Юрий Козлов - Разменная монета

• Название: Разменная монета
• Автор: Юрий Козлов
• Издательство: «Молодая гвардия»
• Жанр: Современная проза
• Год: 1991
• ISBN: 5-235-01246-1

В повестях Юрия Козлова предпринято своеобразное художественное исследование последних лет нашей действительности. Тут и семейная драма — повесть «Условие», и исполненные психологических коллизий взаимоотношения старшеклассников — повесть «Имущество движимое и недвижимое», и яркая картина сегодняшнего распада — повесть «Разменная монета». Главные герои произведений Ю. Козлова — молодые люди, наши современники. Написанная живо, увлекательно, динамично, книга вряд ли оставит равнодушным читателя.

---

prose_contemporary Юрий Вильямович Козлов Разменная монета

В повестях Юрия Козлова предпринято своеобразное художественное исследование последних лет нашей действительности. Тут и семейная драма — повесть «Условие», и исполненные психологических коллизий взаимоотношения старшеклассников — повесть «Имущество движимое и недвижимое», и яркая картина сегодняшнего распада — повесть «Разменная монета». Главные герои произведений Ю. Козлова — молодые люди, наши современники. Написанная живо, увлекательно, динамично, книга вряд ли оставит равнодушным читателя.

1990 ru LT Nemo FB Editor v2.0 06 October 2009 OCR "LT Nemo" 2009 62839A7B-2226-4CFE-8AA6-115A86F892B4 1.0 Козлов Ю. В. Разменная монета «Молодая гвардия» Москва 1991 5-235-01246-1 ББК 84Р7 Козлов Ю. В. К 59 Разменная монета: Повести. — М., Мол. гвардия, 1991. — 496 с. ISBN 5-235-01246-1 К 4702010201—168 / 078(02)—91 131—91 © Козлов Ю. В., 1991 г. ИБ № 7504 Козлов Юрий Вильямович РАЗМЕННАЯ МОНЕТА Заведующий редакцией В. Володченко Редактор М. Катаева Художник С. Дергачёв Художественный редактор К. Фадин Технический редактор В. Пилиова Корректоры В. Назарова, И. Ларина, Е. Дмитриева Сдано в набор 19.03.91. Подписано в печать 30.07.91. Формат 84×108 1/32. Бумага типографская № 2. Гарнитура «Литературная». Печать высокая. Условн. печ. л. 26,04. Условн кр.-отт. 26,46. Учётно-изд. л. 28,2. Тираж 100 000 экз. Цен 3 руб. Заказ 1078. Типография ордена Трудового Красного Знамени издательско-полиграфического объединения ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия» Адрес НПО: 103030, Москва, Сущевская, 21. ISBN 5-235-01246-1

Юрий Вильямович Козлов Разменная монета Повесть

1

Первую половину рабочего дня Никифоров провёл в своём кабинете, читая иностранный детектив. Детектив был хорош, но раздражали подробности чужой жизни. Иное качество существования выставлялось едва ли не с каждой страницы, как золочёные ослиные уши. Никифоров подумал, что читатели в других — более счастливых в смысле быта и прочего — странах, вероятно, не замечают золочёных ушей. И не золочёные они для них вовсе. Он сам не знал, почему картины чужого благоденствия вызывают в нём злобную безысходную тоску. «У нас бы, — захлопнул книгу Никифоров, — все эти подозреваемые сидели бы с первого дня. И не консультировались бы с адвокатами за коньячком, а получали бы по морде от следователя в кабинете!»

Но не безнадёжно плоха была родная страна.

К примеру, в том, где консультировались с адвокатами, мире абсолютно невозможны были бы никифоровская контора — «Регистрационная палата», подлестничный его кабинетик с круто съезжающим потолком, узким и длинным, как бойница — каких трудов стоило прорубить его в старинной кладке! — окном. Невозможен не потому, что его выгородили из пустого паутинного пространства под лестницей, а потому что никто с утра не стукнулся в дверь, ни один телефонный звонок не потревожил начальника «транспортно-экспедиционного отдела» — так значилось на табличке на двери.

Никто, нигде, ни при каких обстоятельствах не потерпел бы подобного отдела.

Никифоров с удовлетворением оглядел кабинет: письменный стол, шкафы с книгами, почти в человеческий рост красного дерева часы с боем, колодец окна, как водой, наливающийся синевой в ранних мартовских сумерках. Непредусмотренное окно как-то глупо смотрело в облупленную стену соседнего склада завода электромоторов. Но если приблизиться вплотную к синему колодцу, задрать голову, можно было по небесной косой разглядеть высоко парящую чёрную складчатую изнанку Большого Каменного моста в невесомом издали железном штрихе.

Да, безусловно, было чем гордиться. Никифоров сидел в отдельном кабинете, получал зарплату ни за что, и при этом (чего добиться всего труднее!) никто его не беспокоил.

