Кен Кизи - Демон Максвелла

• Название: Демон Максвелла
• Автор: Кен Кизи
• Издательство: Амфора
• Жанр: Проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-94278–470-1

Во все времена человечество преследовал зловещий призрак энтропии, а в переводе на бытовой язык — страх смерти и хаоса. «Демон Максвелла» Кена Кизи — квинтэссенция честных и нелицеприятных размышлений на эту тему. Эта книга — настоящее откровение о переходе от бунтарских хипповых 60-х к эпохе, ознаменованной глубоким сомнением в достижимости идеалов всеобщего братства и единения.

---

После того как наводнения, ежегодно обогащавшие почву, прекратились, египтяне стали зависеть от чудо-удобрений. А англичане начали подумывать, что хорошо бы собирать не один, а два урожая за год. А может, и три! Руководство, ни один из членов которого не являлся египтянином и даже не говорил по-арабски, сочло эту идею замечательной. Кажется, оно состояло исключительно из албанцев. Вот они-то и принялись швырять деньгами, возводить викторианские мечети, импортировать разнообразные товары и платить немыслимые проценты европейским кредиторам...

Сбор трех урожаев вместо одного привел к тому, что крестьяне были вынуждены проводить у ирригационных каналов больше времени. Что вызвало страшную вспышку бильгарциоза, распространяемого мелким водяным червяком; сначала поражаются ноги, а потом постепенно болезнь поднимается до самых глаз. Именно из-за него Египет занимает первое место в мире по количеству слепых. Почти 70% населения рано или поздно оказывается пораженным им.

При этом, несмотря на всю внедряемую модернизацию, англичанам так и не пришло в голову выстроить здесь больницы. Смертность детей до пяти лет составляет 50%. Не случайно тут родилась поговорка «Лучше терпения нет ничего на свете». Англичане сделали все возможное, чтобы закрепить ее.

Мы переходим через Нил, и рассказ Джекки о недавнем прошлом Каира тонет в дыхании города. Ничего даже похожего представить себе невозможно! Оно обладает неповторимыми свойствами. Смешайте в воображении глухой рев заливаемой в танкеры нефти с пронзительными криками подростковой баскетбольной команды, добавьте гул кондиционеров и взбрызните все перезвоном колокольчиков и свистками полицейских, затем вылейте эту смесь в узкие улочки, обитатели которых шумно поедают кунжутные пирожки, жаренные в оливковом масле, булькают огромными кальянами, прихлебывают кофе по-турецки и играют в нарды, с грохотом передвигая фишки, — тысячи людей кашляют, бормочут и плюются в сумрачных свалках перед домами, а еще миллионы в грязных камчатных одеяниях бредут, поют, праздно шатаются и ругаются. Подогрейте эту смесь до 80° по Фаренгейту в два часа ночи, и вы ощутите вкус каирской какофонии.

Пройдя несколько кварталов и не обнаружив никаких перемен, мы повернули обратно. После проделанных десяти тысяч миль сил уже не было. На мосту к Джеку пристает какой-то тип с обезображенным оспой лицом, тамбурином и краснозадым бабуином.

— Денег! — кричит тип, протягивая тамбурин и удерживая бабуина на веревке, привязанной к кольцу, продетому сквозь нижнюю губу животного. — Денег! Для облизьянки! Прошу прощения, сэр!

Джекки отрицательно качает головой:

— Нет. Ана миш авез. Мы не хотим смотреть, как она танцует.

— Облизьянка не танцует. Прошу прощения, сэр. Не танцует! — Он кричит, пытаясь заглушить грохот транспорта; возбужденный бабуин начинает истерически метаться и скалить свои длинные желтые клыки. Тип резко ударяет голосящее животное по уху краем тамбурина.

— Облизьянка больна! Бешенство! Денег! — он еще раз ударяет бабуина и дергает поводок. — Вылечить облизьянку!

Бабуин ведет себя так, будто это мы виноваты в его страданиях. Выпячивая нижнюю губу, он пятится по направлению к нам и пытается зацепить нас задней лапой. Когти у него выкрашены в пурпурный цвет, а задница напоминает опухоль мозга, только на противоположном месте.

— Денег для облизьянки! Скорей!

Когда мы расстаемся, лишившись 50 пиастров, Джек признает, что за десять лет его отсутствия в Каире появились новые способы вымогательства.

Мы спускаемся вниз и видим, как с берегового устоя моста в реку писает молодой охранник. Он смущенно запахивает полы длинного кителя и закидывает на плечо карабин.

— Добро пожаловать, — произносит он. — Добро пожаловать в Каир. Хоккей?

14 октября, утро понедельника. Мы с Джеком встаем на рассвете, чтобы встретиться с доктором Рагаром, рекомендованным мне Енохом из Огайо. Наконец мы его обнаруживаем. Он сидит в своей ювелирной лавке, напоминая мутный камень, вправленный в плетеное кресло — египетский бизнесмен со слезящимися глазами, в костюме из настоящей саржи, в черном галстуке. Мы пытаемся объяснить ему цель нашего приезда, но, похоже, поиски неизвестного храма интересуют его меньше, чем демонстрация уже сделанных находок. Он с шумом открывает стеклянную витрину.

