Кондратий Биркин - Временщики и фаворитки XVI, XVII и XVIII столетий. Книга I

• Название: Временщики и фаворитки XVI, XVII и XVIII столетий. Книга I
• Автор: Кондратий Биркин
• Издательство: «Издательский дом»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1992

«Временщики и фаворитки» — первая книга — трилогия К. Биркина (псевдоним известного в прошлом веке историка П. П. Каратыгина). В свое время большой успех имели его сочинения «Чернокнижники», «Заколдованное зеркало», «История тайных религиозных обществ древнего и нового мира», «Дела давно минувших дней» и др., которые давно стали библиографической редкостью.

Живость изложения и неизвестные исторические подробности делают книги К. Биркина интересными для широкого круга читателей.

---

Нет нужды подробно распространяться о тематике, рассуждать об источниках и анализировать содержание предлагаемой читателю книги, однако, сделать некоторые замечания все же представляется необходимым. Не будучи научным изданием в строгом смысле этого слова, книга П. П. Каратыгина в то же время не относится к числу появившихся на российском книжном рынке с конца 1860-х годов «фривольных и нескромных изданий на пикантную тему» (хотя любители последних найдут здесь много интересного и поучительного). Автор ставит перед собой гораздо более широкие, чем пересказ «сальных анекдотцев», цели. Альковные дела венценосцев в силу их общественного положения не могли прямо или косвенно не отражаться на жизни государств. Автор, прекрасно понимая невозможность всестороннего и глубокого изучения поставленной перед собой проблемы (влияние фавора на мировые события), как правило, ограничивался лишь пространными биографическими очерками о наиболее прославившихся на этой стезе монархах и их злых гениях, этих «счастливых несчастливцах», явлениями которых так богата вся историческая жизнь европейских народов.

Свободно владея латынью, французским, немецким, английским и, возможно, итальянским языками, П. П. Каратыгин привлек к своей работе довольно широкий круг источников и литературы. В первую очередь это хроники и памятные записки того времени, о котором идет речь. Здесь и воспоминания Пьера Баранта о Карле XI, Сигизмунда Герберштейна и Андрея Курбского о России времен царствования Ивана IV, Франческо Гвичардини о средневековой Италии, Франсуа Лабютена о Людовике XIV и многих других неназванных в тексте авторов. Не остались без внимания и современные научные труды Иоанна Архенгольца, Жака де Ту, Мариуса Топена, Ричарда Диксона, Джона Лингарда. На характеристику личности Ивана Грозного несомненное влияние оказала трактовка этого образа в «Истории государства Российского» Николая Михайловича Карамзина. Имевшиеся информационные лакуны П. П. Каратыгин заполнял сведениями, почерпнутыми из произведений Виктора Гюго, Вальтера Скотта, Александра Дюма, Вольтера и Фридриха Шиллера. Дело здесь, может быть, и не в научной недобросовестности автора, смешивавшего порой без должного разбора и почтенные исторические сочинения, и грешащие многими неточностями свидетельства современников, и произведения изящной словесности, — в данном случае не совсем важно, произнесены ли в действительности те или иные слова, совершен или не совершен тот или другой поступок тем или иным монархом, фавориткой или временщиком. Важна сама вырастающая из этого обилия приводимых примеров картина быта и нравов венценосцев и их окружения.

Перед глазами читателя проходит нескончаемая вереница тиранов, делавшихся нередко рабами своей недавней служанки или изворотливого временщика. Разнящиеся в характерах, национальных темпераментах, вероисповеданиях, манерах и образованности английский Генрих VIII, испанский Филипп II, шведский Эрик XIV, в то же время все, «будто звери одинаковой породы, во многих чертах имеют родственное сходство», заключающееся в пренебрежении к религиозным и общечеловеческим нормам морали, способности ради прихоти временщика или прелестей фаворитки пренебречь не только народными, государственными, но и личными интересами и безопасностью. Источник фаворитизма, не знавшего ни национальных, ни временных границ, нужно искать не в человеческих слабостях каждого конкретного монарха, а в существовании неограниченной формы правления. Ибо только тогда плохое расположение духа Людовика XIV вследствие очередного расстройства желудка могло кончиться каторгой или пожизненным заключением для каждого, кто некстати попадался ему на глаза. «Король вне закона, а поэтому вне наказания!»— льстили Франциску I услужливые придворные. Это и явилось питательной средой «мании самодурства», расцвета низменных пороков венценосцев.

