Наталья Нестерова - Точки над Ё

• Название: Точки над Ё
• Автор: Наталья Нестерова
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-17-061451-6

«Ася Топоркова, девица двадцати пяти лет, окончившая институтский курс, имела монументальную фигуру и сентиментальную душу. Попытка выйти замуж за ушлого пройдоху была во время пресечена мудрыми родителями, но надолго травмировала ее сердце. Необходимость зарабатывать на жизнь счастливым образом была реализована благодаря другу», – так начал бы свой рассказ Чехов, если бы он знал Асю.

Но Ася живет в ХХI веке. Земляки ее узнают… нет, не в лицо, но по голосу! Асин уникальный голос – фирменный знак областной радиостанции, а историями о русском языке заслушивается и стар, и млад. У нее прекрасная работа, необычная семья и друг, который с каждым днем становится всё ближе и дороже. Правда, он упорно считает Асю тургеневской девушкой и обращается с ней как с кисейной барышней. Обрадует ли его столкновение с реальностью?

---

– Костя, давай заканчивать разговор, пожалуйста!

– Когда ты произносишь «пожалуйста»... такая интонация... хочется отдать последнюю рубаху или разодрать её на груди.

– До свидания!

– Спокойной ночи, богиня!

Какая из меня богиня? Наговорил спьяну сорок бочек арестантов. Комната моя невелика, от окна до двери четыре шага. Ходить взад-вперёд – только разворачиваться. Я схватила с полки книгу Мокиенко «Образы русской речи» – кажется, тут читала про «сорок бочек арестантов». Не могли в прошлых веках русские люди соединить бочки и арестантов. Они мыслили конкретно. В огороде бузина, а в Киеве дядька – это конкретно, без иносказаний.

И Костя без намёка на иносказание – «богиня»! Хотя я простая толстая девушка.

Подвыпившего Костю тянет на гиперболы. А Прохиндей в состоянии алкогольного перебора жаловался на происки тренеров, чиновников от спорта, сокомандников – всех тех, кто не позволил ему взойти на олимпийский пьедестал. Хотя какие происки в лёгкой атлетике? Прибежал первым – и чемпион.

Нашла! «Арестант» – в севернорусских говорах – «мелкая сушёная рыба». «Сорок бочек арестантов» – это небылицы о якобы огромном улове. Но в наше время значение, похоже, поменялось. «Наговорить сорок бочек арестантов», как мне кажется, – это не просто приврать, а нести откровенную чушь, котлеты с зонтиками смешать.

Или я чего-то не понимаю? Понимать не хочу?

Не успела ответить на внутренние вопросы, как снова позвонил Костя:

– Я забыл спросить, из-за чего звонил.

– У меня спросить, почему мне звонишь? – рассмеялась я.

– Да нет, хотел узнать, сколько тому ребёнку на операцию требуется?

– Тридцать тысяч долларов, – быстро ответила я. – Две с половиной уже есть.

– Понял, попробую отжать из хозяина этого дворца. Он вроде мужик неплохой.

Понедельник, десятое ноября 2008 года

– Все, кто связан с космосом, говорят не «с бо2рта корабля», а «с борта2», водители автотранспорта литературное «шофёры» заменили на «шофера2».

Костя делает кислое, плачущее лицо, потом резко улыбается, растягивая рот до ушей. Всё это означает, что я говорю академически уныло, надо прибавить огонька и задора.

Киваю и после глубокого вздоха продолжаю с интонацией, с которой открывают тайны:

– Ребята! Мне кажется, космонавты и водители, лесорубы и полярники хотят, изменяя окончания слов или ударение, очертить свой профессиональный круг, зону избранных. У каждого из вас наверняка в школе есть свои словечки, которые будут не понятны новичкам, тем, кто только пришёл в ваш класс. Вдумайтесь! Это же удивительно! Люди – с помощью языка, переделывая слова, – устанавливают границы. Кто говорит «с борта2» – это наш, из Центра управления полётами. А кто произносит «с бо2рта космического корабля» – чужак. Но тут и ловушка!

Костя «бьёт по баскетбольному мячу» – «Гаси эмоции, спокойнее!»

Мне обидно, но верю, покоряюсь, сдерживаю восторг. Он, восторг, связан с давней потребностью рассказать о языкознании так, как понимаю и чувствую. Отбросить вечный страх – не прочитала в учебнике, в научной статье – значит, права не имею говорить. Твои домыслы не подкреплены авторитетами – держи их при себе. Нашлась учёная! Но радио – микрофон в крохотной студии, звонки детей – для меня это растущая вера в собственную полезность.

– Как полагаете, в чём же ловушка? – спрашиваю детей. – Я не прошу отвечать тут же. Подумайте до следующей передачи «Словарик», которая, как обычно, выйдет в эфир в шестнадцать часов. А теперь вопрос, заданный в начале передачи. Правильно ли сказать: «Бо2льшая половина урожая собрана»? – Слово «бо2льшая» выделяю голосом. – Здравствуйте, как вас зовут?..

Таня Егорова дозвонилась пятой и, как всегда, ответила правильно, явно читая по бумажке:

– Распространённые выражения «бо2льшая половина» и «меньшая половина» являются неправильными. Половина не может быть ни больше, ни меньше, потому что части равны.

– Молодец! Ты получаешь приз...

