Кен Кизи - Демон Максвелла

• Название: Демон Максвелла
• Автор: Кен Кизи
• Издательство: Амфора
• Жанр: Проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-94278–470-1

Во все времена человечество преследовал зловещий призрак энтропии, а в переводе на бытовой язык — страх смерти и хаоса. «Демон Максвелла» Кена Кизи — квинтэссенция честных и нелицеприятных размышлений на эту тему. Эта книга — настоящее откровение о переходе от бунтарских хипповых 60-х к эпохе, ознаменованной глубоким сомнением в достижимости идеалов всеобщего братства и единения.

---

— Отличное место, Дев, — сообщила она. — Старомодно, но здорово. Сэнди уже все осмотрела. И все на своих местах: свинарник, курятник... есть где пописать, есть где...

Дебори уже чувствовал опасность, но не мог прервать ее болтовню.

— Послушай, я сдала свой авиабилет в Сиэтл и взяла напрокат машину, потому что я знала, что ты захочешь все узнать лично от Сэнди. Да нет, все нормально, можешь оставить при себе свои благодарности. Я в этом не нуждаюсь. А вот что мне надо, так это какое-нибудь местечко, чтобы написать пару-тройку писем. Серьезно, Дев, я там видела сторожку у пруда — там и бумага есть, и конверты — все, что надо. Как насчет того, чтобы Сэнди пожила там пару дней? Написала бы письма дорогой мамочке, дорогому надзирателю, дорогому бывшему и т. д. А заодно, может, она вернулась бы к своему дневнику. Я, кстати, пишу о нашей мексиканской кампании для одного рок-н-ролльного журнала. Ну так как ты к этому отнесешься?

Он попытался объяснить ей, что сторожка у пруда являлась местом для медитаций, а не каким-нибудь Кемп-Дэвидом, предназначенным для написания мемуаров. К тому же он намеревался сегодня же ее использовать. Но это вызвало у нее только смех, и она попросила его не беспокоиться.

— На сегодня я найду себе пристанище, а завтра посмотрим.

Он так и не вышел из-за стола. Продолжая болтать, Сэнди бродила по его кабинету, пока не обнаружила обувную коробку, в которой хранились остатки травы. Он не хотел курить, по крайней мере до тех пор, пока не похоронит ягненка. И когда он отрицательно покачал головой при виде протянутого косяка, она, пожав плечами, выкурила его целиком и принялась подробно объяснять, как наполнит эту коробку с верхом с помощью гешефтов, организованных ею в городе, для чего там-то и там-то ей надо будет встретиться с теми-то и теми-то и обменять то-то и то-то. Он не следил за ходом ее повествования. Его попросту плющило от ее бронебойной энергии. И даже когда она выбросила из окна дымящийся окурок на сухую траву, ему хватило сил только на то, чтобы робко заметить:

— Осторожнее с огнем около амбара.

Она только ухнула, склонившись над ним:

— Да вы что, миста Дебори, и вправду превратились в заправского фермера?! — И потопала к двери. — Ну ладно, Сэнди поехала. Тебе ничего не надо в городе? Может, новую пишущую машинку? Или приличное радио? Как ты можешь слушать хорошую музыку на каком-то японском хламе? Ты только скажи Сэнди Клаус, что тебе надо.

Она остановилась в проеме двери. Он развернулся в своем вертящемся кресле, но так и не встал и лишь уставился на ее пухлую ухмылку. Он понимал, чего она ждет. Вопроса. Но знал он и то, что лучше его не задавать. Лучше остаться без ответа, чем поощрять отношения с помощью любопытства. Но ему действительно хотелось знать, а она, ухмыляясь, ждала, и наконец пришлось задать этот вопрос:

— Он что-нибудь... э-э... сказал, Сэнди? — с трудом произнес он.

Ее черные глаза загорелись.

— Ты имеешь в виду, не произнес ли он последних слов? Не изрек ли под занавес чего-нибудь мудрого? Ну что ж, кажется, в больнице, перед тем как впасть в кому, он ненадолго пришел в себя и что-то... дай-ка вспомнить...

Она упивалась своей победой. Заданный вопрос обнажил все его отчаяние. Она широко улыбалась. Перед ней с покрасневшими глазами сидел тот самый Дебори, гуру Гунг Хо, и молил, чтобы она ему передала последние слова Умственно отсталого Святого придурка Хулигана, за которыми он мог бы укрыться от подступающего промозглого хаоса.

— Да, эта крошка хиппи сказала, что он произнес несколько слов перед тем, как скончаться на вонючем мексиканском матраце, — ответила она. — И заметь, не смешно ли? Наш дорогой Хул умер от переохлаждения и воспаления легких в той самой вшивой клинике Пуэрто-Санкто, где рожала Бигима и накладывали гипс на ногу Микки. Ты не думаешь, что это какая-то насмешка судьбы?

— Так что он сказал?

Ее глаза снова блеснули. Ухмылка заерзала среди жирных складок.

— Он сказал, если Сэнди не изменяет память, кажется, он сказал «Шестьдесят четыре тысячи девятьсот двадцать восемь». Серьезное наследство, тебе не кажется? Он назвал цифру, одну вонючую цифру. — Она снова заулюлюкала, хлопая себя руками по бедрам. — Шестьдесят четыре тысячи девятьсот двадцать восемь. Шестьдесят четыре тысячи девятьсот двадцать восемь. Фальшивая суть сгоревшего придурка — шестьдесят четыре тысячи девятьсот двадцать восемь! Ху-ху-ху-ху-ху!!

