Николай Черкашин - Искатель. 1987. Выпуск №5

• Название: Искатель. 1987. Выпуск №5
• Автор: Николай Черкашин
• Жанр: Прочие приключения

На I, IV страницах обложки рисунки Сергея ФОМИНА к повести «ПОКУШЕНИЕ НА КРЕЙСЕР».

На II странице обложки рисунок Генриха КОМАРОВА к фантастической повести «СЕЛЬВА».

На III странице обложки рисунок Павла БУНИНА к фантастическому рассказу «ПРОВИДЕЦ».

---

Но мне нельзя размякать. Дело — прежде всего. Остальное — бред и чепуха!

Вот и все. Сельва проглотила человека, и гром не грянул, и мир не рухнул…

Арвин Най выплевывает окурок и встает.

— Пойдемте, — говорит он, вытаскивая из мешка надувной плот.

На сельву опускаются сумерки.

Келин Квинн

На сельву опускаются сумерки.

Арвин запалил костер. Привал. Наконец-то можно остановиться.

Меня опять знобит. Я так устала, что даже гибель человека меня почти не трогает. Нет, я, конечно, переживаю, но как-то не так, не по-настоящему.

Две недели блуждаем по сельве. Наверное, даже к этому можно привыкнуть. Если не хочешь сойти с ума, надо отупеть до такой степени, чтобы уже ничто тебя не волновало. Должно быть, именно поэтому на Ферре все чуточку ненормальные.

Как трудно порой разобраться в самой себе. Иногда мне кажется, что нет у меня людей ближе, чем Най, Пихра, Илм. Они такие разные, жестокие и добрые, внимательные и равнодушные… В их характерах перемешалось так много всего дурного и хорошего, что невероятно трудно выделить какое-нибудь одно, главное чувство, ведущее их по жизни.

Порой же я их всех ненавижу. Эгоисты, черствые существа.

Начинаешь разбираться в себе — и полный туман. Зачем живешь? Что заставляет тебя делать то, что человек просто не должен делать? Дни идут за днями, недели — за неделями, а ты словно прикован к креслу кинозала: смотришь и содрогаешься от увиденного, но разум твой ясен, и думаешь ты о своих повседневных делах, а не о страданиях киногероев.

Самое мерзкое — это то, что люди даже в сельве остаются врагами. В сельве, где единственная возможность выжить — стать союзниками, сжаться в единый кулак.

Мало увечий, наносимых джунглями, надо еще самим искалечить судьбы друг друга.

Хотя какое право я имею судить этих людей?..

Итак, привал. Можно отдохнуть.

Вако

Итак, привал. Можно отдохнуть.

Костер разгорается, и все усаживаются кружком. Пихра стягивает со спины баллоны с горючей смесью и ставит их подальше от огня. Глаза у него желтые, как у кошки, и светятся в темноте. Боюсь я его, Пихру. Вроде здесь, в сельве, он не посмеет меня тронуть, а все равно боюсь.

Най подкидывает в костер хвороста. Огонь вскидывается желтыми снопами. Смотреть на него весело. Он какой-то живой, беспокойный, изменчивый. Могу часами сидеть у костра, и ничего мне не надо. Даже боль в затылке утихает. Забываю, что я — голь перекатная, что в поселке меня презирают…

Най протягивает мне флягу и закуривает папиросу.

Арвин хороший! Он никогда меня не обижает. В поселке иной раз монетку подкинет, поинтересуется, как жизнь. А сам — такой рыжий, яркий, как пламя костра. Только глаза поблескивают, как зеленое стекло.

Лен Брас тоже хороший, хотя он и не из наших. Дал мне целых десять золотых! Говорил: «Пойдешь со мной в экспедицию. Будешь мне помогать. Что скажу — делай без раздумий. Присматривай за остальными. Заметишь что-нибудь необычное — сразу ко мне. Вернемся — получишь триста золотых».

Лен добрый! Триста монет!

С ветвей валятся клещи. Они ползают по телу и щекочут. Голову опять сдавливает тисками.

Это началось еще там, на Эсте.

Родителей своих я не помню. Да и были ли они у меня?

Вечно голодный, грязный, оборванный. Выпросишь монетку или украдешь что-нибудь — на то и живешь.

Мальчонкой пошел на завод. Поставили меня на конвейер — механической отверткой затягивать болты на корпусах автомобилей. Работа адская. Даже сейчас вспомню — руки дрожать начинают. Чуть замешкаешься — уже новый корпус ползет, догонять надо. Крики, ругань, мастер с гибкой стальной линейкой… Смена кончится — только бы до кровати добраться. Идешь — шатаешься.

Года три я так проработал. А может, и все четыре, сейчас уже не помню. Пришел я однажды на смену, отвертку свою проклятую взял, только к линии стал — слышу: «Берегись!!!»

Что дальше было — не помню. Уже в больнице рассказали мне, что балка крепежная с потолка сорвалась и краем — мне по голове. Чудом жив остался, врачи все удивлялись, макушку мою щупали, а там — вмятина на три пальца глубиной.

