Григорий Федосеев - Поиск

• Название: Поиск
• Автор: Григорий Федосеев
• Издательство: Новосибирское книжное издательство
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1989
• ISBN: 5-7620-0035-4

Книгу составили две ранее не издававшиеся повести из наследия замечательного сибирского писателя и землепроходца: «Меченый» — о стае волков, о драматической судьбе сибирской природы; «Поиск» — о трагическом происшествии в отряде поисковиков, застигнутых лесным пожаром.

---

Пилот прочел распоряжение, и ироническая улыбка искривила его губы. Он сложил бумажку вчетверо и порвал.

«Кажется, я допустил непростительную глупость», — подумал я.

— Простите, Георгий Иванович, я не должен был ничего писать. Все мы одинаково ответственны, и прежде всего — перед Тиманчиком и Степаном, а вы — еще и за наши жизни…

Но до его слуха слова мои уже не доходят. Машина с чудовищным гулом проносится над площадкой. Пилот решает последнюю задачу. Я вижу, как нервно шевелятся пальцы, сжимая штурвал, как набегают на лоб и долго не исчезают глубокие морщины, как часто вздымается грудь. Видно, не до ответа ему сейчас!..

Самолет круто берет высоту, уходит в небесный простор. Георгий Иванович привычным движением головы отбрасывает назад волосы, нависающие на глаза, ожесточенно растирает ладонью лоб. Затаив дыхание, жду — не повернет ли он на Удское. Нет.

Ровно и победно гудит мотор над молчаливыми холмами…

Машина выходит на Удыгин. Я слежу за пилотом. Он усаживается поудобнее в сиденье, расправляет плечи, быстрым взглядом окидывает приборы.

— Садимся, — говорит он с облегчением. Его лицо смягчается. Эта уверенность пилота ободряет и меня. Гоню прочь мысли об опасности. Все отступает перед долгом.

Самолет идет низко, кажется, вот-вот заденет лес. Уже обозначился дальний край площадки, все ближе, все яснее. Время разбивается на доли секунд, подвластные только пилоту.

Еще миг… Мотор глохнет. Самолет выносит за щербатый край лиственниц, и он падает. Снова ревет мотор, машина рвется вперед и, не преодолев земного притяжения, хлопается на землю, торжествующе бежит вперед.

— Тут нам и зимовать, — с облегчением говорит пилот, выключая двигатель и растирая уставшими руками колени.

— Стоит ли, Георгий Иванович, омрачать этот день! Давайте торопиться!

Я пишу коротенькую радиограмму в штаб о благополучном приземлении. Георгий Иванович уже бродит по снегу, ищет, где удобнее поставить самолет. Радист беспрерывно передает в эфир наши позывные. Мне трудно побороть нетерпение. Решаюсь, не дожидаясь никого, идти. Беру карабин, сверток с лекарствами, ощупываю — со мной ли нож, спички.

— Догоняйте, — кричу пилоту.

Тот кивает головой. Я исчезаю за кривуном.

Иду руслом. По сторонам — стена неприветливой тайги. Перед глазами — Степан, ползущий от своей палатки. Он уже не слышит гул мотора. У него не осталось надежды.

Надо дать знать о себе. Сбрасываю с плеча карабин, стреляю в синеву неба. Вздрогнула тайга, откликнулось эхо и смолкло.

Я переоценил свои силы, с места пошел слишком быстро, ноги отвыкли от такой нагрузки, быстро устают. Чаще останавливаюсь, чтобы передохнуть, и тороплюсь дальше. Мне все думается, что опаздываю.

По времени уже должен быть ельник. Дважды стреляю, стою, прислушиваюсь. В ближних холмах отдается и умолкает эхо. Надо торопиться, торопиться…

Из-за кривуна показались ели, врезанные макушками в небо. Беру последние двести метров. Почти бегом огибаю мысок и натыкаюсь на Степана.

Трудно угадать в этом комке лохмотьев человека…

Со страхом наклоняюсь к нему.

— Степан, ты слышишь меня?

Он с трудом приподнимает голову, замотанную тряпьем, доносится слабый стон, слова:

— Спасите… Тиманчика…

— Потерпи… Сейчас подойдут люди, перенесем тебя в палатку, потерпи, дорогой!

Я бегу в ельник. Раскрываю вход в палатку. Оттуда пахнуло холодом и мертвенной тишиной. Со страхом забираюсь внутрь. Сквозь мрак вижу скрюченного человека в спальнике. Подбираюсь ближе. С трудом в черном, худом, заросшем существе узнаю Тиманчика. Припадаю ухом к груди — где-то глубоко слабо стучит сердце. Он жив!..

Первая настоящая радость за столько времени!..

Теперь за дело. Не знаю, с чего начать. Мысли возвращаются к Степану. Бегу к нему. Осторожно ощупываю его ноги, обернутые в лохмотья и перевитые лосиными ремешками. Ноги, видимо, поломаны, Тиманчик заботливо уложил их в лубки. Мне одному не дотащить Степана до палатки. Вот-вот подойдут товарищи. Приношу спальник, укладываю на него больного, укрываю своей телогрейкой.

