Николай Бораненков - Тринадцатая рота (Часть 1)

• Название: Тринадцатая рота (Часть 1)
• Автор: Николай Бораненков
• Издательство: Московский рабочий. Часть1
• Жанр: О войне
• Год: 1972

Роман "Тринадцатая рота" — это сатирическое произведение. Действия в нем происходят то в войсках Гитлера, рвущихся к Москве, то в отрядах советских партизан. Оружием меткой фронтовой сатиры разятся фашистские захватчики и их прихвостни — бургомистры, старосты, полицаи.

Тринадцатая рота мирных строителей оборонительных рубежей в первый же день войны оказалась на западной границе в окружении. Тяжелое положение сложилось у людей. Ни оружия, ни боеприпасов. Свои части отошли далеко на восток… И тогда оставшийся за командира роты старшина Иван Бабкин, он же Гуляйбабка, создает так называемое "Благотворительное единение (общество) искренней помощи сражающемуся Адольфу" БЕИПСА, и под этим знаменем рота отправляется вслед за фашистской армией на восток.

---

Гуляйбабка слез с кареты, потряс старосту за воротник сюртука:

— Господин Гнида, встаньте, возьмите себя в руки. Как говорится, не он первый и не он последний. Лен толкут — шоройки летят. Фюрер разберется. Фюрер думает о вас.

— Да, да! Я верю, верю в это, — вскочил Степан Гнида. — Стефан честно служил. Из кожи вон лез. Разве можно такое забыть?

— Вы смотрите, как в лужу на собственный портрет, ясновельможный голова, заметил Гуляйбабка. — Таких, как ваш братец, как вы, народ никогда не забудет. У него вполне хватит мудрости различить, где золото, где дерьмо. Он всем сестрам воздаст по серьгам.

Подошли Трущобин, Чистоквасенко, Волович.

— Что случилось? Почему остановка? Гуляйбабка снял цилиндр:

— Господа! Стоящий перед нами достопочтенный староста здешнего местечка только что передал печальную весть: на торжественном завтраке в Горчаковцах, устроенном местными властями в честь проезжих офицеров фюрера, выстрелом в грудь и затылок, простите, в лоб убит наповал наш старый знакомый пан Гнида. Прошу снять шляпы, господа, и почтить память минутой молчания.

Все сняли шляпы. Гуляйбабка свой цилиндр надел, вытянул руки по швам, учтиво обратился к застывшему с кепкой в руке Гниде-младшему:

— Господин староста! От имени президента БЕИПСА, от себя лично и всех моих спутников выражаю вам глубокое соболезнование по поводу гибели вашего любимого брата Стефана Гниды. — Он печально поклонился, вздохнул, но сейчас же выпрямился, и в утреннем воздухе зазвенел металлом его возвышенно-приподнятый голос: — Гниды нет. Но вы ведь тоже Гнида, подхватили знамя брата, идете по его стопам. Да и нелепо бы думать иначе. Так уж природа сотворила мир. Орлы остаются орлами, жабы — жабами. Что у вас, господин староста, к нам еще? Наша помощь в чем-либо нужна?

— А как же, как же, ваше сиятельство. Затем и бежал, затем и поджидал. Покойный братец мне о вас рассказывал, велел обратиться за помощью к вам. Вы люди, к новым властям близкие, пообтертые, знаете, к кому как подъехать, кого чем угостить. Ах как они были довольны завтраком Стефана! Я случайно, возвращаясь из волости, на этот завтрак попал. Самый главный начальник уплетал пироги со сметаной, аж за ухом трещало, сметана по мундиру текла, а он только оторвется от кувшина на минутку, крякнет "зер гут" и опять голову в кувшин, "зер гут!". А потом что-то ему не понравилось. Но что? За что б-б-братца з-з-застрелил, убей г-г-гром не пойму. Хожу вот и трясусь, как з-з-заяц.

— Да-а, — подтвердил Гуляйбабка. — Трясет вас крепенько. Эка челюсть выстукивает дробь.

— Нет сил, ваше б-б-благородие. Нет сил. 3-з-завтра прибывает полк к-к-карателей. Третью ночь не сплю, ломаю головушку, к-к-как их получше в-в-встретить.

— Полк карателей, говорите?

— Так точно, оне-с. Облавка будет на полесских п-п-артизан. Один батальон двинет в край леса с севера, другой — от-от-отсель, с юга.

Гуляйбабка взглянул на Трущобина:

— Господин советник президента! Вы слыхали?

— Да, да. Слыхал, — поклонился Трущобин. — Прибывает полк карателей. Но, позвольте, господин Гнида, где вы намерены разместить этот полк? Село-то дотла сожжено.

— Не все-с. Не все-с, — поспешил объяснить Гнида. — Господа хорошие жгли только по моему списочку — хаты коммунистиков, партизан… В яру, почитай, все хаты целы. Подготовочка к встрече идет. Все честь по чести. Полики моются, топятся б-баньки. Вверенная мне по-полиция г-го-нит г-горилку.

— Да перестаньте же трястись, господин Гнида, — вышел из терпения Гуляйбабка. — Эка вас разобрало! Удержу нет. Челюсть выстукивает черт те что. Извольте придержать ее, что ль.

— Рад бы… рад бы с собой совладать, но не м-могу. Страх обуял. Жить… Жить я хочу. Я не жил еще, б-белого свету не в-видел. Все в тюрьмах да в кар-карцерах.

Гуляйбабка взглянул на часы:

— Господин Гнида, своей трясучкой вы держите нас ровно пятнадцать минут. Говорите коротко и ясно, что вам надо.

— Об одном. Об одном прошу: расскажите, посоветуйте, как лучше встретить их… господ карателей. Век буду благодарен. Б-будьте л-любезны. Богом молю.

