Борис Поршнев - Социальная психология и история

• Название: Социальная психология и история
• Автор: Борис Поршнев
• Издательство: Наука
• Жанр: Психология
• Год: 1979

Автор доказывает, что психика человека социальна, ибо она в огромной степени обусловлена общественно-исторической средой. Первая глава посвящена Ленину как социальному психологу. Ленин занимался социальной психологией как теоретик и практик революционной борьбы. В остальных главах речь идет об основных категориях социальной психологии. Большое внимание уделено автором категории «мы и они». «Мы и они» первичнее и глубже, чем «я и ты». «Мы и они» — импульс первоначального расселения людей. Вся огромная человеческая история это тоже «мы и они».

---

Толстой велик, писал Ленин, как выразитель тех настроений, какие сложились у миллионов русского крестьянства в канун буржуазной революции 1905 г. Века крепостнической эпохи и несколько десятилетий послерефор-менного разорения деревни “накопили горы ненависти, злобы и отчаянной решимости”. Идейное содержание творчества Толстого прежде всего соответствует, по мысли Ленина, крестьянскому стремлению смести до основания старый строй жизни, все старые формы и распорядки для некоего туманного идеала общежития свободных и равноправных мелких крестьян. Критика Толстым окружающих порядков потому отличалась такой силой чувства, такой страстностью, убедительностью, свежестью, искренностью, бесстрашием в стремлении “дойти до корня”, найти настоящую причину бедствий масс, что эта критика отражала настроение миллионов крестьян. Л. Н. Толстой, говорит Ленин, сумел с замечательной силой передать настроение угнетенных широких масс, “выразить их стихийное чувство протеста и негодования”, накопленное веками. Вместе с тем Толстой бичевал и разоблачал внутреннюю ложь всех тех учреждений, при помощи которых держались господствующие классы и все современное ему общество: не только государство, церковь, земельную собственность, но и суд, милитаризм, “законный” брак, буржуазную науку.

С другой стороны, писал Ленин, крестьянство относилось очень бессознательно, патриархально, по-юродивому к тому, каково должно быть это общежитие. Вся прошлая жизнь крестьянина научила его ненавидеть барина и чиновника, но не могла научить, где искать ответа на вопросы общественной борьбы. “Толстовские идеи, это — зеркало слабости, недостатков нашего крестьянского восстания, отражение мягкотелости патриархальной деревни и заскорузлой трусливости „хозяйственного мужичка"”. “Толстой отражает их настроение так верно, что сам в свое учение вносит их наивность, их отчуждение от политики, их мистицизм, желание уйти от мира, „непротивление злу", бессильные проклятья по адресу капитализма и „власти денег". Протест миллионов крестьян и их отчаяние — вот что слилось в учении Толстого”.

Итак, перед нами образчик решения Лениным вопроса об отражении определенных черт общественной психологии в определенном явлении идеологии. Последняя выступает как своего рода зеркало общественной психологии, хотя речь идет, разумеется, об отражении не прямом, а напротив, преломленном через специфические свойства и особенности именно идеологической сферы.

Однако в данном примере совсем не затрагивается встречный процесс в общественном сознании — отражение идеологии в психологии, хотя, несомненно, можно было бы привлечь и материалы о широко распространившемся влиянии Толстого и толстовства в некоторых слоях крестьянства. Но для рассмотрения воздействия идей, теорий, науки на психологию масс и классов лучше перенестись в совсем другую плоскость.

В трудах В.И. Ленина этот вопрос о соотношении психологии и идеологии нередко выступает как вопрос о стихийности и сознательности. Это не совсем один и тот же вопрос, но они тесно связаны. Сознательность и стихийность в революционном движении тоже взаимодействовали, сознательность развивалась из стихийности и преодолевала стихийность. В.И. Ленин подчеркивает их противоположность. Говоря о разнице между распространением политического сознания и ростом возмущения масс, он отмечал, что первое должна вносить социал-демократия, а второе происходит стихийно.

Ленин неоднократно отмечал это параллельное и взаимодействующее влияние работы мысли и подспудных психических изменений на классовую борьбу пролетариата, на судьбы революционного движения. Так, говоря в 1905 г. о трех переходах в развитии рабочего социал-демократического движения, Ленин замечал: “Каждый из этих переходов подготовлялся, с одной стороны, работой социалистической мысли в одном преимущественно направлении, с другой стороны, глубокими изменениями в условиях жизни и во всем психическом укладе рабочего класса, пробуждением новых и новых слоев его к более сознательной и активной борьбе”. Вот это одновременное внимание к работе мысли и психическому укладу, к идеям и настроениям характеризует ленинский всесторонний охват сферы общественного сознания классов и масс.

