Макс Фрай - Русские инородные сказки - 6

• Название: Русские инородные сказки - 6
• Автор: Макс Фрай
• Издательство: Амфора
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-367-00727-5

Мы снова рассказываем друг другу сказки и записываем их, когда не лень, а потом из сказок составляется очередная книжка — казалось бы, что может быть проще? И в то же время меня не оставляет ощущение, что мы — издатель, составитель и авторы, все вместе — делаем нечто невозможное, невообразимое, немыслимое. Я не могу объяснить, почему обычная с виду книга, шестой по счету сборник авторских сказок, кажется мне чем-то «невозможным», но твердо знаю, что это — так.

Мы делаем невозможное, и у нас получается — вот он, философский камень, превращающий свинцовую тоску небытия в золотой огонь жизни. Мы делаем невозможное, и у нас получается — именно так я представляю себе рай. Мы делаем невозможное, и у нас получается — если смысл жизни не в этом, я так не играю.

Мне даже жаль немного, что я не могу быть просто читателем, который случайно берет в руки эту книгу, открывает ее наугад, начинает читать, а потом понимает, что уже полчаса стоит столбом посреди книжного магазина. Будь я читателем, счастье мое было бы неожиданным и пронзительным, и может быть, мне даже удалось бы сформулировать, почему обычная с виду книжка кажется мне чудом — уж не приснилась ли? Вопрос, впрочем, риторический, точного ответа на него не существует даже для составителя. И хорошо, что так.

---

Иньига была тайно влюблена в Лопеса. Она поняла это со всей определенностью на второй десяток лет их совместных странствий. Ее мозг посылал ему импульсы нежности. Она выбирала для этого такие моменты, когда прочие роботы проходили мысленную профилактику и не могли улавливать ее сигналов. Иньиге это причиняло странную, сладковатую боль, в груди у нее все щекотало.

Пятый член их сообщества, угрюмый робот по имени Монкада, переживал собственную трагедию. Его модернизировали сильнее остальных. Мало того что сняли голову — об этом можно было бы и не печалиться, поскольку мозг и все остальные важные функции помещались у него в другом месте, а голова выполняла чисто декоративную функцию, — у него были ампутированы по локоть руки. Для чего сделал это новый дизайнер магазина, осталось загадкой. Просто взял и снял руки.

Робот Ласьенга была единственной, кто утешал Монкаду. Она стояла рядом, тоже без головы, в красном кружевном белье. Иньига уверяла, что подобный вид — просто позор для порядочной женщины. Ласьенга втайне была с ней совершенно согласна, но из принципа спорила. По магазину так и летали электромагнитные импульсы.

— Ты выглядишь как дешевая шлюха! — шипела Иньига. — Ты позоришь экипаж! Посмотри на эти резинки… Сейчас такое белье носят только продажные женщины.

— Можно подумать, я сама выбирала себе белье, — с достоинством жертвы отвечала Ласьенга. — Этот урод, который меня одевал, следовал указаниям.

Обе на миг замолчали. Продавцы ставили их в тупик. Ласьенга с ее никелированными, тщательно отполированными и вывернутыми руками, с ее ногами идеальной формы, расставленными почти непристойно, должна была (по идее) вызывать у людей эротические реакции. Но она не вызывала у них ничего, кроме мимолетного ужаса. И продавец, подбиравший для нее белье, тоже ничего не испытывал. Его оставила бы равнодушным любая женщина, не только металлическая.

— В шестидесятые люди были помешаны на сексе, — сказала Ласьенга наконец. — В мире было теплее.

— Дуры! — Пустые глаза Суареца еле заметно моргнули. — Какое вам дело до секса? У нас отсутствуют половые функции.

— Господин создавал нас, учитывая половую дифференциацию, — возразила Иньига. На сей раз она решила поддержать Ласьенгу. — Он утверждал, что секс не обязательно находит свое крайнее выражение в функции размножения. Можно любить и платонически!

— Сейчас никто никого не любит, — сказала Ласьенга. — Даже платонически.

Монкада угрюмо молчал. Он не считал для себя возможным вмешиваться в разговоры. После того как у него отняли руки, он считал себя абсолютно неполноценным.

«Робот может существовать без головы — при условии, что основные матрицы у него сохранены. Но какой смысл в роботе без рук? Чем я буду работать? Ногами?» Эта мысль буквально сводила его с ума.

Но Иньига, совершенно лишенная сострадания — как и полагается красивой кукле, — то и дело пыталась втянуть его в пустопорожние разговоры.

— А ты, Монкада, что скажешь?

— О чем? — донесся еле слышный отклик Монкады.

— О сексе!

Монкада молчал.

— Оставь его, у него депрессия, — вмешалась Ласьенга.

Иньига много бы отдала за возможность увидеть себя в зеркале. Она догадывалась о том, что выглядит чрезвычайно эффектно. Ей шел принятый в этом магазинчике «футуристический» стиль: ультракороткие юбки, грубые чулки, жуткие ботинки, пригодные для хождения по почвам чужих планет, даже по раскаленным, и тончайшие прозрачные блузки с завышенной талией и прорезями на плечах. Иньига старалась изогнуться так, чтобы одна прорезь выглядела больше другой — и вообще чтобы придать себе побольше асимметричности.

Суарец не одобрял этих экспериментов. Он был консерватором.

— Не забывайте, у меня единственного есть возможность воспринимать происходящее не только электромагнитно, но и визуально, — строго напоминал он. — Я могу зафиксировать ваше поведение. Господин, возможно, не одобрит.

