Элизабет Адлер - Наследницы

• Название: Наследницы
• Автор: Элизабет Адлер
• Издательство: АСТ, Транзиткнига
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2004
• ISBN: 5-1702-0271-7; 5-9578-1249-8

Наследницы одного из значительнейших состояний Европы…

Техасская деревенская простушка…

Легкомысленная, кокетливая парижанка…

Решительная, уверенная в себе Йоркширская леди…

Три девушки, которых отыскивает упорный детектив по поручению старого лорда Маунтджоя. Три девушки, которые собираются волей случая под одной крышей дальнего родственника. Что ожидает их там?..

---

Подкрашенная новой помадой и источающая аромат новых духов, Роузи бросала пакеты, скидывала туфли на высоких каблуках и начинала рассказывать Элизе о фильме, который посмотрела, о новой модной одежде, которую она видела на городских женщинах, и о местных торжествах, свидетельницей которых она была, сидя в ресторане, но никогда не задавала вопроса о своей уже давно спящей дочери. И Элиза была готова поклясться, что улавливала в дыхании Роузи запах спиртного.

Совсем по-другому было с Дэвидом.

— Эй, Ханичайл! — кричал он, взбегая по ступеням на веранду после окончания долгого рабочего дня. — Где ты, детка?

И с тех пор, как только она начала делать первые шаги в возрасте тринадцати месяцев, Ханичайл бежала ему навстречу так быстро, как только могла; ее светлые волосы развевались, глазенки горели от возбуждения, а на хорошеньком личике сияла радостная улыбка.

Роузи с надутым видом ходила взад-вперед по веранде, куря сигарету — новая мода, которая вошла у нее в привычку, — и молча наблюдала, как Дэвид поднимает дочку высоко над собой. Ребенок визжал от восторга, когда отец делал вид, что роняет ее, затем прижимал к себе и крепко целовал.

— Как сегодня мама? — спрашивал он, подходя к Роузи. Она подставляла ему щеку для поцелуя, он вдыхал запах ее духов и одобрительно говорил: — Ммм, что-то новенькое? — При этом подмигивал ей, давая понять, что позже она может ожидать от него большего. Но Роузи знала, что его сердце принадлежит Ханичайл.

Дэвид впервые посадил Ханичайл на лошадь — на настоящую лошадь, а не пони, так как никогда их не любил, считая, что они слишком проворные и темпераментные, — когда ей было два года. Он привязывал ее к специальному седлу с плетеным сиденьем, стараясь постепенно приучить к нему. К трем годам девочка обходилась без плетеного сиденья и научилась ездить в настоящем английском седле, а когда ей исполнилось четыре года, Дэвид подарил ей лошадь.

Лаки была кобылой в серо-белых яблоках, с развевающейся бежевой гривой и таким длинным хвостом, какого Ханичайл никогда в жизни не видела. Она полюбила свою кобылку с первого взгляда, и эта любовь была взаимной. Ханичайл каталась на Лаки по ранчо вместе с отцом, иногда целый день. Роузи, казалось, никогда не скучала по ней, а вот Элиза за нее боялась.

— Не надо беспокоиться, — заверял ее Дэвид. — Лаки — самая устойчивая кобыла из всех, что у меня были. Когда Ханичайл устает, мы останавливаемся, она съедает свой ленч и немного спит. Кроме того, она должна познакомиться с ранчо, ведь когда-нибудь оно будет принадлежать ей.

Так обстояли дела до того самого дня, когда Дэвид выехал на своем «форде» с проселочной дороги на шоссе прямо под колеса мчавшегося на большой скорости грузовика для перевозки скота, везущего телок на рынок. Он вылетел из машины, и последнее, что видел, падая на землю, был указатель «Ранчо Маунтджой», раскачивающийся над его головой. И последний звук, который он слышал, было мычание коров, обратившихся в паническое бегство и растоптавших последний огонек жизни, который еще теплился в нем.

Два дня спустя Роузи, одетая в легкое платье из черного крепдешина и маленькую черную шляпку с вуалеткой, стояла у края могилы, проливая злые слезы в обиде на Дэвида Маунтджоя за то, что он умер, так и не женившись на ней. Ее единственным утешением было то, что никто из соседей не знал, что она в действительности не была миссис Маунтджой. Но сама Роузи была обеспокоена, так как это мог знать адвокат. Как вдова Дэвида, она должна была унаследовать ранчо. Как Роузи Хеннесси, не наследовала ничего.

Ханичайл крепко держалась за руку матери. Ее голубые глазки потемнели от ужаса, когда она смотрела, как красивый полированный дубовый гроб с серебряными ручками опускают в землю. Ей сказали, что ее отец лежит в нем, и она громко заплакала, когда священник бросил первую горсть земли на гроб.

— Успокойся, дитя, — сказала ей Элиза. — Папе сейчас хорошо. Он на небе вместе с Иисусом.

Том Джефферсон, сын Элизы, вытирая слезы, взял девочку крепко за руку и медленно повел прочь от могилы.

Ханичайл остановилась на заросшем травой холмике и оглянулась назад.

— Я буду помнить тебя, папочка, — сказала она чистым высоким голосом. — Я всегда буду любить тебя. Обещаю.