Таня Егорова в моём виртуальном классе отличница. Всего ребят, которые звонят регулярно, не больше двух десятков. Меня поначалу пугало, когда звонили одни и те же. Никто не будет выпускать в эфир передачу для двадцати детей. Но Костя успокоил: по подсчётам меня слушает больше трёхсот тысяч человек – это хороший показатель для области. И на всех передачах, принимающих звонки, есть свои активисты. Не говоря уж о Сталине. Так редакторы и ведущие зовут сумасшедшего или хулигана, который прорывается в эфир регулярно. Проявляет удивительную ловкость: звонит с разных телефонов (номера на определителе отличаются), меняет голос, называется новыми именами, толково, по теме передачи предварительно формулирует вопрос или мнение. Но, дорвавшись до эфира, вопит: «При Сталине был порядок! Асейчас бардак!» Сумасшедший Сталин – враг номер один продюсера Семёна Викторовича. Милиция не соглашается найти радиотеррориста, потому что состав преступления трудно подобрать. А звукооператоры соревнуются, кто быстрей вырубит злодея. Раньше рекордом было щёлкнуть тумблером после «При Сталине...», а сейчас удаётся: «При Ста...» Ведущие при этом выражают сожаление, мол, звонок сорвался, принимаем следующий. Сталин однажды позвонил и на мою передачу, но детский голос трудно подделать. Костя, подав мне знак: «Говори, не останавливайся!» – что-то энергично объяснил хулигану. Как автогеном отрезало.

Мы сидим в «Столовке». Поедая пирожные, я хнычу, что передача сегодня неудачная: Костя только и размахивал руками, то подстёгивая меня, то тормозя.

– Мешал тебе? – напрягается Костя.

– Напротив, очень помогал. Просто я неисправимая, никогда не научусь работать в эфире...

– Да у тебя отлично получается! Это я слишком увлекаюсь дирижированием.

Нашу милую перепалку в стиле: «я виноват – нет, я не права» прервал Дима Столов. Подошёл, наклонился, чмокнул меня в щёку, по-хозяйски потрепал по голове и двинулся дальше по своим владениям. Ни дать ни взять – Арчибальд Арчибальдович из «Мастера и Маргариты». Вряд ли Столов читал Булгакова. Но надо же, копирует один в один.

Костя побледнел от злости.

– Давай переместимся в другую кафешку? – предложил он. – Что мы зациклились на «Столовке»? Ходит тут, – Костя проводил Диму недобрым взглядом, – павлин рогатый...

Я представила животное с павлиньим хвостом и ветвистыми рогами, рассмеялась. Или мне была приятна реакция Кости на фамильярность Столова, поэтому веселилась?

– Поехали ко мне обедать, – в свою очередь предложила я.

– Ещё обедать? – вырвалось у Кости удивление.

Конечно, после четырёх пирожных (Костя только бутерброд съел) трудно представить, что я способна поглотить ещё и полноценный обед. Вполне способна. Более того, после каждой передачи я объедаюсь бабушкиной стряпнёй. Потом заваливаюсь спать, встаю, ужинаю и ночью сижу над книгами, готовлюсь к следующим эфирам. Благо рано утром мне не вставать.

– Ася, ты чего покраснела?

– Здесь душно.

– Рванули?

– Ко мне?

– Ты же пригласила.

– Но только...

– Черепашьим ходом.

По дороге Костя рассказал мне, что коммерсант, у которого он монтировал кинотеатр в подвале, согласился отвалить семь тысяч баксов на операцию ребёнку. Я очень обрадовалась, а потом заподозрила, что и сам Костя участвует в пожертвовании. Прямо спросила: сколько из семи твои? Костя ответил честно – две тысячи, гонорар за работу. И выразился в том смысле, что если я прошу деньги у столовского павлина, то и от него, Кости, должна принять.

Бабушка, когда я их познакомила, спросила Костю:

– Вы фасольку любите?

– А кто это? – растерялся Костя.

– Суп с фасолью, – пояснила я.

– Асенька любит с жирной грудинкой, с лучком обжаренным, – доносила бабушка.

– Я тоже, – мямлил Костя, – с жирной... грудинкой.

– Мойте руки, я накрываю, – поспешила на кухню бабушка.

В ванной, когда мы по очереди мыли и вытирали руки, я быстро рассказала Косте, что бабушка пережила ленинградскую блокаду. Два её братика умерли от голода, прабабушке удалось спасти только маленькую дочь, вырваться на вторую блокадную зиму в деревню. И на всю оставшуюся жизнь у прабабушки закрепился страх голода и желание кормить, кормить, кормить. Этот страх привился и моей бабушке. Для неё преступление – выбросить хлеб, даже чёрствый. Моя мама однажды выкинула в мусорное ведро заплесневелую горбушку, бабуля подняла крик и обозвала маму фашисткой.

– А как утилизируется старый хлеб? – спросил Костя.

– Из него делаются сухарики в духовке. Я всю жизнь, как семечки, трескаю сухарики.

– Логично. Сейчас их стали продавать в пакетиках.

Фасолевый суп Костя ел мужественно и нахваливал. Но когда бабуля предложила добавку, поспешно воскликнул:

– Нет! – Сбавил тон: – Спасибо, было очень вкусно. А, а, а... что, ещё одно блюдо?

– Конечно, – радостно подтвердила бабуля. – Зразы, внутри яйцо с лучком, подливка грибная.