Александра Маринина - Дорога

• Название: Дорога
• Автор: Александра Маринина
• Жанр: Современная проза
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-699-38488-4

Все не так просто, не так ладно в семейной жизни Родислава и Любы Романовых, начинавшейся столь счастливо. Какой бы идиллической ни казалась их семья, тайные трещины и скрытые изъяны неумолимо подтачивают ее основы. И Любе, и уж тем более Родиславу есть за что упрекнуть себя, в чем горько покаяться, над чем подумать бессонными ночами. И с детьми начинаются проблемы, особенно с сыном. То обстоятельство, что фактически по их вине в тюрьме сидит невиновный человек, тяжким грузом лежит на совести Романовых. Так дальше жить нельзя – эта угловатая, колючая, некомфортная истина становится все очевидней. Но Родислав и Люба даже не подозревают, как близки к катастрофе, какая тонкая грань отделяет супругов от того момента, когда все внезапно вскроется и жизнь покатится по совершенно непредсказуемому пути…

---

– Ты? – вытаращился на нее Родислав. – А ты-то в чем можешь быть виновата?

– Ну как же, Родинька, когда ты мне рассказал, что встретил на лестнице какого-то мужчину, я должна была сама подумать, какие могут быть последствия, и предложить тебе вариант правдоподобной лжи, если вдруг что… А я ничего не предприняла. Мне надо было предвидеть, что все может так обернуться, что нас могут спросить про этого мужчину.

– Ты должна была? А я, выходит, не должен был? – скептически переспросил он.

– Родинька, тебе было не до того. Ты ночь не спал, ты нервничал, ты переживал за Лелю, у тебя совсем другое было в голове. Я сама во всем виновата. Ничего, все будет хорошо.

Она еще долго что-то говорила, одновременно нарезая овощи и очищая картофель, и Родислав постепенно успокаивался. Действительно, в милиции работают настоящие профессионалы, уж ему ли не знать, и они обязательно во всем разберутся и без показаний Родислава Романова.

* * *

Заканчивался второй год обучения Родислава в адъюнктуре, ему приходилось почти ежедневно ездить в Академию: если на первом году обучения адъюнкты должны были посещать занятия для подготовки к сдаче кандидатских экзаменов, то на втором году за ними закрепляли учебную группу, в которой они весь учебный год вели занятия со слушателями по своей специальности. Конечно, к чтению лекций их не допускали, а вот вести семинары и практические занятия – милое дело. Когда при таком режиме писать диссертацию, Родислав не очень-то понимал, но, к слову сказать, написать ее особо и не стремился. Три года адъюнктуры он хотел использовать для того, чтобы обрасти связями не только в Москве, но и по всей стране, завести нужные знакомства и найти-таки возможность оказаться в Оргинспекторском управлении Министерства внутренних дел. Ему хотелось быть тем самым высокопоставленным чиновником, который регулярно выезжает на места для проведения проверок и осуществления контроля и перед которым все заискивают, заглядывают в глаза и ходят на цыпочках. Он знал, что проверяющих холят и лелеют, селят в самых лучших номерах гостиниц, кормят и поят от пуза и устраивают различные «культурные программы», от экскурсий в заповедные места до посещения охотничьих домиков и «закрытых» бань со всеми прилагающимися к этому атрибутами. Но для того, чтобы получить соответствующую должность, нужно было не только обрасти связями – нужно, чтобы Родислава заметили. Одним словом, надо было, что называется, попасть в обойму. И он старался изо всех сил, завязывал отношения с другими адъюнктами, с преподавателями, со слушателями и очень любил ездить с различными поручениями в министерство, где тоже делал все возможное, чтобы произвести хорошее впечатление и оставить по себе добрую память. Высокий, красивый, улыбчивый, обаятельный, общительный, он неизменно располагал людей к себе и вызывал доверие. Зачем ему диссертация? Он хорошо помнил, как незабвенная Анна Серафимовна не уставала повторять: главное богатство человека – это люди, которые его окружают, которым с этим человеком хорошо и которые всегда готовы прийти на помощь. Так что в Академии Родислав Романов занимался не столько научной работой, сколько формированием своего окружения. Надо отметить справедливости ради, что он не делил людей на «нужных» и «ненужных», на «ценных» и «ценности не представляющих», он завязывал отношения со всеми и старался эти отношения постоянно поддерживать, много и охотно помогал своим знакомым, а если не мог реально помочь, то всегда живо интересовался, как идут дела, проявляя сочувствие и понимание.

В один из дней, когда не нужно было проводить занятия со слушателями и Родислав находился дома (предполагалось, что он работает над диссертацией), раздался телефонный звонок: следователь, ведущий дело об убийстве Надежды Ревенко, просил Родислава Евгеньевича с супругой подойти для беседы и дачи показаний.

– Но жена сейчас на работе, – растерянно ответил Родислав. – Она будет дома только вечером.

– Я буду вас ждать до девяти часов, – вежливо ответил следователь. – Даже до десяти, если нужно.

– Хорошо, мы придем.

