Элизабет Адлер - Персик

• Название: Персик
• Автор: Элизабет Адлер
• Жанр: Современные любовные романы

В книге рассказывается история большой и богатой французской семьи Пич де Курмон, а также история сироты Ноэля Мэддокса, неуклонно стремившегося к своей цели.

Бурный, захватывающий любовный роман Ноэля и Пич разворачивается на фоне сурового делового Детройта, привилегированного мира Бостона и безмятежной английской провинции, романтического Парижа и ослепительной Ривьеры.

---

Она бросила последний взгляд на Лаунсетон-Холл, перед тем как тронуться в путь. Он выглядел мирно и безмятежно под таким же мирным апрельским небом, только вдали были видны быстро приближающиеся облака. Все было таким же, как и много веков назад.

К своему удивлению, Пич получала удовольствие от путешествия. Ла-Манш был спокоен, как тихий пруд, и она гуляла по палубе парома с Вилом на руках, которого тепло укутала от ветра, дующего с моря. Пич улыбалась и показывала ему чаек, Дувр и удаляющийся берег Англии, как будто он мог понять, что она говорила. А кто знает? То, что он не умел разговаривать, еще не значило, что он ничего не понимает. Интересно, подумала она, будет ли Вил скучать по своему отцу, но Гарри никогда не брал его на руки, только изредка видел его, чистенького и аккуратненького, после купания. Гарри никогда не кормил его из бутылочки и не говорил, что любит малыша, как это делала Пич. Она просто будет любить его еще больше, чтобы он не почувствовал, что отца нет рядом. Ведь она была уверена, что никогда не вернется к Гарри. Никогда.

Пич быстро проехала через Кале и направилась в Париж. Она решила заночевать в Иль-Сен-Луи, а на следующий день сесть в поезд, идущий на юг. Как прекрасно вернуться во Францию, снова говорить по-французски, не стараться выглядеть по-английски, чтобы быть частью того мира, к которому принадлежал Гарри. Настроение Пич все более улучшалось по мере того, как она приближалась к Парижу, она произносила вслух по-французски дорожные указатели, чтобы просто слышать их названия, подпевала песням, которые передавало радио Парижа, останавливалась, чтобы купить хлеба и немного сыра, которые ела, пока кормила Вила из бутылочки. Пич была дома.

50

— Это нечестно, бабушка, — рыдала Пич. — Это просто нечестно со стороны Гарри — так поступить со мной. Я доверяла ему. Я любила его!

— Любила? — переспросила Леони.

Пич подняла заплаканное лицо и посмотрела на свою бабушку. Леони держала Вила у себя на коленях, а малыш играл ее великолепным жемчугом, пытаясь засунуть себе в рот, но вместо рта попадая себе в глаза.

— Что ты имеешь в виду? — спросила Пич.

— Ты сказала «любила». Ты не любишь больше Гарри?

— Да… Нет… Ну, я не знаю. Я не знаю, что чувствую, только я несчастна.

— Конечно, тебе больно, — ответила Леони, забирая свой жемчуг из липких ручек ребенка и давая вместо них игрушку. — Ты ревнуешь, растеряна, чувствуешь себя обманутой, случайно узнав то, что все вокруг знали. Но спроси себя, Пич, не ведет ли себя Гарри сейчас так, как раньше, — до того, как женился на тебе? Не ты ли сама преследовала Гарри, когда он был женат на Августе, — так же, как эти женщины сейчас преследуют его, когда он женат на тебе?

Пич ошарашенно смотрела на бабушку. Она приехала сюда, чтобы ее пожалели, успокоили и отнеслись к ней как к больной, которой хочется ласки, пока она не почувствует себя достаточно окрепшей для дальнейшей жизни.

— Что ты такое говоришь, бабушка? — сбитая с толку, спросила она.

— Ты знаешь, что я никогда не одобряла твой побег с Гарри и не одобряла того, что ты вышла за него замуж. Он стал твоей навязчивой идеей с пятнадцатилетнего возраста, ты идеализировала его, а сейчас оказалось, что твой идол стоит на глиняных ногах. Но Гарри не изменился, он точно такой же, каким и был. Ты была настолько одержима созданным тобою образом, что не смогла разглядеть правду. А сейчас уже слишком поздно.

— Слишком поздно?

— Ты замужем, и у тебя ребенок от Гарри. Гарри никогда не позволит забрать у него сына. Он скоро приедет за тобой, Пич, и если ты скажешь ему, что уходишь, он заберет у тебя Вила.

— Он не сможет сделать этого. — Пич содрогнулась от ужаса. — Он не может забрать у меня Вила. Я его мать!

— А в английском суде Гарри заявит, что ты слишком молода, неопытна, притом иностранка и что ты — безответственная мать. Он скажет, что ребенку будет лучше, если он станет воспитываться в Лаунсетон-Холле в своей семье, и что он может обеспечить ребенку солидную материальную базу. И все это так, Пич, он может доказать, что ты была слишком молода для замужества. Если бы не было ребенка, я бы посоветовала тебе развестись с Гарри. Но сейчас… — вздохнула она, — Пич, дорогая, ты до сих пор витаешь в облаках и романтических мечтах. Сейчас ты должна взять себя в руки и пытаться спасти ваш брак ради ребенка.