И она вышла, не закрыв за собой дверь, смеясь, спустилась по лестнице и заскрипела внизу гравием. Покалеченная машина жалобно взвыла и снова выехала на подъездную дорожку.

И вот наконец, после только что описанных событий и длительной подготовки, занявшей три дня и четыре ночи, старик Дебори выходит в поле, чтобы выполнить свой долг: в отчаянии и ужасе он бредет по целине, толкая перед собой тачку. Опустив голову, он всматривается в землю, мелькающую под его ногами, надеясь, что одноколесное средство передвижения самостоятельно доведет его до места назначения.

Он чувствует, как, подобно шее Сэнди, разбухает от чувства необъяснимой ярости, как в нем начинает теплиться, все разгораясь, чувство вины. Если бы он только мог найти подходящего виновника. И вот, занимаясь поисками объекта, который был бы достаточно велик для его яростных обвинений, он останавливается на Калифорнии. В ней-то и находится корень зла, — думает он. Все они являются порождением Калифорнии — и два этих туриста-извращенца, и хитрая Сэнди, и хиппи из Окленда, соблазнившая Хулигана месяц назад вернуться в Мексику! Все это началось в Калифорнии, распространилось в ней, а потом как раковая опухоль начало расползаться по всему континенту. Вудсток. Классная заварушка. Безумие, переплавляющееся в жир. Безумие, процветающее и набирающее силу, в то время как Лучшийизлюдей доканывает себя транквилизаторами и отправляется в мир иной, не оставив после себя ничего, кроме шизофренического шифра. Даже эти поганые доги — и те из Калифорнии!

Тачка доезжает до канавы. Он поднимает голову. Труп все еще не виден. Спустившись в канаву, он начинает продираться к тому месту, где, то появляясь, то исчезая в высокой траве и переругиваясь между собой, продолжают кружить вороны.

— Добрый день, господа. Прошу прощения, что нарушаю ваш покой.

Вороны поднимаются в воздух, осыпая его бранью. Ягненка он замечает только тогда, когда на него наскакивает колесо тачки, и останавливается, потрясенный изящностью лежащего перед ним существа и красотой его шкурки — не черной, а скорее рыжевато-коричневой, как шоколадный торт. Такой ягнячий шоколадный тортик, испеченный ко дню рождения какого-нибудь эльфа, поданный на блюде из пурпурной вики, обрамленный цветами клевера и украшенный изящными завитками муравьиных дорог и желтыми джекфрутами, горящими как свечки. Он делает широкий взмах шляпой и гасит их. Вороны отлетают в сторону и занимают позицию на столбах изгороди, распустив крылья и величественно наблюдая за тем, как Дебори отгоняет муравьев и осматривает труп.

— Господа, вы не в курсе, что с ним случилось? — Бетси права — на теле не видно никаких повреждений. Скорей всего, за ним погнались собаки, и он, споткнувшись в канаве, упал и сломал себе шею. — Вам не кажется, птички, что у него слишком здоровый вид, чтобы просто так откинуть копыта?

Вороны переступают с ноги на ногу и не выдвигают никаких предположений. Они изображают такое благородное негодование, что Дебори не может удержаться от улыбки. Ему приходит в голову мысль, а не оставить ли труп на волю ворон, пчел, муравьев и прочих предпринимателей госпожи Природы. Но тут из осиновой рощи до него доносится блеянье матери привязанной там Бетси.

— Боюсь, что нет. Вряд ли разумно доставлять кому-то страдания ради экологии. Так что, ребята, мне придется его похоронить. Думаю, вы могли бы выразить сочувствие бедной матери...

Но вороны решают, что они не склонны к сочувствию, как только замечают, что их законная добыча перемещается в тачку. С яростными криками они взлетают вверх и начинают кружить над тачкой, издавая гармонические вопли все время, пока она движется через пастбище к болоту на другом конце владений. Временами они поднимаются над верхушками тополей, и издалека их непрекращающийся поток проклятий начинает казаться чуть ли не музыкой. А порой они опускаются настолько низко, что до них можно достать лопатой.

Он выбирает тенистое место под нависшими ветвями дуба и втыкает лопату в землю. Собственно, это не земля, а глина, превращающаяся в жижу зимой и в обожженный бетон летом. Проще было бы копать у пруда, но ему больше нравится здесь. Здесь тихо и прохладно. Ветви старого дуба церемониально увиты длинной бахромой серо-зеленого испанского мха, а его сухие резные листья застыли в полной неподвижности. Даже вороны прекращают изрыгать свою хриплую ругань и молча усаживаются на самый высокий тополь.

Он вешает шляпу на сук и принимается яростно копать, дробя, кромсая и обтесывая глину и корни до тех пор, пока не начинает хрипеть, а лицо его не заливают потоки пота, смешанного с пылью. Наконец он протирает глаза полой рубашки и отходит в сторону от прямоугольного черного углубления. «Надо бы поглубже, чтобы его не унюхали лисицы». Он заглядывает в яму. Его сотрясает такая сильная дрожь, что приходится опереться на лопату. «Но с другой стороны, — прикидывает он, — как говорится, может, и сгодится» — и укладывает труп ягненка в яму. Для этого ему приходится прижать передние ноги к груди и соединить задние. В таком виде ягненок начинает напоминать мохнатую детскую игрушку. Совсем новенькую. Остается только пришить яркие пуговички вместо глаз.