Ханжество и лицемерие двора еще более усугубляли положение. Находя приличным для себя отдых в объятиях фаворитов, монархи, порой сами того не замечая, становились жертвами корысти, политической интриги и холодного расчета. Немного найдем мы на страницах книги примеров, чтобы влияние фаворитки или временщика было обращено во благо подданных, «просвещение царств светом Христовым». Наоборот, фаворитизм, развивая порочные наклонности, опустошая казну монарха, убивает в нем последние искры добра и благородных побуждений, «отнимает у народа последний кусок хлеба, а у королевской власти — всю ее силу и значение». Жертвами временщиков становятся, как правило, истинные патриоты. Распущенность двора и духовенства вводит в соблазн и простонародье. На этой почве расцветают взяточничество, казнокрадство, доносительство, лжесвидетельство.

Рассматривая фаворитизм как неизбежное зло, автор не предлагал ничего конкретного для его устранения, кроме общего просвещения нравов. Республиканская форма правления («псевдоним монархии») является лишь мимолетной уступкой псевдодемократическим поползновениям черни, потому она кратковременна и непрочна: «Государство без властителя такое же немыслимое явление, как тело без головы, а многоглавое правительство точно так же невозможно, как существование десятиглавого человека».

Неизвестно по каким причинам издание книги было приостановлено на третьей части, хотя именно в начале XVIII столетия, в условиях господства неограниченной монархии, фаворитизм в Европе процветал пышным цветом. По цензурным соображениям мало места отведено истории России (Борису Годунову, Василию Шуйскому, всесильному Морозову, царевне Софье и ее фавориту Василию Голицину). Несомненно, что не меньшего внимания заслуживают деяния Алексашки Меншикова, императрицы Екатерины I, Долгоруковых, конюшего Бирона, певчего Разумовского, буйных братьев Орловых, талантливого Потемкина и прочих. Многое мог бы порассказать автор и о времени, когда исторические предания перекликались бы уже и с воспоминаниями его домочадцев и современников. Например, о своей бабке — танцовщице О. Д. Ефремовой, бывшей в фаворе у всесильного обер-гофмейстера графа А. А. Безбородко, о недалеком, жестоком, но деятельном администраторе А. А. Аракчееве, фаворитке Александра Николаевича — княгине Юрьевской и других.

В целом же, несмотря на пробелы, многочисленные фактические неточности, П. П. Каратыгину удалось создать легко читаемые беллетризированные очерки о наиболее выдающихся деятелях европейской истории XVI и XVII столетий, в которых даже искушенный читатель несомненно найдет для себя много нового, интересного и поучительного.

А. Шаханов

Примечания

1

В нынешнем издании орфография частично приведена в соответствие с современными нормами. Но я позволю себе ориентироваться на издание XIX века с ароматом его «Форфсрингэ», «Рутьуэнов» и «Елисавет».

2

Эти подробности о казни графини Дюбарри слышали мы от покойного Н.И.Греча; ему же они были рассказаны очевидцем. Малодушие несчастной возбуждало жалость во многих присутствовавших, даже из числа тех, которые смотрели тогда на казни, как на спектакль.

3

Souvent femme varie,

Bien fol est, qui s" y fie!

4

К. Маро /род. в 1495, умер в 1544 г. в крайней нищете/ у нас мало известен, даже людям, хорошо знакомым с французской литературой. Современник Рабле, он недосягаемо выше автора романа «Гаргантюа и Пантагрюэль». Из многих его стихотворений приводим одно, могущее служить образцом поэтического дарования и философии знаменитого поэта.

Paix engendre prosperity,

De prosperite vient richesse,

De richesse — orgueil. volupte,

D'orgueil — contentions sans cesse;

Contention — la guerre adresse…

La guerre engendre pauvrete,

La pauvrete — l'humilite,

D'humilite revient la paix…

Ainsi retournent humains faits!

то есть: «Мир Порождает благоденствие, оно ведет за собой богатство, за богатством следуют гордость, сластолюбие; от гордости непрерывные распри, от них война, за войной — нищета, за нищетой — смирение, а там — опять мир. Таков круговорот деяний человеческих!»

5

В память подкупных швейцарцев, изменивших королю в критическое для него время, во Франции по сию пору сохранилась пословица «Нет денег — нет и швейцарца»/Ра$ d'argent, pas de Suisse/.

6

Sauval. Les amours des rois de France, p. 1731–11 vol. In 12°. Tome I, p.p. 230 et seq.

7

Она состояла из двух D, обращенных одно к другому так, что дуги сплелись между собой, крайние же вертикальные линии, соединяясь горизонтальной чертой, образовывали Н.

8

Должность, соответствовавшая должности нашего губернского предводителя дворянства.