Георгий Гулиа - Ганнибал, сын Гамилькара

• Название: Ганнибал, сын Гамилькара
• Автор: Георгий Гулиа
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1986

«… О Ганнибале, карфагенском завоевателе, герое Второй пунической войны, написана уйма книг, главным образом научных, документальных. Имеются о нем и свидетельства древних авторов, среди которых я бы особо выделил Тита Ливия. К сожалению, не осталось ни одной книги, написанной карфагенянином. Поэтому мы лишены возможности сопоставить римскую точку зрения на личность Ганнибала с карфагенской.

Что же до художественной литературы, то трудно назвать роман или повесть, рисующие образ Ганнибала-полководца.

Ганнибал – фигура весьма колоритная. Его можно поставить рядом с Александром Македонским. Может быть, не следовало особо останавливаться на его делах, если бы позже не появились у него рьяные последователи в различных частях света. И конец его тоже показателен для завоевателей разных эпох и народов. …»

---

Прижатые к Тицину, римляне бились отчаянно. Мы напирали, видя близкую победу. Сципион, говорят, приказал навести мосты и отступать за Тицин, спасать все, что можно спасти.

Ганнибал приказал во что бы то ни стало пленить Сципиона. С этой целью Махарбал вклинился в гущу римлян и начал пробиваться к палатке их предводителя. Сеча разгорелась. Конные спешились с обеих сторон, и началась пешая битва. Нам, пращникам, делать было нечего с этими нашими камнями, и мы взялись за клинки. Меня царапнул некий римлянин. Правда, царапнул падая – легко задел меня, и рана оказалась пустяковой. Наверное, тебе интересно узнать, что ранил меня безголовый: голова его, отсеченная мгновение тому назад, валялась в двух шагах от него, и глаза его не успели померкнуть. Мне приходилось сражаться за собственную жизнь, и я не мог позволить себе наблюдать за ужасом, который бушевал вокруг. Я убежал вперед, влекомый живой лавиной, и сам я влек эту лавину, ибо был частицей ее…

В разгар боя приметил я моего друга-пращника, по имени Гано Гэд. Вид у него был очень свирепый, он размахивал сицилийским кинжалом и косил врага своей длинной ручищей. Насколько я мог уразуметь, ему не терпелось пограбить Рим и сразу же разбогатеть. А его товарища по имени Бармокар я так и не увидел в бою. Мне кажется, он скрывался где-то за нашими спинами.

Вскоре я уже шагал по щиколотку в крови, она была теплая и липучая – молодая, быстро густеющая кровь. Мне и в голову не пришло, что она могла быть и моей кровью. Я не первый раз в кровавой переделке, но с римлянами сражаться не приходилось. Они очень стойкие и точно выполняют приказы, как спартанцы Леонида.

Воины яростно сопели, сморкались кровью, и каждый старался подороже продать свою жизнь. Но точнее сказать – во что бы то ни стало выжить, победить. А может быть, это я сейчас так соображаю (во время же боя я ни о чем подобном не думал). Увертывался, наступал, замахивался, отбивался, делал выпад правой ногой, отступал на шаг, чтобы точнее прыгнуть вперед.

Бой закончился к полудню. Солнце стояло высоко. Оно изрядно пригревало землю – об этом можно было судить по ядовитым парам, которые поднимались от травянистой почвы, политой потоками крови. Неожиданно для себя я оказался на высоком берегу Тицина и легко мог бы свалиться в воду. Я продолжал размахивать кинжалом – сам не знал, что делаю.

Гано Гэд подошел ко мне и, сверкая глазами наподобие волка, сказал грубовато:

– Что, друг? Воздух режешь?

И расхохотался.

А я продолжал «резать воздух» и убил бы любого, кто попался бы под руку.

– Остановись! – приказал Гэд.

Я остановился. Присел на траву, и мне захотелось в воду.

– Да ты, брат, никак сползаешь? – сказал Гэд. Схватив меня за плечи, оттащил подальше от скользкого спуска.

Я посмотрел на него и спросил:

– Где Бармокар?

– Не знаю.

– А индусик жив?

– Тоже не знаю. Главное – живы мы с тобою, хотя души, наверное, ушли в пятки.

– Гэд, дай вина выпить…

Он раздобыл у кого-то глоток галльского вина. Мне стало легче…

Скажу тебе, брат Лахет, не так-то просто биться с римлянами. Это сволочной народ, и молись богам за меня, чтобы нам с тобой довелось снова увидеться в нашем милом, уютном, захолустном Аргосе…

Военный совет в Плаценции

Дом, в котором Ганнибал собрал военный совет, принадлежал некоему купцу. Купец сбежал в Рим к богатым родственникам. Это была загородная вилла с мраморными бассейнами и хорошо ухоженным садом.

Военачальники сидели на скамьях, укутавшись в меха, которыми снабдили их галлы еще там, за Альпами. Предводитель шагал по залу, поглядывая на своих соратников. Ему хотелось убедиться в том, что они не только в добром здравии, но и полны решимости продолжать начатое, невообразимо дерзкое, но осуществимое дело. В общем, Ганнибал остался доволен, но Махарбал показался ему то ли усталым, то ли встревоженным. И не только Махарбал. Командующий ощущал некую перемену, происшедшую в военачальниках. Перемену едва заметную. Возможно, она связана с усталостью после тяжелых боев. Все это и объяснимо, и понятно. Ганнибал опасался другого: не пасуют ли военачальники перед будущим? Это было бы худшим из того, что можно себе представить. Главное в том, чтобы те, кому надлежало вести войско вперед – вперед до самой победы, – были решительны и уверенны. Никто – и в первую очередь собравшиеся – не должен сомневаться в успехе, все должны верить, причем твердо, что Рим скоро, скоро падет.