— Все, что ты говоришь, — правда, — грустно призналась Пич, — Гарри был моим идолом. И я действительно вела себя скверно и эгоистично. Мне не было дела до чувств Августы, когда я встречалась с Гарри, — я думала, кроме нас, это никого не касается, что в мире существуем только он и я.

— А сейчас вас трое. — Леони протянула Вила Пич, и малыш засмеялся, радостно брыкая ножками. — Серьезно подумай, что ты будешь делать, Пич, — предупредила она, — потому что нет ничего более грустного на свете, чем не иметь возможности быть рядом со своим ребенком. Я-то знаю. Так случилось со мной.

Пич прижала ребенка к себе, словно испугавшись, что он растает в облачке дыма. Она знала, что Эмилия, ее мать, воспитывалась Эдуардом д’Оревиллем в Бразилии, но никогда точно не знала почему, хотя и подозревала, что в этой истории был замешан ее дед. Жиль де Курмон.

— Но это — другая история, — резко оборвала свои воспоминания Леони. — Сейчас мы должны подумать о Виле и его будущем. И о твоем счастье, Пич.

— Я не позволю ему забрать Вила, — гневно вскричала она, — и я никогда не вернусь к Гарри. Никогда! Никогда!

— Пич, — вздохнула Леони, — когда ты, наконец, повзрослеешь?

Гарри и Нанни Лаунсетон приехали на следующей неделе.

— Мне очень жаль, Пич, — сказал Гарри, глядя на нее своими светло-зелеными глазами. — Я не хотел причинить тебе боль.

— А как же Августа?! — закричала Пич, не в силах сдержать боль в голосе.

Гарри вздохнул.

— Августа и я всегда были друзьями. Мы должны были встретиться, чтобы обговорить кое-какие финансовые дела. Пообедали в «Рице». Обед занял больше времени, чем я предполагал. Это совсем не то, о чем ты подумала.

Пич недоверчиво смотрела на него. Она знала, что Гарри составил финансовый договор с Августой при разводе, и, возможно, им и надо было что-то обсудить. Но могла ли она ему сейчас верить?

— Послушай, — предложил Гарри, — давай отошлем Нанни обратно в Лондон вместе с ребенком, а ты и я устроим каникулы. Только ты и я. Я отвезу тебя на какой-нибудь тропический остров, украшу тебя там гирляндами из гибискуса, и мы начнем все сначала. Или можем отправиться в Венецию, остановимся в прекрасном старинном палаццо и притворимся, что ты — принцесса времен Ренессанса. Выбирай сама.

Пич была уверена, что он говорил от души. Но что будет…

Венеция была прекрасна. Именно такой и представляла ее себе Пич по рассказам друзей, уже побывавших там раньше. Венеция красива даже в дождливую погоду. Они медленно плыли вдоль туманных каналов в великолепных гондолах с высокими носами, заглядывающими в окна старинных дворцов, и любовались прекрасными видами города. Стояли на площади Святого Марка и наблюдали за потоками воды, бурлящей по ее краям и грозящей поглотить ее всю. Они пили «беллини» в баре, который по случайности носил имя Гарри. Гарри повсюду брал с собой блокнот, куда кратко записывал свой впечатления, городские сценки, услышанные обрывки разговоров, которые привлекали его внимание. И каждый полдень они занимались любовью в роскошном номере отеля «Киприани», но он больше не описывал ее в своем блокноте, как делал это раньше, в их первые встречи.

Лежа рядом с Гарри, Пин изучала его лицо, вспоминая, как разглядывала его в ту ночь, с той только разницей, что сейчас она хотела увидеть правду. Гарри не был жестоким. За прекрасной внешностью скрывался безвольный и слабохарактерный человек. Завтра, на следующей неделе, через месяц красивая девушка зазывно улыбнется ему, и он забудет все свои обещания. Гарри никогда не сможет измениться.

Пич уткнулась лицом в прохладные подушки, прислушиваясь к плеску воды, бьющейся о выступ здания. Она уже поняла, что не любит Гарри. Пич была молода, наивно одержима мечтой о нем, а сейчас она должна остаться с ним только ради Вила. Она подумала о бесконечной череде одиноких дней, ожидавших ее в Лаунсетон-Холле, когда Гарри будет опять отрезан от нее стенами кабинета, уйдет в свой собственный мир, и почувствовала, как слезы навернулись на глаза.

«Дерьмо, — сердито выругалась про себя Пич. — Сейчас не время для слез. Достаточно я пролила их из-за Гарри. Пора как-то налаживать свою жизнь». Она вспомнила, как когда-то, стоя перед портретом своего деда де Курмона, полная юношеских идеалов и устремлений, пообещала ему, что сделает все, чтобы имя де Курмон вновь оказалось рядом с «Роллс-Ройс», «Бентли» и «Мерседес». Теперь настало время подумать, как выполнить свое обещание.