Клод Фаррер - Подружки

• Название: Подружки
• Автор: Клод Фаррер
• Издательство: Северо-Запад
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1994
• ISBN: 5-8352-0300-4

Клод Фаррер (наст. имя Фредерик Баргон, 1876–1957) – морской офицер и французский писатель, автор многочисленных «экзотических» романов и романов о морских приключениях. Слабость женщины и сила мужчины, любовь-игра, любовь-каприз, любовь-искушение и любовь, что «сильна, как смерть», – такова мелодика вошедших в сборник романов и рассказов писателя.

Подружки – это «жрицы свободной любви», «дамы полусвета» города Тулона, всем улицам Тулона они предпочитают улицу Сент-Роз. «…Улица Сент-Роз самая красивая из улиц Митра, самого красивого квартала Мурильона. А Мурильон, торговая и морская окраина Тулона, в иерархии городов следует непосредственно за Парижем, в качестве города, в котором живут, чтобы любить с вечера до утра и думать с утра до вечера.» Кто же такая Селия, главная героиня романа? Не будем опережать события: разгадку тайны читателю поведает сам Клод Фаррер.

---

К счастью, маркиза Доре хорошо знала эту жуткую игру.

– О да! – сразу отвечала она невозмутимо. – Но если заказ еще не выполнен, закажите непременно побольше размером, оттого что никогда нельзя знать, кто в доме умрет первый. В большом ящике может поместиться кто угодно.

– Например, я, – сказал Л'Эстисак.

Он тоже был здесь и сидел на земле, прислонившись спиной к стволу дерева.

Маркиза Доре поспешила к нему:

– Я не заметила вас. Как поживаете?

– Превосходно. Так же хорошо, как детка.

Он перебирал образцы материй. Заинтересовавшись, Селия подошла поближе:

– Вы забавляетесь?

– Да, сударыня, я забавляюсь тем, что сочиняю для Жанник костюм к будущему Сифилитическому балу.

– Сифилитическому?..

Она так разинула рот, что герцог, несмотря на всю свою серьезность, расхохотался:

– Неужели вы так недавно в Тулоне, что не знаете даже этого?

Жанник прервала его:

– Разумеется, не знает. Она не знает еще ничего и никого. Но я сама объясню ей: сифилитические балы, дорогая… Не беспокойтесь! В этом нет ничего скандального!.. Сифилитические балы в Тулоне – это попросту те балы, которые офицеры дают дамам полусвета.

Л'Эстисак дополнил объяснение:

– И мы называем их этим точным именем из протеста против столь модного теперь ханжества. Мы, моряки, вовсе не собираемся подражать скромнику Брие: мы говорим по-французски, и там, где надо сказать «кошка», мы так и говорим: кошка.

– Но отчего же именно это название, а не какое-либо другое?

– Из вежливости и сочувствия к тем несчастным мужского и женского пола, которые, раньше чем надеть домино, подверглись болезненному подкожному впрыскиванию.

– Понимаете, – сказала Жанник задорно, – в этот вечер они могут воображать, что все такие же, как они. И это их утешает.

Маркиза повернулась к Селии.

– В самом деле! Мы не подумали об этом. Вам нужно будет придумать костюм, детка.

– Оденьтесь совсем голой женщиной, – посоветовала Жанник, – костюм будет как раз по вас, а это можно сказать далеко не про всех. Вы смеетесь! Знаете, это почти не шутка. На наших сифилитических балах бывают основательные декольте. Уже в прошлом году Уродец появилась в ночной рубашке.

– В этом году будет еще того лучше, – сказал герцог.

– Во всяком случае, в этом году вы рано беретесь за дело – уже в декабре месяце!

– Вследствие предполагаемого ухода эскадры на Восток.

Он аккуратно сложил свои образчики в коробку. И подошел к Жанник:

– Время вам есть котлетку, девочка. Можно мне сказать это Сильвии?

– Пожалуйста. И заодно велите подать чай. Чай для тех, у кого еще не куплено в собственность место на кладбище.

– Придется вас отшлепать, если вы будете говорить слишком много глупостей.

Он вошел в дом.

– Ну вот! – сказала Жанник, поворачиваясь к гостям: – Доре и вы, сударыня, как вам нравится мой сад?

Она с гордостью протянула обе руки по направлению к свежеостриженной лужайке. Луч солнца играл на ее совсем прозрачных руках.

За морскими соснами, за лужайками и за купой пальм лежал Малый Рейд, так забавно обрамленный горами, что его можно было принять за озеро. И в это озеро вдавался полуостров Балагие со своими кипарисами и пиниями, вдавался совсем так, как вдаются полуострова на японских деревянных гравюрах. Воздух был так чист и солнце было так ярко, что даль нисколько не была туманна. И казалось, что весь пейзаж находится в одном плане, без обычной перспективы.

– Ради одного того, чтоб увидеть этот пейзаж, – сказала маркиза, – стоит ежедневно совершать путешествия из Мурильона в Тамарис.

– Так совершайте это путешествие!

– Не то чтобы мне не хотелось. Но вы сами знаете: каждый вечер встаешь между четырьмя и пятью, и едва успеешь привести себя в порядок.

– И эта красивая дама, – спросила Жанник, смотря на молчащую Селию, – она тоже встает между четырьмя и пятью?