Ганнибал остановил взгляд на своем брате Магоне, щека которого алела свежим рубцом. И вдруг подумал: «А сам-то я верю?» Вопрос был риторический, ибо верит он так же твердо, как верит богам великого Карфагена, ни разу не оставлявшим его своим благорасположением. Рим обречен – это несомненно. Надо, чтобы эти, сидящие перед ним, чувствовали это же всем сердцем, всей душой. Малейшее сомнение равносильно поражению в битве…

Члены карфагенского Совета могут быть довольны: из рук Ганнибала они получили немалую военную добычу. Однако ждать от них настоящей помощи – бесполезно. Надо рассчитывать на себя, и только на себя. Конечно, Ганнон и его прихлебатели ждут не дождутся дурных вестей от Ганнибала. Это был бы для них настоящий праздник. Вот бы они ликовали! Но Ганнибал не доставит им такой радости. Скорее подохнут Ганнон и его приспешники, чем узнают о неудаче Ганнибала. Да и можно ли сейчас не только говорить, но даже думать о какой-либо неудаче? Разве поход через Галлию, через покоренный Сагунт не победа? Разве переход через Родан не победа? Разве покорение Альп не победа? А битва при Тицине и завоевание всей Цизальпинской Галлии не победа? Имея все это, можно ли даже на мгновение сомневаться в чем-либо? Нет, разумеется! Чего же, в таком случае, Махарбал нос повесил? Мало ему всего этого?.. И чего ерзает на скамье этот Магон? Ему тоже мало всего этого? Им нужен Рим? Получат и Рим! Никуда он не денется!..

– Итак, – говорит Ганнибал, продолжая вышагивать. Руки заложены за спину, глядит себе под ноги. Ступает твердо, в одном и том же ритме, как римский воин в походе. И долго, долго молчит…

– Ждем твоего слова, – говорит ливиец Матос. Голос у него звонкий, не скажешь, что в летах.

– Моего? – удивляется Ганнибал.

– Разумеется! – Матос вскидывает руки. – Видит небо: мы победители! Твоя голова, Ганнибал, привела к победе. Тебе же и первое слово. А кому еще?

– Скажу, – говорит Ганнибал. И улыбается. Уголками губ. Чуть-чуть, слегка прищурив глаза.

– Ему есть что сказать, – обращается Матос к своим соратникам. – Ганнибал, уши наши прочищены, ждем твоего слова.

Магон подумал, что Ганнибал изменился. Внешне он так же статен и крепок, как и прежде. Но что это в глазах его, в уголках губ? Усталость? Возмужание? Морщинки мудрости? Печать заботы? Или – не приведите боги! – неуверенность в будущем? Нет, нет, это тот же Ганнибал, тот же – решительный, находчивый, хитрый, мудрый. И все же не тот… Хорошо, если все это только от усталости и пережитого…

Ганнибал начал медленно, процеживая слова:

– Первое. Главное. Возношу хвалу богам, что вижу вас здоровыми, полными сил и по-мужски красивыми. – Ганнибал двигался вдоль зала, продолжая глядеть себе под ноги, изредка озираясь по сторонам. – Второе. Очень важное. Мы идем к своей цели – неуклонно, неудержимо. Это я обещал. И я сдержал слово. Так мне кажется. – Он остановился, подкинул кверху могучие ладони. – И это все благодаря вам, вашей помощи, вашему ратному труду и великому радению! – Ганнибал вдруг упал на колени, прижался лбом к холодному каменному полу. – Я низко кланяюсь вам и говорю вам, о други: спасибо! – И тут же вскочил на ноги и быстро-быстро зашагал по залу, как зверь в клетке.

Военачальники переглянулись: что это с ним? Неужели он перенял галльские благодарственные обычаи? Пожалуй, не столько галльские, сколько германские… Но как бы там ни было, все были растроганы бурным всплеском чувств непобедимого Ганнибала.

– Ты – велик! – выкрикнул Наравас.

Но Ганнибал, казалось, не расслышал этого. Он упорно глядел себе под ноги, будто кто-то подбросил ему скользкую тыквенную корку.

– Мы все в одной колеснице… – продолжал Ганнибал. – Нет, нас не везут. – Он остановился. – Мы впряжены в нее. Вместо коней. Вам это должно быть ясно. Колесница небольшая. – Ганнибал попытался с помощью ладоней определить ее размеры: два локтя, три локтя, еще локоть и еще… Хитровато улыбнулся, будто радуясь тому, что ловко надул своих друзей. – А называется колесница просто: Карфаген.

Военачальники разом вздохнули: то ли от неожиданности, то ли оценив смешливую выходку командующего. Ничего себе колесничка – Карфаген!

Однако Ганнибалу не до шуток. Он нахмурил брови:

– Каждому следует высказаться, как жить дальше. – И снова зашагал по залу.

Магон подтолкнул Нараваса. Нумидиец откашлялся. Подумал, подумал – дольше, чем перед конной атакой, – и сказал: