Михаил Петров - Пираты Эгейского моря и личность.

• Название: Пираты Эгейского моря и личность.
• Автор: Михаил Петров
• Жанр: Философия

Рукописи, как и книга «Язык, знак, культура», печатаются без сокращений и без изменений. Редакторские примечания, относящиеся главным образом к истории наследия или раскрывающие имена, которые не всегда можно обнаружить в справочниках, вынесены в подстрочник.

М., 1995. 140 с.

---

Второе условие решения задачи есть для платоновского Журдена проблема «образца», «с кого лепить порядок», то есть нечто до крайности напоминающее проблему «положительного литературного героя». Здесь, с точки зрения XX в., Платон не очень оригинален: Двигаясь в иерархии образцов от смертного к бессмертному и вечному, от менее совершенного к более совершенному, демиург в конце концов обнаруживает, что именно он и есть самое совершенное существо и что, следовательно, лепить следует с самого себя, то есть мерять порядок на свой собственный аршин, поскольку ничего лучшего выдумать невозможно. Но у Платона все-таки видно рассуждение, видна осведомленность в том, что здесь есть какая-то проблема, тогда как для наших космогонических деятелей более характерна «удивленная» позиция щедринского героя: «Одет в военного покроя сюртук, застегнутый на все пуговицы, и держит в правой руке сочиненный Бородавкиным «Устав о неуклонном сечении», но, повидимому, не читает его, а как бы удивляется, что могут существовать на свете люди, которые даже эту неуклонность считают нужным обеспечивать какими-то уставами» (6, с. 80).

В наше время условия задачи выглядят куда более сложными. Тот хаос, упорядочить который стремился платоновский демиург, представлен сегодня продуктом чистой науки, той сферой «полных причин», где выбор снимается автоматически, без участия человека и независимо от него. Это - надежная глина, из которой можно с гарантией на успех лепить новые навыки, программы, машины. В доступном для нас «обозримом» виде этот хаос представлен массивом научных публикаций, в котором содержится сегодня по разным оценкам от 10 до 15 млн публикаций. Не каждая публикация содержит описание «полной причины», но в массиве действует запрет на плагиат, и значительная часть публикаций такое описание содержит. Когда счет идет на миллионы, не так уж важно, какой именно процент публикаций содержателен, гораздо важнее то, что массив публикаций растет экспоненциально с периодом удвоения в 10-15 лет. Ежегодно его пополняют 300-500 тысяч статей, монографий, книг.

Иными словами, хаос воспроизводится, и чтобы судить о нашей способности приводить его в порядок, приходится сразу же задумываться о том, сколько времени требуется для акта выбора и реализации выбранного. Возникает проблема так называемых «лагов» - задержек, возникающих на всем пути движения научного знания в репродукцию. Мы не берем пока предпубликационный период (гипотеза-эксперимент-рукопись-публикация), там свои заботы, а для нас внешние границы «всего видимого» представлены массивом публикации, тем, что опубликовано, а дальше, выражаясь языком Прайса, лежит «мир открытий» или, в терминах Канта, «вещь в себе» - неисчерпаемый источник предметности для умножения наших отношений к миру - «вещей для нас». Для простоты не будем выходить за пределы этих «вещей для нас», то есть за пределы уже обнаруженных наукой и представленных в социально-доступной форме публикации «полных причин» Гоббса.

Ставить вопрос о времени полной актуализации всех социально-полезных потенций архива науки не имеет, видимо, смысла. Этот процесс требует изобретательности, широкого кругозора, «отщеплен ности», умения видеть примелькавшееся в неожиданном и новом свете, что во многом ставит его в зависимость от случая. По той сумме исследований, которые проведены в настоящее время по «лагам», можно сделать вывод, что процесс утилизации заложенных в архиве потенций идет довольно медленно и крайне неравномерно. Так, между экспериментальным подтверждением атомного распада (1939 г.) и взрывом первой атомной бомбы (1945) прошло всего пять лет, но чтобы создать бомбу, пришлось порыться в архиве науки и обнаружить закон газовой диффузии, открытый Грэхемом в 1829 г., то есть за 1 10 лет до открытия атомного распада; без использования этой «полной причины» уран-235 не удалось бы выделить из смеси. И так обстоит дело с большинством очередных чудес науки и техники: теоретически они возможны значительно раньше их практического осуществления. Во всем находятся свои «законы газовой диффузии», которые лежат пока в пыли архива науки.