И только теперь с облегчением замечаю, что стоит тихий, безветренный день.

Собираю сушняк. В еловом лесу его много. Разжигаю печь в палатке и, пока она нагревается, осматриваю стоянку.

У палатки лежит огромная шкура сохатого. Края у нее загнуты, как у плоскодонного корыта. На этой коже и тащил Тиманчик беспомощного Степана. Рядом в снег воткнуты два посоха с измочаленными концами. Трудный был путь! Тут же на пне лежали два куска свежего мяса. Откуда они это взяли? Но сейчас не до того. Глушу любопытство. Прежде всего надо согреть больных чаем. Набиваю чайник снегом, ставлю на раскаленную печь. Из-за кривуна доносятся людские голоса. Пришли!..

Наскоро готовлю место для Степана в палатке и выбегаю. Пилот и радист молча стоят возле своего товарища. На их лицах ужас, они смотрят на меня.

— Оба живы! — кричу я.

Втроем мы осторожно поднимаем Степана. На руках, медленным шагом несем в палатку. Он не стонет, не жалуется, настрадался, бедняга. Видно, и к боли можно привыкнуть.

Укладываем больного на хвою, разопревшую в тепле и заполнившую приятным запахом внутренность палатки. Подбрасываю в печку дров.

Тиманчик, разметав обожженные руки, тяжело дышит, хватает сухим ртом холодный воздух. Чувствуется, он устал в борьбе за жизнь. По его худому, измученному лицу бродит тень безнадежности. Теперь каждая минута промедления может оказаться роковой.

Прежде всего занимаемся Степаном. Перебинтовываем голову, проверяем лубки на ногах. Как будто все в порядке. Решаем оставить все как есть. Товарищи поят Степана чаем, заталкивают в рот полужидкую кашицу из масла и хлеба. Я пою теплой сладкой водой Тиманчика…

Укладываем Степана на лосиную шкуру. Пилот и радист тянут ее к самолету. Она скользит по снегу необычайно легко.

— Торопитесь, день пошел на убыль, — говорю я им, — вы, Георгий Иванович, как договорились, сразу возвращайтесь сюда, а ты, Михаил, останешься с больным, передашь в штаб положение дел. Пусть Плоткин немедленно сообщает, где нам сесть поблизости от Усть-Удыгина, куда бы У-2 доставил горючее. Договоренность должна быть предельно точной. Понял?

Как только этот странный транспорт скрылся за лесом, ко мне вернулась тревога за Тиманчика. Тороплюсь к нему в палатку. Он не приходит в сознание. Высохшие губы пытаются сложить из хриплых звуков какие-то невнятные слова. В разбросанных руках бессилие. Но это они, эти руки, спасли и его, и Степана от смерти.

Я опускаюсь около Тиманчика на колени. Растираю влажной тряпкой его вспотевшее лицо, смачиваю губы. Я не знаю, что делать с Тиманчиком, но он должен жить! Видно, он долго не сдавался, пытаясь вырвать Степана из рук смерти, но болезнь пересилила его. И вот он лежит передо мною в глубоком забытьи, в бреду. С чувством беспредельного уважения и радости, тревоги и заботы я смотрю на него: какая воля живет в этом человеке!

Через три часа мы уже погрузили больных в самолет. Нам предстоит посадка на Уде, немного выше устья Шевли, куда уже отправлен У-2 с горючим для нас.

В последний раз я смотрю на тайгу, на могучие колонны лиственниц, прижавшихся к берегам Удыгина. Еще суровее, еще грознее сделались они к вечеру, точно добычу ценную вручили тайге на сохранение и закляли молчать, а она не укараулила, прозевала. Вот теперь и стоит, не шелохнется, как заколдованная. Разве что буре, что разгуляется, поведает она свою тайну, свою неудачу…

Не долетая до устья Шевли, мы увидели струйку густого дыма. Нас ждут. Садимся на заснеженную площадку, где уже оставил свой след У-2, Принимаем бензин, заправляемся, не теряя времени, уходим на Экимчан.

Там Степана забирает санитарная машина, улетает с ним в Благовещенск. А мы летим с Тиманчиком к себе на базу.

Вот и закончился трудный день. Мы у себя на аэродроме. За далеким горизонтом потухает солнце. Тени неотвратимо взбираются по западным отвесам гор, окутывают густым сумраком скалы, купы темно-зеленых елей, густого березняка…

От самолета отправился санитарный автобус с Тиманчиком и исчез в темноте. Я чувствую облегчение, прислушиваясь к шуму уходящей машины.

— Он должен жить! — говорит пилот.

Мы прощаемся.

Точно из засады, внезапно навалилась неодолимая усталость. К тому же мы не ели целый день. Скорее домой…

— Спасли? — встречает меня у порога хозяйка.

— Оба живы и уже в больнице, — спешу утешить ее.

— Живы, слава богу! — она хватает меня за руку, втаскивает в избу. — Ну, рассказывайте!..

— У летчика сломаны обе ноги, его спас Тиманчик, эвенк, что был с ним в самолете.

— Этот нерусский который? Скажи пожалуйста, какой человек. Надо бы ему пирожков отнести в больницу.