— А возможно — что и одобрит! — возражала Иньига. — И вообще! Суа-арец! Не будьте говном — сделайте мою карточку!

— Шестидесятые кончились, детка, — сказал Суарец, но, судя по тому как моргнул его импульс, было очевидно: Иньига сумела его развеселить.

— А еще я страдаю от тишины, — сказал вдруг Монкада. И снова замолчал.

Действительно, в магазинчике не было ни радио, ни магнитофона. Здесь царила мертвенная тишина. Продавцы-надсмотрщики молча пялились на манекены, словно ни мгновения не доверяли им и были готовы предотвратить любую попытку бунта. Потом один продавец уволился. По слухам, его увезли в сумасшедший дом.

— Ерунда! — говорил Лопес.

Иньига была с ним согласна.

— У него не было сердца, — утверждала она. — Как же он мог утратить рассудок? Черствый человек не мог сойти с ума!

Ласьенга в своем развратном белье покрывалась от холода испариной и в разговоре не участвовала. Ей было невыразимо грустно. Только искалеченный Монкада умел понимать ее. Но Монкада молчал, его депрессия усиливалась с каждым днем.

Однажды Ласьенга решилась на беспрецедентную выходку. Ночью, когда никто не видел, она отстегнула одну из резинок, а на плечи набросила платье. Черное, с языками «пламени», сделанными из фальшивого, очень яркого золота.

— Интересно, что он скажет, когда явится наутро? — веселилась она. — Вот бы послушать!

Суарец пришел в настоящую ярость.

— Ты не имеешь никакого права так поступать! — гремел он. По магазину плавали две шаровые молнии.

— Почему? — возражала Ласьенга. — Почему?

— Лучше сделай карточку, Суарец! — веселилась Иньига.

— Надеюсь, это не бунт! — сказал Суарец. — Имейте в виду, вы обе! Каждый ваш шаг будет зафиксирован. Господин увидит абсолютно все. Все подробности вашего поведения будут доведены до сведения высшего начальства.

— Вот и хорошо, — сказал Монкада. — Пусть знают, что мы не сдавались. Что мы боролись за свое достоинство до последнего.

— Не мешайте, — проговорил Лопес. — Я вычисляю.

— Тихо! — тут же остановила прочих Иньига.

Шаровые молнии столкнулись и взорвались над столом менеджера. Глянцевый журнал, лежавший там, вспыхнул и с ужасной вонью сгорел.

И… ничего не произошло. Продавец-надсмотрщик явился утром, равнодушно снял с манекена платье, застегнул чулок и уселся за стол. Обнаружил сгоревший журнал. Смахнул на пол. Вытащил из кармана другой и погрузился в созерцание бессмысленных картинок.

Если бы Ласьенга могла плакать, она бы разрыдалась.

Монкада тихо помаргивал сочувствием.

— Учтите, Господин может появиться в любое мгновение! — сказал Суарец.

«Хорошо, что они лишены возможности воспринимать меня визуально, — размышлял он при этом. — Если бы они располагали моим зрительным образом, то вряд ли продолжали бы считать своим лидером. Лидер группы не имеет никакого права выглядеть столь отталкивающим образом».

Облегающее мужское белье и расстегнутый ярко-зеленый пиджак, равно как и тупоносые туфли на босу ногу, видимо, выражали некую концепцию дизайнера — но абсолютно не соответствовали имиджу лидера группы роботов. Голову Суарецу оставили лишь для того, чтобы увенчать ее возмутительной липкой прической: каждая прядь была выкрашена в зеленый либо в розовый цвет и стояла дыбом.

«Особенно Иньига, — размышлял Суарец, — до чего ядовитая баба! Если она доберется до своих визоров — моей карьере конец! Я не должен был позволять так поступать с собой. А ведь поначалу все казалось таким простым и безоблачным…»

Поначалу им нравилось наряжаться. И магазин выглядел безопасным. Но, должно быть, спокойная жизнь не пошла роботам на пользу: они захотели лучшей доли, начали волноваться и, судя по некоторым признакам, были готовы к бунту.

— Мы не имеем никакого права раскрывать себя, — говорил Суарец.

— Мне надоело изображать дешевую шлюху, — плакала Ласьенга.

— Изображай дорогую, — сказал Суарец сурово.

Ласьенга произнесла гордо:

— Ты — злобная сволочь, Суарец.

— Я лидер, — сказал Суарец невозмутимо. — Прошу не забывать об этом обстоятельстве.

— Ты сам себя назначил. Тебя никто не назначал, — заметил Лопес, оторвавшись на время от вычислений.

— Между прочим, Лопес — самый умный из нас всех, — сказала Иньига.

— Просто ты влюблена в него и не хочешь замечать его очевидных недостатков, — безжалостно обрубил Суарец.

Иньига вскрикнула:

— Как ты смеешь!.. — и замолчала на целый день. В магазине стало гораздо меньше электричества, и воздух перестал магнетически потрескивать. «Беспокойная особа эта Иньига, — размышлял Суарец. — С ней тоже нужно что-то делать. Хорошо еще, что ее спроектировали женщиной. Женский менталитет способен причинять окружающим неприятности, однако не наделен качествами, необходимыми для лидерства. Лопес — пустой мечтатель. Что он там вычисляет? Бесплодные фантазии. Будь он человеком, сочинял бы стишки. Еще одно идиотское занятие».