночью совершил кражу со взломом на фабрике микстуры от кашля?

– Нет!

– Что «нет»?

– Сегодня ночью его замели. А на фабрику он залез позавчера! – Когда она говорила, из ее рта вырывались клубы белого пара, и все вокруг нее было белое, луга и ветви деревьев, дороги и поле, – белое и словно зачарованное, как в волшебной сказке.