Юрий Мухин - Путешествие из демократии в дерьмократию и дорога обратно

• Название: Путешествие из демократии в дерьмократию и дорога обратно
• Автор: Юрий Мухин
• Издательство: Гарт
• Жанр: История
• Год: 1993
• ISBN: 5-87213-001-5

Автор остропублицистической книги, человек с большим практическим опытом работы в промышленности и науке, один из руководителей крупного предприятия, критически оценивает ситуацию в стране. Он размышляет о своеобразии исторических путей России, прослеживает глубинные истоки и причины политического и экономического кризиса последних лет, предлагает радикальные меры по его преодолению.

---

Надо думать, что именно дерзость и наглость Бориса Николаевича соблазнили Горбачева взять его боярином на Москву – вотчину ЦК КПСС, но сторонницу противника Горбачева – Гришина. Ельцин работу выполнил, разогнал всех сторонников Гришина и дальше Горбачеву перестал быть нужен, так как наставало время действительно руководить Москвой, а руководитель Ельцин никакой. Его приемы руководства к тому времени уже были провозглашены отмененными.

Но Горбачев пренебрег способностями Ельцина к шантажу, и напрасно. Прочтем письмо Ельцина Горбачеву, тем более, что во всей «Исповеди» это, по-видимому, единственные строчки руки Ельцина.

«Уважаемый Михаил Сергеевич!

Долго и непросто приходило решение написать это письмо. Прошел год и 9 месяцев после того, как Вы и Политбюро предложили, а я согласился возглавить московскую партийную организацию. Мотивы согласия или отказа не имели, конечно, значения. Понимал, что будет невероятно трудно, что к имеющемуся опыту надо добавить многое, в том числе время в работе.

Все это меня не смущало. Я чувствовал Вашу поддержку, как-то для себя даже неожиданно уверенно вошел в работу. Самоотверженно, принципиально, коллегиально и по-товарищески стал работать с новым составом бюро.

Появились первые вехи. Сделано, конечно, очень мало. Но, думаю, главное (не перечисляя другое) – изменился дух, настроение большинства москвичей. Конечно, это влияние и в целом обстановки в стране. Но, как ни странно, неудовлетворенности у меня лично все больше и больше.

Стал замечать в действиях, словах некоторых руководителей высокого уровня то, чего не замечал раньше. От человеческого отношения, поддержки, особенно от некоторых из числа состава Политбюро и секретарей ЦК, наметился переход к равнодушию к московским делам и холодному ко мне.

В общем, я всегда старался высказывать свою точку зрения, если даже она не совпадала с мнением других. В результате возникало все больше нежелательных ситуаций. А если сказать точнее – я оказался неподготовленным со всем своим стилем, прямотой, своей биографией работать в составе Политбюро.

Не могу не сказать и о некоторых достаточно принципиальных вопросах.

О части из них, в том числе о кадрах, я говорил или писал Вам. В дополнение.

О стиле работы т. Лигачева Е.К. Мое мнение (да и других) – он (стиль), особенно сейчас, негоден (не хочу умалить его положительные качества). А стиль его работы переходит на стиль работы Секретариата ЦК. Не разобравшись, копируют его и некоторые секретари «периферийных» комитетов. Но главное – проигрывает партия в целом. «Расшифровать» все это – для партии будет нанесен вред (если высказать публично). Изменить что-то можете только Вы лично для интересов партии.

Партийные организации оказались в хвосте всех грандиозных событий. Здесь перестройки (кроме глобальной политики) практически нет. Отсюда целая цепочка. А результат – удивляемся, почему застревает она в первичных организациях.

Задумано и сформулировано по-революционному. А революция, именно в партии – тот же прежний конъюнктурно-местнический, мелкий, бюрократический, внешне громкий подход. Вот где начало разрыва между словом революционным и делом в партии, далеким от политического подхода.

Обилие бумаг (считай каждый день помидоры, чай, вагоны..., а сдвига существенного не будет), совещаний по мелким вопросам, придирок, выискивание материала для негатива. Вопросы для своего «авторитета».

Я уже не говорю о каких-либо попытках критики снизу. Очень беспокоит, что так думают, но боятся сказать. Для партии, мне кажется, это самое опасное. В целом у Егора Кузьмича, по-моему, нет системы и культуры в работе. Постоянные его ссылки на «томский опыт» уже неудобно слушать.

В отношении меня, после июньского Пленума ЦК и с учетом Политбюро 10/IX, нападки с его стороны я не могу назвать иначе, как скоординированная травля. Решение исполкома по демонстрациям – это городской вопрос, и решался он правильно. Мне непонятна роль созданной комиссии, и прошу Вас поправить создавшуюся ситуацию. Получается, что он в партии не настраивает, а расстраивает партийный механизм. Мне не хочется говорить о его отношении к московским делам. Поражает – как можно за два года просто хоть раз не поинтересоваться, как идут дела у 1150 тыс. парторганизаций. Партийные комитеты теряют самостоятельность (а уже дали ее колхозам и предприятиям).

