Макс Фрай - Секреты и сокровища

• Название: Секреты и сокровища
• Автор: Макс Фрай
• Издательство: Амфора
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2006
• ISBN: 5-367-00011-8

В сборник вошли тридцать семь текстов, которые составитель — Макс Фрай — считает лучшими рассказами, написанными по-русски в 2005 году. Авторы живут в разных странах, некоторые уже давно известны российскому читателю, а для некоторых это — первая публикация.

---

Яблок на даче в этом году было много — раздавали соседям корзинами. И бабушке с первого этажа, которую зовут почти как Паулину — Полина, хотя Паулина — девочка, а Полина — самая настоящая бабушка. Бабушка Полина ходит в соломенной шляпке, почти такой же старой, как сама бабушка Полина — с выцветшими розами и пучком бледно-желтых перьев. Эти перья — это все, что осталось от желтой канарейки бабушки Полины, после того, как ее съел кот Максимилиан — кот тети Зины, соседки сверху. Тетя Зина — красивая, как кажется Полине — ходит в цветных платьях, на высоких звонких каблуках, и красит глаза восхитительным фиолетовым карандашом. На что бабушка Полина ахает, прижимает маленькие ручки к сердцу, и шепчет вслед: «ну клован, чистый, клован!» Тетя Зина служит машинисткой, и иногда к ней приходят поздние гости, которым нужно срочно чего-нибудь напечатать. Возможно, поэтому бабушка Марта иногда говорит презрительно, что на тете Зине негде ставить печать. А что делать, если такая работа. Но, несмотря на свое презрение, бабушка Марта отправляет дедушку Гришу, как парламентера, с корзиной яблок и на четвертый этаж.

Бабушка Марта заваривает желтый изюм кипятком из пузатого чайника. Паулина не любит желтый изюм — он совсем не интересный! То ли дело синий! Он гораздо красивее, и похож на маленьких жучков. Неделю назад Паулина подбросила дедушке Грише в тарелку всего одну изюмину, а дедушка Гриша бросил тарелку в окно, и чуть не ушиб дедушку Владилена, который с шахматами под мышкой как раз шел из парка мимо их окон. Бабушка достает с верхней полки стеклянную банку с миндальным орехом и льняной мешочек с белыми ванильными сухарями. Паулине вручают массивную ступку из белого фарфора, и она старательно мнет орехи тяжелым пестиком.

Бабушка Марта чистит яблоки от шкурки, и вырезает из них сердцевину. «Это хорошо», — думает Паулина. Потому что иначе там могут оказаться червяки, а тот, кто съест червяка, хотя бы и запеченного, у того червяки заведутся внутри, и будут есть его изнутри, пока не прогрызут насквозь. Паулина видела такого мальчика с червяками в детском саду; на самом деле, Паулина пробыла в детском саду всего три дня. После того, как Паулина рассказала бабушке про мальчика с червяками, ее перестали туда водить. Правда, до этого бабушка Полина за закрытыми дверями громким шепотом отчитывала воспитательницу, и грозилась прислать «комиссию». Хотя совершенно непонятно, что может какая-то комиссия против червяков.

Широким острым ножом — все ножи в доме, остры, как волшебный меч, за этим зорко следит дедушка Гриша — бабушка Марта режет яблоки на ароматные прозрачные дольки, которые засыпает сахаром из бокастой серебряной сахарницы — тоже в форме яблока. Потом бабушка Марта приносит из кладовой пыльную бутылку темного рома, и отмеривает ровно три ложки. Четвертую ложку, подумав, отправляет в рот. Яблоки томятся на широкой сковороде, а бабушка Марта, как колдунья из мультфильма, сыплет в варево то желтую лимонную цедру, то душистую корицу, сладкую, как мамины духи. Маму Паулина видит редко. Мама работает в «институте», и «совсем не видит ребенка», как говорит бабушка Марта. Как-то Паулина повторила эту фразу вслед за бабушкой, а мама отвесила ей подзатыльник, и долго плакала потом на кухне, и шепталась о чем-то с бабушкой Мартой. «Я не хочу, чтобы ребенок рос сиротой… — всхлипывала мама. — Он, конечно, не подарок…» Бабушка Марта гремела тарелками. Она говорила, что мама — «слабохарактерная». Паулина хотела быть сильной, как бабушка Марта.

Бабушка говорила, что раньше невесту выбирали по умению готовить яблочный штрудель. Паулина хотела быть невестой. Когда бабушки Марты не было дома, Паулина доставала из шифоньера белый тюль, и ходила по квартире. Тюль был длинный, и волочился по полу метра на три. Паулина шагала важно, как и положено настоящей принцессе. «Кем ты хочешь стать, девочка?» «Я буду работать принцессой» — отвечала Паулина докучливым взрослым. И пожимала плечиками: «Кто-то же должен!»