Жив-то я остался, только уж лучше бы помер. Позабыл половину, что-то в мозгах сдвинулось, и боль страшная…

Долго я в госпитале провалялся, а когда вышел оттуда, оказалось, что никому я не нужен. На завод обратно не взяли, говорят — здоровым мужикам работы не хватает.

Голодал я месяца три и думал, что уж совсем конец, как вдруг на рынке услышал, что людей набирают для работы на Ферре. Что такое Ферра, я не знал, но решил, что это уж никак не страшнее, чем голод.

Бросил я свои нехитрые пожитки — и на космодром. Там как раз транспорт с вербованными отходил. Сплошь горемыки — такие же, как я.

С тех пор головной болью и мучаюсь.

Костер затихает. Пора спать.

Лен Брас

Костер затихает. Пора спать.

Спать… Когда же я последний раз спал? По-настоящему, глубоко, со снами? Наверное, еще дома, на Эсте.

Нет. Никак не заснуть. Мучает один вопрос: «Кто?»

Инструктора еще там, в центре подготовки, предполагали, что в группе пойдет кто-нибудь чужой. Теперь и я чувствую, что рядом — враг. Но кто?

На привалах я незаметно осмотрел багаж и личные вещи членов экспедиции, но ничего подозрительного не обнаружил. И все равно чужой есть! Просто он очень осторожен.

Арвин Най? Крепкий, немного странный парень… Нет, не похож на подсадку. Хотя… Что я о нем знаю? Много лет на Ферре, поразительное чувство опасности, остатки благородства и доброты… Разве это мешает за хорошие деньги завести экспедицию в дебри, а самому раствориться в сельве? Обратно без проводника не выберешься.

Капрал Пихра? Туповат, зол и подозрителен. От такого можно всего ожидать. Но хитрости в нем — ни на грош. А главное оружие агента — именно хитрость. Правда, проскакивает в глазах капрала что-то такое, чему невозможно дать определение. Может, он вовсе не так прост, как хочет казаться, и в этом-то и заключается его хитрость?

Буфи Илм? Известный биолог, обеспеченный человек, наука для которого не средство существования, а работа для души. Задумчивый взгляд, очки в тонкой золотой оправе… На такого подозрение падает в последнюю очередь. Но, может, в этом-то и заключается коварный ход конкурентов?

Келин Квинн? Единственная женщина в группе. Красивая, не слишком умная, очень уставшая то ли от похода, то ли от жизни. Проверка не выявила ничего подозрительного, но… Только ли романтика позвала ее в джунгли?

Вако? С этим проще. За свои триста монет он согласится работать на кого угодно. Правда… За пятьсот он с удовольствием продаст того, кто дал ему триста.

Кто же еще? Носильщиков не осталось, так что…

Но кто-то же рылся в моих вещах! Кто-то искал карту сельвы или другие документы, способные навести на Дерево!

Кто же еще? Остался один я. Может, это действительно я?

Надо заснуть, иначе так можно сойти с ума.

Буфи Илм

Надо заснуть, иначе так можно сойти с ума.

Капрал привалился к стволу дерева и храпит так, что ветки трясутся.

Счастливчик!

Келин смотрит на малиновые угли, обняв колени руками. Она ничего не слышит, пребывая в каком-то своем, далеком от сельвы мире.

Небо — черное, без единой звездочки. Невидимые цветы распространяют приторный аромат. В листве мелькают зеленые огоньки. Клещи щелкают челюстями, пытаясь прокусить плотную ткань комбинезона.

От костра распространяется волна теплого воздуха. Трава и одежда подсыхают, и недовольные пиявки, шурша, уползают в болото. Где-то кричит беспокойная ночная птица.

Брас и Вако о чем-то шепчутся, склонившись над раскрытым вещмешком. Вако, как всегда, гогочет, а Лен дергает его за рукав, чтобы не мешал спящим.

Странный он какой-то, этот Лен Брас. И, конечно, вовсе не ботаник. Путается в названиях цветов, зато прекрасно разбирается в химии и обладает организаторскими способностями, более подходящими деловому человеку, чем ученому. Достойный противник!

Что-то важное проходит мимо меня.

Все стараются делать вид, что у нас обычная исследовательская экспедиция, но в то же время каждый знает, что это не так. Для простой научной экспедиции у нас удивительно строгий маршрут. Брас постоянно сверяется со своей путевой запиской, не расставаясь с ней ни днем ни ночью. У него есть цель, и мы движемся к ней на пределе человеческих возможностей, почти без привалов, не говоря уж об остановках для сбора образцов.

Каждый считает, что сосед ни о чем не догадывается. Например, я. Ученый тюфяк, мямля, разбирающийся только в лягушках и пиявках. А ведь я разбираюсь не только в биологии.

Наконец все засыпают. Даже Келин покидает свой далекий мир и роняет голову на колени.