Я всегда был за требовательность, строгий спрос, но не за страх, с которым работают сейчас многие партийные комитеты и их первые секретари. Между аппаратом ЦК и партийными комитетами (считаю, по вине т. Лигачева Е.К.) нет одновременно принципиальности и по-партийному товарищеской обстановки, в которой рождается творчество и уверенность, да и самоотверженность в работе. Вот где, по-моему, проявляется партийный «механизм торможения». Надо значительно сокращать аппарат (тоже до 50 процентов) и решительно менять структуру аппарата. Небольшой пусть опыт, но доказывает это в московских райкомах.

Угнетает меня лично позиция некоторых товарищей из состава Политбюро ЦК. Они умные, поэтому быстро и «перестроились». Но неужели им можно до конца верить? Они удобны, и, прошу извинить, Михаил Сергеевич, но мне кажется, они становятся удобны и Вам. Чувствую, что нередко появляется желание отмолчаться тогда, когда с чем-то не согласен, так как некоторые начинают «играть» в согласие.

Я неудобен и понимаю это. Понимаю, что непросто и решить со мной вопрос. Но лучше сейчас признаться в ошибке. Дальше, при сегодняшней кадровой ситуации, число вопросов, связанных со мной, будет возрастать и мешать Вам и работе. Этого я от души не хотел бы.

Не хотел бы и потому что, несмотря на Ваши невероятные усилия, борьба за стабильность приведет к застою, к той обстановке (скорее – подобной) , которая уже была. А это недопустимо. Вот некоторые причины и мотивы, побудившие меня обратиться к Вам с просьбой. Это не слабость и не трусость.

Прошу освободить меня от должности первого секретаря МГК КПСС и обязанностей кандидата в члены Политбюро ЦК КПСС. Прошу считать это официальным заявлением.

 Думаю, у меня не будет необходимости обращаться непосредственно к Пленуму ЦК КПСС.

С уважением Б. Ельцин. 12 сентября 1987 г.».

Борис Николаевич здесь – как на ладони. Семь строчек терпел до того, как начать себя хвалить: «Самоотверженно, принципиально и по-товарищески стал работать...» Над письмом, надо думать, работал референт, но и тому не удалось как-то упорядочить разбегающиеся по углам мысли Бориса Николаевича: «Партийные организации оказались в хвосте всех грандиозных событий. Здесь перестройки (кроме глобальной политики) практически нет. Отсюда целая цепочка. А результат — удивляемся, почему застревает она в первичных организациях». Что «застревает» – цепочка или перестройка? В чем разница между партийными организациями и первичными организациями?

С логикой беда. Требует запретить Лигачеву проверять московскую парторганизацию – тут же, в этом же абзаце, упрекает его, что тот не интересуется ее работой.

Как уже было сказано, общее «ля-ля» – это не коронный номер Ельцина, но нужно его понять. Ведь он при любом шантаже должен иметь вид борца за что-то хорошее. Тут он должен иметь вид борца за перестройку, не понимая, что это такое. (А кто понимает?) Вот и вынужден заполнять бумагу словами, которые ему удалось вспомнить.

Автор уверен, что, прочитав это, мало кто поймет, чего хочет Ельцин. О чем-то ноет, чем-то недоволен «вообще». Но если присмотреться внимательно, то можно увидеть единственное конкретное требование Ельцина к Горбачеву – не допустить проверки Лигачевым деятельности Ельцина в Москве. Ельцин – опытный номенклатурщик и сразу понял, что эта проверка нужна для подготовки акта, по которому будут сделаны «оргвыговоды» по отношению к нему лично и... конец карьеры.

И он тут же шантажирует Горбачева: «Расшифровать» все это – для партии будет нанесен вред (если высказать публично)» – и далее: «Думаю у меня не будет необходимости обращаться непосредственно к Пленуму ЦК КПСС».

Умному должно было быть достаточно, и Горбачев наверняка понял угрозу Ельцина начать борьбу с Горбачевым и вне партии, и внизу ее, но не придал значения. Уверен был, что справится. И в самом деле, на первых порах от «ля-ля» Ельцина толку было мало, он и сам перепугался и уже начал просить прощения: «политической реабилитации при жизни». Но Горбачев выпустил на сцену другого монстра – толпу тупой, алчной, мелкой бюрократии. Этой бюрократии нужен был вождь, и она нашла его в Ельцине. Неумном, злобном, решительном и очень опасном. Опасным и для этой самой бюрократии тоже.

ГЛАВА 7. БЕЗ ЦАРЯ В ГОЛОВЕ

КАРАСИ В СМЕТАНЕ

Когда в мае 1993 года 37 миллионов россиян проголосовали за Ельцина и чуть меньше за его экономическую политику – то было ярким доказательством силы органов формирования общественного мнения. Из этих 37 миллионов были, конечно, люди, кто здорово нажился на национальной катастрофе СССР и видел в Ельцине залог для продолжения дальнейшего грабежа. Но ведь остальные потеряли, и очень сильно; они-то чего радуются разгулу дерьмократии?