— Хлам! Я, доктор Рагар, говорю вам правду. В основном, хлам. Для невежественного туриста, который ни к чему не испытывает уважения, это хлам. Однако если я вижу, что человек уважает Египет, я показываю ему тот Египет, который я уважаю. Ну, так из какой части Америки вы приехали, друг мой?

Я говорю, что из Орегона. Это рядом с Калифорнией.

— Да, я знаю, где Орегон. А из какой части Орегона?

Я отвечаю, что живу в городке, который называется Гора Нибо.

— Да, я знаю Гору Нибо. Я был в вашем штате этим летом. С Ротари-клубом. Видите флаг?

И действительно, на стене среди множества вымпелов висит флаг с бахромой, полученный на международном съезде членов Ротари-клуба, который проводился в Портленде в 1974 году.

— Я хорошо знаю весь ваш штат. Я же археолог. Я его объездил вдоль и поперек. Ну так и в какой части города вы живете? На востоке или на западе?

— Посередине, — отвечаю я. Гора Нибо — обычный городишко, расположенный по бокам щебеночной дороги, отходящей от хайвея. — Немного к северу.

— Да. Северная часть Горы Нибо. Я очень хорошо знаю эту часть города. А теперь позвольте мне вам кое-что показать...

Он оглядывается и достает из внутреннего кармана пиджака бумажник, а оттуда извлекает карточку с выгравированным на ней рельефным древним тайным символом.

— Видите? Я еще и Храмовник 32-й степени. Вы знаете, кто такие масоны?

Я говорю, что мне уже известно, что он масон, что именно поэтому Енох и узнал о нем, прочитав статью в газете братства, и добавляю, что мой отец — масон той же степени, но в настоящее время отошел от дел.

— Брат! — восклицает он и, сжав руку, заглядывает мне глубоко в глаза. Его взгляд похож на материализовавшийся дурной запах изо рта. — Сын брата — мой брат! Заходи. Тебе я не стану показывать этот хлам. Заходи ко мне домой на чай — там гораздо спокойнее. Вы любите египетский чай, братья? А египетские благовония? Не дешевые аптечные духи, а настоящие благовония? Лотосовые эссенции? Жасмин? Идем. Во имя твоего отца я окажу тебе любезность — подарю скарабея, который тебе понравился.

Он снова сжимает мою руку, вкладывая мне в ладонь свой подарок. Я говорю, что в этом нет никакой необходимости, но он отрицательно качает головой:

— Ни слова, брат. Когда-нибудь ты мне отплатишь за мое добро. Как говорят масоны: «Внеси свою лепту — встрой свой камень».

Он продолжает удерживать мою руку, пронзая меня взглядом, и я начинаю гадать, не существует ли какого-нибудь полоскания для освежения зловонных взглядов, и пытаюсь перевести разговор на археологию.

— Кстати, о камнях, доктор, — вам известна легенда об отсутствующем камне на вершине пирамиды в Гизе? Как раз там, где, по предположениям, находится Храм свидетельств?

Он разражается мрачным смехом.

— А кому же знать, как не мне? — вопрошает он, увлекая меня за собой. — Но сначала вы оба должны отдохнуть.

Джекки следует за нами, но его сбить с панталыку не так-то просто.

— Значит, вы знаете об этом месте, доктор? Об этом потаенном храме?

— Храмовник и археолог доктор Рагар, чтобы он не слышал о Потаенном храме свидетельств?! — Он снова разражается смехом. Как и в этом флаге из Портленда, в его смехе есть что-то неприятное, что ставит слушателя в тупик. — Всем известно о Потаенном храме! Одни говорят, другие говорят, а кому известна Истина?

Он останавливается и показывает мне свой масонский перстень так, чтобы не видел Джекки.

— Нам, членам Братства, известна Истина, но мы поклялись не разглашать ее непосвященным. Но тебе, сыну моего брата, возможно, я смогу показать луч света, недоступный другим.

Я киваю, он тоже отвечает кивком и подталкивает меня к лестнице, ведущей к узкой дверце.

— Прежде всего — мой превосходный ароматизированный чай. Увы, без меня: священный пост; а потом мы поговорим. Ибрагим! — кричит он, отпирая тяжелую дверь. — Чай для моих друзей из Америки!

Мы входим в помещение, которое уступает лавке по размерам, зато намного превосходит ее по уюту. Стены до самого потолка завешаны коврами и старыми циновками, приглушающими шум, царящий в центре Каира. Но Боже милостивый, до чего же здесь душно! Доктор включает вентилятор, но он едва перегоняет застоявшийся воздух.

— Итак, пока мой кузен готовит вам чай, вы будете вдыхать аромат настоящего нильского лотоса, перед запахом которого не может устоять ни одна женщина.

Под занавес Джекки выкладывает 50 долларов и покупает благовоние для девушек из «Роллинг стоунз». Мне же, кроме скарабея, удается получить от доктора лишь право на бесплатный звонок в каирский университет. Я оставляю сообщение для мистера Малдуна Грегора с просьбой, чтобы он нашел меня в гостинице «Омар Хайям». После дня, проведенного среди благовоний, я могу с уверенностью утверждать, что точную информацию в Каире можно получить только от американцев.