Но самый большой удар был нанесен Роузи. Она пошла к адвокату Дэвида, чтобы узнать о завещании, и взяла с собой Ханичайл, но не потому, что не хотела с ней расставаться, а чтобы усилить свою позицию жены Дэвида. Скрестив на счастье пальцы, она молилась, чтобы адвокат не потребовал от нее несуществующего свидетельства о браке, прежде чем передать ей ранчо и деньги.

Она планировала продать ранчо и купить себе большой дом с белыми колоннами и галереей в Хьюстоне, где была настоящая жизнь. Тогда она заживет жизнью «богатой вдовы Маунтджой». Наконец она сможет жить весело.

Когда адвокат Джорджа Маунтджоя, такой же древний и трясущийся, как Мафусаил, сказал ей, что она не унаследовала ранчо, сердце Роузи едва не остановилось.

— Джордж Маунтджой оставил свое ранчо «в доверительную собственность» своим наследникам, — сказал он. — Это значит, что оно не может быть продано и остается навечно собственностью семьи. Дэвид унаследовал ранчо на пожизненный срок, а сейчас его наследует его дочь.

Он улыбнулся маленькой девочке, которая выглядела совсем крошечной в большом кожаном кресле.

— Оно будет переходить от одного наследника к другому, — добавил адвокат. — Ханичайл, в свою очередь, передаст его своим собственным детям. И так далее, и так далее — до бесконечности.

Роузи поняла только одно: ранчо не может быть продано, и у нее никогда не будет большого нового дома с белыми колоннами.

— Проклятие! — фыркнула она. — Дэвид оставил ранчо ребенку.

Услышав ругательство, юрист поморщился. Он не привык слышать такие выражения в своем строгом кабинете, отделанном темными панелями, где в застекленных шкафах аккуратными рядами стояли папки с документами и своды законов в кожаных переплетах.

— Вы не правы, миссис Маунтджой, — заметил он сухо. — Не забывайте, что вы получили деньги. Сумма в пятьдесят девять тысяч долларов, которая находится на счете Дэвида в банке Техаса, принадлежит вам одной. — Он пустил по столу в сторону Роузи какой-то документ. — Если вы сейчас его подпишете и я засвидетельствую вашу подпись, наше дело будет завершено.

При упоминании о деньгах Роузи оживилась. Она одарила старика обворожительной улыбкой, демонстрируя тем самым, что увидел в ней Дэвид Маунтджой, затем вывела подпись: «Роузи Маунтджой».

— Это все? — спросила она, вставая и оправляя юбку.

— Все, миссис Маунтджой.

Она снова одарила адвоката улыбкой и направилась к двери, волнующе покачивая бедрами, что вошло у нее в привычку.

— Миссис Маунтджой, — окликнул ее адвокат в тот самый момент, когда она уже была готова переступить порог.

— Да? — спросила Роузи, поворачивая голову.

— Ваша дочь.

Роузи удивленно посмотрела на Ханичайл, утопавшую в большом кожаном кресле.

— Проклятие! — воскликнула она, рассмеявшись. — Я совсем о ней забыла. Иди скорее ко мне, детка, поторопись. Сейчас ты стала богатой и должна заботиться о своей мамочке. Постарайся никогда не забывать об этом.

По дороге домой Роузи купила тайком пару бутылок запрещенного бурбона. Затем, оставив Ханичайл ждать ее в машине, заглянула в известный ей бар, где незаконно торгуют спиртными напитками, чтобы пропустить пару рюмочек, и вернулась только через два часа, слегка пошатываясь. Неуверенно ведя машину, она вернулась домой и закрылась в своей комнате с двумя бутылками.

— Ты проклятый дурак, Дэвид, — заплетающимся языком произнесла она, когда с одной бутылкой было покончено. — Как ты смел умереть так по-дурацки.

Вспомнив мужа, Роузи зарыдала. Ей было тоскливо и одиноко.

— С тобой я провела лучшие годы своей жизни, Дэвид Маунтджой, — говорила она сквозь пьяные слезы. — Мало того, что ты не женился на мне, так ты еще оставил ранчо своему ребенку.

Роузи запустила в стену пустой бутылкой с такой силой, что та разбилась на тысячу мелких осколков.

— Мамочка? — На пороге стояла Ханичайл в белой ночной рубашке. — Зачем ты разбила бутылку?

— Во всем ты виновата, — зарыдала Роузи, уткнувшись в подушку. — Если бы не ты, ранчо принадлежало бы мне. Убирайся отсюда, маленькое отродье. Уходи к черту из моей жизни и не пытайся вернуться ко мне.

Ханичайл убежала в свою комнату. Она подошла к окну и стала глядеть в ночь, словно могла увидеть там отца, возвращающегося домой и зовущего ее. Чувство покинутости подкосило ее колени, и она опустилась на пол.

— Почему это случилось, папочка? Почему ты покинул меня?

Ханичайл долго стояла на коленях, дрожа от холода. Когда слабый рассвет окрасил серым цветом горизонт, она надела свой старый голубой комбинезончик и тихо спустилась в холл, пройдя мимо комнаты матери и через кухню на веранду. Она глубоко вдохнула в себя чистый прохладный утренний воздух. Было еще слишком рано, чтобы Том Джефферсон уже начал работать на конюшне, а сама она была еще мала, чтобы оседлать Лаки, поэтому Ханичайл пошла по проселочной дороге в направлении шоссе.