Бабушка Марта начинала раскатывать тесто на широком льняном полотенце. В книге бабушки Марты было написано, что «тесто должно быть таким тонким, что через него можно было бы читать любовные письма». Однажды бабушке Марте пришло письмо с красивыми марками, и на иностранном языке. Бабушка читала его, и плакала. Потом она сказала дедушке Грише — «он умер». Дедушка Гриша ругался, и порвал письмо — кричал, что «это статья». Паулина ничего не поняла — она знала, что статьи бывают в газетах, а это было просто письмо. Бабушка спрятала обрывки на дне сундука, и через десять лет Паулина, учащаяся последнего класса немецкой школы прочтет: «Майн либе фройлян Марта…»

Паулина печет яблочный штрудель. У Паулины две кошки — одна белая, другая рыжая, и скоро придет из школы маленькая Марта. Марта так и не научится печь штрудель, да и вряд ли вспомнит, что хрусталь надлежит мыть прохладной водой с лимонным соком.

Алексей Шеремет Золотой жук

продолжаем разговор

Знаешь, сон, не рассказанный тотчас по пробуждении кому-нибудь, да хоть самому же себе, через час уже помнится смутно, а к полудню и вовсе тает и истончается; сбитый в полёте бронзово-нефритовый жук, не пришпиленный булавками слов, с важным видом оглаживает усики передними лапками, приподнимает блёсткие надкрылья, слепит глаза — и вот уже летит в сторону моря. Некоторое время его ещё можно разглядеть, а потом ветер бросит пригоршню песка, ты сморгнёшь, и — где он? он — кто? о ком ты? жук? откуда здесь жук, что он станет здесь есть, тут же один песок, посмотри!

продолжаем разговор

Что изменится, если я расскажу о том же, но иначе? О чём? Да какая разница, хоть о том же жуке. Мы шли всей компанией на пляж, и вдруг Гедиминас прыгнул, махнул рукой, упал на колени, стал шарить ладонями по траве — что такое, что? — мы все слегка испугались, — жук! смотри, какой красавец! огромный, с кулак. Мы посадили его в спичечный коробок, но он прогрыз стенку, и…

Постой, вы посадили жука с кулак величиной в спичечный коробок? Это что, были сувенирные спички, да? для растопки камина? и — Гедиминас, точно? ты не путаешь? его же как-то по-другому звали, а?

Слушай, чего пристал? Ну да, его звали не так, но я уже не помню, пусть будет Гедиминас, нельзя?

Нельзя. Гедиминас — это князь, он спит. Возьми какое-нибудь другое литовское имя.

Где взять, где? Мне негде взять, не мешай. Так вот, когда жук сгрыз коробок, мы взяли булавку, и…

Стой, я не могу этого слышать! Злые, злые дети. Скажи мне лучше, что жук улетел.

Ну хорошо, на самом деле жук улетел.

Куда?

Он улетел в сторону моря, и дальше, на далёкий остров, и сидит сейчас там на самой высокой сосне и слушает шум ветра. Всё, спи.

продолжаем разговор

Феликс Максимов Прекратили смерть

Мохнатки — это тополиные гусеницы. В начале июля их много. Нас тоже много. Потому что нас еще не развезли по бабкам, дачным участкам, по казармам пионерских лагерей и "взморьям".

Мохнатки короткие и толстые. Мохнатки похожи на хоботки и пиписки. Мохнатки забиваются в складки тополиной коры, гадят жидким желтком на бельевые веревки. Мохнатками брезгуют дворовые вороны и мусорные голуби. У мохнаток ядовитый ворс на спине. Тронешь — отравишься навсегда. Выпрут синие волдыри. Все волосы на башке вылезут, а «там» не вырастут, мама домой не пустит, ночью приедет милиция и заберет тебя в специальный отдел, где все такие сидят на скамейке и молчат. А потом? Чего потом? А потом их куда? В котлован.

Мы выковыриваем мохнаток щепочками из коры (не руками, дурак, только не руками!) и собираем в пустые пачки из-под сигарет (папиросные коробки лучше — туда можно напихать больше мохнаток, а пачки с целлофановой оберткой — д о л ь ш е, потому что целлофан плавится каплями и шипит). Каждый должен принести три, а лучше четыре пачки. Я всех перехитрил, сбегал домой — похлебать воды из-под крана и стырил мамину зимнюю перчатку, пока они со своими палками одну мохнатку выколупают, я гребу перчаткой по пять. У меня шесть пачек. Я слушаю их, прижимаю плечом к уху. Смешно, как по радио. Мохнатки шуршат, ворошатся. Одна пачка протекла — я слишком сильно сдавил. Мне жарко, вода из-под крана борная, соленая, зачем пил?

Взрослые не знают, что делать с мохнатками, а мы — знаем. Есть один, из первого подъезда. Он знает. У него мать работает в ночную смену на сахарном заводе и через дыру за проходной сумками таскает патоку. Он носит нам патоку. Я ее есть не могу, очень сладкая, тошнит. За сахарным заводом на прудах есть квадратный, в чугунном витом окоеме палисад, в жару там душно пахнет лекарствами и финиками, пижма, пастушья сумка, чертополох, сурепка вымахали по пояс. Женщины из проходной несут сумки. Одна — мать того, из первого подъезда. Она воровка, она очень красивая и сверху толстая, как Африка. Мы прячемся в саду и кричим женщинам: «Жженый сахар! Жжженый сахар!»