В среднем переход с уровня публикации на уровень технического приложения (чертеж) совершается в 10-20 лет, да сам процесс внедрения - проектирование заводов, их строительство отнимает еще около 10 лет. Таким образом, сняв в архиве выбор и завершив лет через 20-30 акт творения нового мира, современный демиург обнаружил бы, что за время его деятельности архив вырос в три-четыре раза, и что все теперь нужно начинать сначала, учитывая и то, что было раньше, и то, что теперь оказывается в наличии. Это не какая-нибудь там гипотетическая ситуация, далекая от реального положения дел. По данным американской статистики конструкторские бюро уже сегодня, приступая к разработке новых типов машин, вынуждены учитывать лаг - время разработки, и если это время составляет три-четыре года, вводить до 30% неопределенности, то есть сознательно вести разработку таким образом, чтобы на последних стадиях была возможность пересмотреть около трети решений.

В этой первой группе условий разрешимости «божественной» задачи приведения хаоса к порядку новый демиург оказывается в обескураживающей ситуации. Не говоря уже об отсутствии сил, способных реализовать снятый им под собственную ответственность выбор, у него нет и теоретической возможности удержать в голове это миллионное разнообразие «полных причин», перебрать и оценить миллиарды всевозможных комбинаций-программ, каждая из которых заведомо будет «работать», но получит право на существование и внедрение в репродукцию только в том случае, если она «лучше» наличных программ с точки зрения экономичности и множества второстепенных, но важных факторов вроде инерции спроса, когда вот даже заменить спички более экономичными зажигалками или бритвы электробритвами не так-то просто: трудно люди расстаются с привычками и заводят новые.

Воспитанные на традициях античной и христианской классики люди с их неистребимым уважением к примату слова и порядка над делом и беспорядком, а таких людей большинство, особенно в сфере приложения (на одного ученого - возмутителя спокойствия приходится три инженера-строителя порядка), основные надежды связывают с «организацией», «упорядочением» научной деятельности.

Понять генезис подобных идей и явную их принадлежность к концепту христианского стабильного миропорядка - вещь несложная. Демиург Платона, да и сам Платон, поступил бы в такой обстановке просто - закрыл бы науку или же пошел по пути «Бравого нового мира», то есть превратил бы науку из средства социального обновления в икону социального поклонения. Совершить такую акцию нетрудно, достаточно, например, закрыть университеты или не давать ученым бумаги для публикаций, или установить достаточно надежные публикационные фильтры с многократными обсуждениями, рецензиями, исправлениями, редакциями, с тем чтобы создать в пределах самой науки эффект «самоторможения» или, попросту говоря, эффект самоуничтожения. Ведущая идея такой научной политики, которая, к сожалению, имеет и адептов и даже теоретиков, сродни той, которая была положена нацистами в организацию майданеков и освенцимов, а Мао - в организацию «Великой культурной революции»: направить жизненные или творческие силы в такой механизм организационных связей, где эти силы сами крутили бы с минимальным вмешательством извне мясорубку самоуничтожения. Что в одних случаях летят головы, а в других - идеи, принципиального значения не имеет: ученый, который всю жизнь и весь свой талант растратил на обсуждения, исправления и дополнения, такой же научный труп, как жертва лагеря - просто труп, а жертва культурной революции - труп политический.

Нужно сказать, что этот «античный» ход в научной политике, следы которого явно представлены сегодня в организационной структуре «большой науки», не есть нечто сознательно используемое для подавления научной деятельности. Объективно-то перед нами картина подавления: с конца 30-х гг., когда и у нас и за рубежом получили развитие крупные научные учреждения типа научно-исследовательских институтов, наблюдается типичное для «большой науки» падение производительности научного труда: она уменьшается вдвое каждые 10-15 лет или, что то же, стоимость затрат на единицу научного продукта возрастает вдвое за тот же период. Падение производительности сопровождается ростом «лагов» на всех этапах движения научного знания. Лаг между завершением работы над рукописью и ее публикацией за последние 30 лет увеличился более, чем втрое, и составляет сегодня по академическим изданиям 2-2,5 года. Соответствующее замедление темпов наблюдается во всех звеньях и процессах науки. Увеличение лага на участке рукопись-публикация, например, непосредственно сказывается на темпах теоретического ценообразования: ценность научного вклада возникает, во-первых, после публикации, а во-вторых, - в процессе использования этого опубликованного вклада, что выражается в накоплении ссылок на данную публикацию в других работах. Чем больше лаг, тем, естественно, медленнее идет и процесс теоретического ценообразования и многое другое.