Ответила Доре:

– Этой красивой даме вам следовало бы прочесть нотацию! Она влюблена, как кошка.

– Боже милостивый!.. В кого?

– В одного гардемарина, чрезвычайно легкомысленное существо!..

Селия покраснела, как мак, и пыталась сделать протестующий жест слабой рукой. Но Жанник развела руками в знак полного бессилия что-либо сделать:

– Какую к черту нотацию могу я ей прочесть? С моей стороны было бы чрезвычайно дерзко бранить эту девочку за ее гардемарина, оттого что в течение всей моей жизни я только и делала, что влюблялась во всякого встречного.

Но маркиза не унывала:

– Послушайте, Жанник! Разве вам не кажется, что малютка могла бы найти в Тулоне что-либо получше для начала? Я не стала бы бранить ее за прихоть!.. Всякий волен совершать глупости время от времени. Все мы, конечно, не из дерева. Но я не допускаю таких глупостей! Она не спит, не ест, не живет, только и мечтает о своем мидшипе! И так как она только его одного видит, она, разумеется, ни за что не согласится взять другого друга, кого-нибудь, кто мог бы отсчитать денежки.

– Ба! – сказала Жанник беззаботно. – Глупости проходят. И никогда не бывает поздно взять богатого друга. Не следует быть слишком практичной. Кроме того…

Она склонила голову набок, как бы желая лучше видеть синее море за зелеными лужайками:

– Кроме того, Доре, это зависит от человека. Мы все разные. И не всем удается быть практичными.

Та удивилась:

– Прекрасно!.. Что вы хотите этим сказать? Жанник закашлялась и долгое время не в состоянии была отвечать. Когда ей это удалось, голос ее, по-прежнему слабый, походил на надтреснутый хрусталь, готовый сломаться.

– Я ничего не хочу сказать. И уверяю вас, я права. Подумайте только, и вы согласитесь со мной. Нас, дам полусвета, всех валят в одну кучу и полагают, что нас всех отливают в одной и той же форме. Будто мы думаем одинаково, желаем одинаково, действуем одинаково. Нет, и еще раз нет! Пальцем в небо!.. Мы еще меньше похожи друг на друга, чем другие женщины. Да, черт возьми!.. Дамой полусвета становятся не вследствие воспитания или вследствие призвания к этому, – это всегда результат несчастного случая. И такой несчастный случай может приключиться с какой угодно девушкой. Поэтому-то мы и представляем собой такую странную смесь. Вот вы, Доре, вы рассказывали мне вашу историю. Я уже не помню, в какой такой необычайной стране вы родились. И ваша мамаша была знаменитейшей наездницей, любовниками которой были принцы и короли. Вполне естественно, что в вас живет страсть к приключениям и что вы очень горды. И вы тысячу раз правы, что твердо правите вашей ладьей и рассчитываете все, чтобы в свой черед стать знаменитой, прославленной, богатой, как ваша матушка. Поэтому будьте расчетливы: вам есть из-за чего быть расчетливой, и вы добьетесь своего. Но другие? Я, например? Я бедная маленькая Брезунек!.. Мой отец был рабочим в арсенале, в Бресте. Моя мать была прачкой. И они дрались всякий раз, как бывали пьяны: в субботу вечером, по воскресеньям и по понедельникам. Мы гнездились все – их двое, три мои сестры, четыре брата и я – в ужасной комнатушке, клейкой и заплесневевшей, в самом грязном доме, какой только был в Рекуврансе.[14] Можете вообразить, что там я не мечтала о принцах из волшебных сказок. Моей мечтой было стать дамой вроде тех, чье белье моя мать стирала в Пенфеле,[15] красивой дамой с кружевными сорочками и панталонами из настоящего мадаполама! Первый же мидшип, с которым я пошла, сразу купил мне еще более роскошные вещи. Вы сами видите, что мне ни к чему было быть расчетливой. Я никогда не огорчалась, никогда ничего не предвидела, никогда ничего не комбинировала и всегда имела все, чего мне хотелось, раньше даже, чем я высказывала свое желание. А я так мало желала!.. И среди нас есть много женщин, которые желают не многим больше моего.

При последних словах хрусталь голоса надломился. Новый приступ кашля, сухого, обессиливающего, жалобного, потряс все хилое тело, распростертое в кресле. И Доре которая, быть может, имела что возразить, промолчала.

Л'Эстисак возвратился в сопровождении Сильвии – горничной, которая шла медленно, балансируя большим чайным подносом. Сам герцог нес чашку и заботливо помешивал ложечкой ее содержимое.

– Котлета, которую вы изволили заказать, – провозгласил он тоном дворецкого.

Жанник с чашкой в руке надула губы.

– Ну что же? Вы не пьете?

Она еще больше вытянула губы:

– Бедный мой Л'Эстисак!.. Я вовсе не хочу критиковать ваши кулинарные таланты. Но оно очень аппетитно, это мясо, которого вы наскребли немножечко и положили в бульон.

Он пошутил, как шутят с больными детьми, желая заставить их принять горькое лекарство:

– Прикажете попробовать, чтоб я мог доказать вам, что это вкусно?

Она улыбнулась и выпила залпом, чтобы доставить ему удовольствие.

Селия с восхищением смотрела на серебряный поднос, на японский сервиз, на старинное кружево салфетки и на вышитый передник Сильвии.