Мы видим нечто отличающееся от плехановской схемы этажей, где общественной психологии отведена роль четвертого этажа, а идеологиям — пятого. В процессе непосредственной революционной деятельности Ленин более акцентирует борьбу и взаимосвязь противоположностей в сфере общественного сознания: общественная психология и идеология находятся в некотором противоречии между собой, но и не существуют друг без друга. Собственно говоря, полярными понятиями здесь выступают, с одной стороны, слепая бессознательность поведения людей, с другой стороны — научное сознание. Ленин действительно подчас употребляет термин “бессознательно”. Так, он пишет в “Что такое „друзья народа"…”: никогда прежде не было, чтобы члены общества представляли себе “совокупность тех общественных отношений, при которых они живут, как нечто определенное, целостное… напротив, масса прилаживается бессознательно к этим отношениям и до такой степени не имеет представления о них, как об особых исторических общественных отношениях, что, например, объяснение отношений обмена, при которых люди жили многие столетия, было дано лишь в самое последнее время”. Но между бессознательным, далеким от логического мышления и познания прилаживанием людей к катящей свои волны и неясной, как пучина морская, общественной жизни и ее теоретическим научным объяснением лежит обширное поле, где эти два антагонистических начала, в разных сочетаниях друг с другом, образуют общественную психологию и идеологию. Общественная психология ближе к полюсу “бессознательного прилаживания”, но в ней все же уже налицо то или иное воздействие и соучастие сознания. Противоположность общественной психологии и идеологии соответственно уже не является абсолютной, а лишь весьма относительной, со множеством переходных ступеней. У Ленина встречается даже сближение этих двух понятий почти до нерасчленимости. Например: “Эта психология и идеология, как бы она ни была смутна, почти у всякого рабочего и крестьянина заложена необыкновенно глубоко”.

Понятием “стихийность” Ленин передавал те черты в общественной психологии, которые в большей или меньшей мере тяготеют в сторону бессознательности, хоть и не совпадают с ней. Сюда, в “стихийность”, попадают преимущественно две группы явлений: 1) задавленность людей, покорность их нищете и бесправию, привычка к угнетенному положению; 2) протест, возмущение, бунт, но обращенные лишь против непосредственного источника бедствий, носящие негативный характер, не освещенные общественной теорией.

Отношение Ленина к первой группе особенно отрицательно. Он призывает все силы революционеров-марксистов на преодоление этого величайшего препятствия в психологии всех трудящихся масс и слоев. Рабская покорность выступает как антитеза всякой революционной перспективе, всякому революционному действию. В статье “Гонители земства…” в 1901 г. Ленин писал: “Как мужик привык к своей безысходной нищете, привык жить, не задумываясь над ее причинами и возможностью ее устранения, так русский обыватель вообще привык к всевластию правительства, привык жить, не задумываясь над тем, может ли дальше держаться это всевластие и нет ли рядом с ним таких явлений, которые подтачивают застарелый политический строй”. Под этими подтачивающими явлениями Ленин разумеет, конечно, в первую очередь развитие рабочего класса. Но и в рабочем классе Ленин замечал наследие этой психологии придавленности и покорности.

Вторая группа явлений стихийности привлекала огромное внимание Ленина как теоретика и практика революции. Ему было совершенно чуждо доктринерское отношение к стихийности.Напротив, он писал, “что стихийность движения есть признак его глубины в массах, прочности его корней, его неустранимости, это несомненно”; “…„стихийный элемент" представляет из себя, в сущности, не что иное, как зачаточную форму сознательности. И примитивные бунты выражали уже собой некоторое пробуждение сознательности: рабочие теряли исконную веру в незыблемость давящих их порядков, начинали… не скажу понимать, а чувствовать необходимость коллективного отпора, и решительно порывали с рабской покорностью перед начальством. Но это было все же гораздо более проявлением отчаяния и мести, чем борьбой”.

Главное, чем ценна для марксиста-революционера эта форма стихийности, состоит не в том, что она способна сама из себя породить теоретическое сознание, а в том, что она дает благоприятную почву для его пропаганды и усвоения. Политическое настроение и стихийное движение рабочего класса явились, по мнению Ленина, главным источником, питающим революционную социал-демократию, они способствовали быстрому распространению идей марксизма в России. Революционерам-идеологам доступны действительные, практические задачи “именно потому и постольку, поскольку их горячая проповедь встречает отклик в стихийно пробуждающейся массе, поскольку их кипучая энергия подхватывается и поддерживается энергией революционного класса”. Таков был ленинский ответ на вопрос образованных революционеров “что делать?” Вооруженная марксистской революционной теорией молодежь может обрести силу, неся эту теорию в стихийно пробуждающиеся массы. Революционный демократ, писал Ленин, всякое зло, всякий недостаток, раньше чем вносить доклад по “начальству”, раскрывает, разоблачает перед народом, “апеллируя к его энергии”. Марксизм дает возможность революционеру объяснить рабочим подлинные причины их бедствий и благодаря этому “открывая ему самые широкие перспективы, отдавая (если можно так выразиться) в его распоряжение могучие силы миллионов и миллионов „стихийно" поднимающегося на борьбу рабочего класса!”