Гуляйбабка обернулся к свите.

— Ну как? Поможем, господа?

— Надо помочь. Чего же! — живо отозвалась свита. — Вполне заслуживает помощи БЕИПСА.

— В таком случае, кхи-м, — крякнул в кулак Гуляйбабка. — Вам, Степан Гнида, один вопрос.

— Слушаюсь! — звякнул каблуками староста.

— У вас жирные гуси есть? Весь полк карателей жирной гусятиной сможете накормить? Староста вытянулся в струнку:

— Гусей-с нет. Гусей-с первая же цепь господ освободителей поела. А вот гусиные, куриные яички еще остались. На черный день берегу.

Гуляйбабка схватил Гниду за воротник белой рубахи, с силой тряхнул его:

— Ты что, сволочь?! Как смел?! Неумытая рожа! Неотесанная свинья! Кого вздумал яичным желтком кормить? Доблестных солдат фюрера? Его карающий меч? Брат проглотил пулю, и тебе захотелось?

— Пом-м-ми-милуйте, по-пощадите, — захрипел, приседая, Гнида. — Все выложу, все сделаю, что… что только скажете. Ни… ничего-шеньки не… не утаю-с.

— Я те утаю, скотина! Кишки выверну наизнанку, — тряс, словно дерево, обомлевшего старосту Гуляйбабка. — Фюрер ходил восемь лет, поджав живот, питаясь эрзацем, копя марки на войну, на освобождение тебя, идиота, а ты… так-то вздумал фюрера отблагодарить, скотина! Тухлую яичницу хочешь ему подсунуть?! А ну, говори: хочешь или нет? Ну!

— Помилуйте. Пощадите. В мыслях того не имею. К Гуляйбабке подошел Волович:

— Ваше превосходительство! Отпустите его. Он ошибку исправит. Заменит гусей чем-нибудь.

— Чем заменит? Картошкой? Кислыми щами? Пусть жрет их сам. Проголодавшимся войскам фюрера нужны жиры, жиры и только жиры!

— Есть жиры. Будут жиры. Я гусей салом за-за-заменю.

— Салом, говорите?

— Точно так! В селе много сала. Есть залеглое, есть свежее. Колхозные свиньи остались. Могу забить штук семь.

— Тощие?

— Никак нет. Откормленные. Пудов по двенадцать. Гуляйбабка отпустил Гниду, потряс кулаком перед его сдвинутым вправо носом:

— Ну смотри у меня! Чтоб ни одной тощей. Чтоб сплошное сало жареное, вареное и побольше браги. Сало и брага. Сам доктор Геббельс восклицал: "Нам нужны обильные завтраки, ужины, обеды!" Вы понимаете, обильные!

— Так точно! Все понял. Все вразумел, — часто моргая, отвечал Гнида.

— Я рад, что вы не круглый олух царя небесного, — сказал примирительно Гуляйбабка. — Благодарите аллаха, что вам встретились такие добрые советчики. Жизнь вам обеспечена. Наевшись жирной свинины, каратели вас пальцем не тронут.

— Спасибо! Спасибонько вам. Об одном забочусь. Последний брат я. Фамилию сохранить.

— Не волнуйтесь. Пока жив фюрер, никто вашей фамильной чести не тронет. Вы как были Гнидой, так Гнидой и останетесь.

— Спасибо. Спасибочко вам.

— Одним спасибом сыт не будешь, — отозвался с передка Прохор. — За спасибо только целует колодец бадью да поп попадью. Овса бы коням раздобыл!

— Что овес? Тьфу овес! — вскочил староста. — Да Гнида ваших коней пышками, пирогами… Добро пожаловать. Прошу! Прошу вас, милушки мои.

…Отведать гнидовских пирогов и пышек коням Гуляйбабки, конечно, не довелось. Но зато каждому вороному из обоза досталось по мерке отменного овса, а солдатам — по куску доброго сала и краюхе пшеничного свежего хлеба.

— Чем, сударь, будете отмечать усердие господина старосты? — спросил у Гуляйбабки Прохор, когда кони сонно уткнули морды в комягу с недоеденным овсом. — Медалью аль граммофонной пластинкой?

— Не торопись, кума, снять чулки сама, ибо это может куму не понравиться, — ответил Гуляйбабка. — Мы еще не знаем, как он встретит господ карателей, накормит ли их свининой.

— Жаль, — вздохнул Прохор, заводя коренного в оглобли кареты. — А я, признаться, уже пластиночку ему приготовил. "Любимую мелодию господ офицеров":

Куда ты, нечистая сила,

Летишь на рожон, на быка,

По вас давно плачет могила

И гробовая доска.

Ах, какой чудный маршик! — пропев куплет, чмокнул губами Прохор. — Я б, сударь, непременно дал и этой Гниде пластиночку.

— Запомните одну истину, милейший кучер, — сказал на эти слова Гуляйбабка. — Если подпасок начнет указывать пастуху, то такого пастуха лучше заменить подпаском. Если полководцем начнет повелевать солдат, то от такого полководца не жди победы.

— Верно, сударь, — виновато вздохнул Прохор. — Петух лучше курицы знает, когда быть рассвету. Прикажете запрягать?

— Да, запрягайте. В путь, господа! Если запахло зимой, птицы улетают. Впереди Полесье. Надо спешить.

Гуляйбабка подозвал Трущобина и, как только тот подошел, сказал:

— Задержитесь на часок в селе и проследите, будут ли зарезаны обещанные свиньи, ибо мошенники еще не перевелись на свете, и в глазах этого Гниды искры жадности пока не погасли, А главное: разбейся в доску, в блин, но найди кого следует и чтоб молнией сообщили в отряд о карателях. Понял?