До возвращения Любы с работы он места себе не находил. А вдруг они поймали убийцу и тот признался во всем и сказал, что на лестнице столкнулся с каким-то мужчиной, и дал описание Родислава? И теперь его замучают вопросами о том, почему он сразу не сказал правду, и будут пугать уголовной ответственностью по статье о лжесвидетельстве и будут упрекать и тыкать ему в нос честью офицера милиции, а потом обо всем узнает генерал Головин… Ничего другого ему в голову приходило. Ну в самом деле, зачем его допрашивать, если он ничего не видел и не слышал? Объяснение вызову в прокуратуру было только одно: настоящий убийца пойман и дает показания.

– Не волнуйся, Родик, – успокаивала его Люба, – еще ничего не известно. Может быть, все не так, как ты опасаешься. Хочешь, я пойду одна, без тебя? Скажу, что ты сидишь с детьми, которых не с кем оставить. Хочешь?

Он хотел. И еще как хотел! Но разве это спасет положение? Если выяснится, что он давал ложные показания, пусть только в разговоре с оперативником, не под протокол, то неприятностей он не оберется, а Любу притянут за соучастие, ведь она-то не могла не знать, что муж не ночевал дома!

Они пошли вместе. Следователь оказался вполне приятным мужчиной средних лет, который уже был в курсе, что Родислав Романов – его коллега, с которым можно говорить на одном языке, и, кроме того, зять замминистра генерал-лейтенанта Головина.

– Скажу сразу, – заявил он без долгих предисловий. – Геннадий Ревенко арестован по подозрению в убийстве своей жены.

– Он что, признался? – Родислав не смог скрыть изумления, которое, впрочем, не вызвало у следователя ни малейших подозрений. Люди часто искренне удивляются, узнав, что кто-то из их знакомых или соседей совершил преступление.

– Он все отрицает, но есть улики, как прямые, так и косвенные. Например, у него на работе, на подстанции «Скорой помощи», не нашлось ни одного человека, который мог бы с уверенностью сказать, что Ревенко всю ночь был на виду и никуда не отлучался. Конечно, сам Ревенко никому не говорил, что хочет, например, сбегать домой проведать жену или ему надо куда-то съездить, но возможность такая у него была: вызовов было немного, а до дома ему быстрым шагом идти минут пять. Во всяком случае, ни один работник подстанции не может точно утверждать, что он никуда не отлучался. Ну и следы на ноже, которым была убита женщина.

– Следы? – переспросил Родислав.

– Пальчики, – пояснил следователь. – На рукоятке обнаружены следы пальцев Ревенко. Он, конечно, все отрицает, клянется, что с территории подстанции не выходил, помещение покидал только для того, чтобы покурить на улице, ну а что касается ножа, то это их нож, и он им, естественно, всегда пользовался, в том числе и в тот вечер: забегал домой поужинать в перерыве между выездами и резал им хлеб и колбасу. Так я, собственно, зачем вас пригласил-то: мне нужно собрать доказательства того, что супруги Ревенко часто ссорились и скандалили. Два свидетеля у меня уже есть, и мне сказали, что вы, Любовь Николаевна, можете тоже это подтвердить.

– Могу, – уверенно кивнула Люба. – Я познакомилась с Надей Ревенко, когда гуляла с дочкой в близлежащем скверике, там все мамаши с детьми из нашего дома гуляют. У Нади девочка на два года старшей нашей Лелечки, кажется, ее зовут Лариса.

– Верно, – поддакнул следователь, заглянув в свои бумажки. – Лариса, семидесятого года рождения.

– Надя сама рассказывала мне, что ее муж страшно ревнив и постоянно устраивает ей скандалы.

– А что, у него были для этого основания?

– Вот уж не знаю, – Люба пожала плечами. – Я Надю с посторонними мужчинами не видела. А так… Кто знает. Но то, что скандалы были, – это точно, я своими ушами несколько раз слышала, как они кричали друг на друга. Они ведь на втором этаже живут, и если окно открыто, то на улице все слышно. Гена и поколачивал ее, я видела Надю с синяками, да она и не скрывала, опять, говорит, Генка сцену ревности устроил. То есть говорила… – поправилась она.

Весь допрос крутился вокруг одной темы – ревности Геннадия Ревенко. Родислав сразу предупредил, что с Надеждой знаком не был и о скандалах знает только со слов жены, сам ничего не слышал и не видел, поэтому все вопросы следователя были адресованы Любе, а ее муж просто сидел, молчал и внимательно слушал. Ни о каком постороннем мужчине, который мог бы находиться в квартире Ревенко, речь так и не зашла. На языке у Родислава крутился вопрос, который ему было страшно задавать, но он понимал, что, как бывший следователь, просто не может его не задать.

– Скажите, а что, во всей квартире нет вообще никаких следов, кроме следов хозяев? Почему вы полностью исключаете, что был кто-то третий, кого Надежда привела к себе, пока муж на дежурстве?

– А мы этого и не исключаем, – улыбнулся следователь. – Более того, мы не исключаем, что так оно и было, в квартире был посторонний, иначе зачем бы Ревенко убивать свою жену? С какой стати? Он мог прибежать с дежурства, чтобы проверить, чем занимается его неверная супруга, застать ее с любовником и убить. А любовник убежал. Но поскольку Ревенко все отрицает, а его жена мертва, мы не можем этого любителя замужних дам найти. Следы-то есть, а вот с чьими образцами их сравнивать? Один из наших оперативников настаивает на этой версии, но мне она, честно признаться, кажется чрезвычайно сомнительной.