Но ущербной была гордость.

Как если бы он, холуй, перехитрил барина. Отравляли радость мысли о неполноценности, каком-то унижении, не его, Никифорова, конкретно, а всеобщем чудовищном унижении, посреди которого его радость — ничтожная радость скачущей укусившей блохи под занесённой, но промедлившей ладонью. Под каменной, отчего-то сейчас медлящей, но не вечно же! ладонью все — укусившие и не укусившие — если и не смертники, то уж никак не полноценные жильцы, консультирующиеся за коньячком с адвокатами. «Стало быть, государство — барин, а я — холуй?» — задумался Никифоров. И так и эдак вертелась мысль, и как-то так выходило, что если и был Никифоров холуём, то подлым, бесстыжим, ни в грош не ставящим барина, только и ищущим, как бы его объегорить. Государство же со всеми своими серыми бумажными кирпичами волчьих законов, свирепыми неисполнимыми инструкциями, гробокопательскими анкетами, коварными подзаконными актами, могильным жилищным законодательством и впрямь оказывалось худым, бестолковым барином, голодающим в дерьме Плюшкиным, так как стремилось объять необъятное, регламентировать живую жизнь, а этого до конца не удавалось никому: ни фараонам, ни китайским императорам, ни более поздним их последователям, регламентировавшим жизнь смертью. Уже и жалость какую-то вызывало обезглазевшее в неутолимом стремлении доглядеть государство. Являлся образ измученной, обессилевшей клячи. Да только странный — двоящийся и с наложением. Если государство и было измученной тянущей клячей, то Никифоров — никак не беспечным ездоком на возу. Хотя бы потому, что понятия не имел: куда, зачем, по чьему велению ползёт воз? Крайне затруднительно, если не невозможно, было и спрыгнуть с воза. Как-то такое не предусматривалось. Поэтому казалось, что он, Никифоров, запряжён в воз, он хрипит в постромках в бессмысленном слепом движении. Таким образом, неясность заключалась в вопросах: кто барин, кто холуй; кто кляча, кто ездок; кто тянет, кто едет. Зато ненависти в одном Никифорове было вдвое против обычного: за голодную изнемогающую клячу и за голодного же, издёрганного, а если сытого, то воровски, под попоной, ездока, проклинающего клячу за медленный полумёртвый ход неизвестно куда.

И так было со всеми людьми по всей стране.

Часы между книжными шкафами ударили три раза. Звук был тих, мягок, как если бы существовала в природе холодная жидкая бронза и были бы возможны её переливания из часов в воздух.

Никифоров подошёл к окну. Весь день летал сухой лёгкий снег. На огороженных пространствах, к примеру, между никифоровским окном и стеной склада завода электромоторов, грязь и мерзость запустения были сокрыты искрящейся белизной. Но там, где ходили люди, ездили машины, чистый, падающий с неба снег превращался в чёрные, разносимые подошвами и колёсами ошмётья, отчего мерзость запустения усиливалась, приобретала специфическую зимнюю форму. Слой снежных облаков в небе был не настолько тонок, чтобы вольно пропускать свет, божью птичью голубизну, но достаточно тонок, чтобы за ним угадывалось солнце. Оно пронизывало синие сумерки тусклым матовым светом, и рассеянный этот свет представлялся Никифорову той самой несуществующей жидкой бронзой, наполняющей с часовыми ударами покоем и миром, как ничтожное пространствишко подлестничного кабинетика, так и необозримое мировое пространство за его пределами. Конечно, это было иллюзией, но иногда Никифорову казалось, что случайно выловленные в мутно текущем времени симпатичные мгновения — уже есть награда. Хоть бы потому, что не испытывал он в эти мгновения ни злобы, ни ненависти, ни безысходной тоски.

А какими безнадёжными представились часы, когда он их впервые увидел! Ободранный, подмоченный, похожий на выкопанный из земли гроб футляр, растерзанный механизм, закопчённый, потому лишь и не вырванный циферблат, заляпанный известью и почему-то птичьим помётом, хоть и непонятно было, откуда в старинном, только-только из-под капремонта особняке птичий помёт? Что за птицы там жили? Даже Джига, начальник новообразованного третьего управления «Регистрационной палаты», уж на что прихватливый человек, помнится, лишь откинул ногой дверцу поверженных навзничь часов, да тут же и захлопнул со словами: «Когда-то была вещь!» — «А и сейчас вещь», — возразил Никифоров. «Прежние хозяева бросили, даже маляры не польстились, — резонно заметил Джига, — какая же вещь?» — «Увидишь», — пообещал Никифоров. Джига пожал плечами.

Никифоров повёз часы домой. Как назло, на набережной возле конторы «поймался» похоронный — с чёрной траурной полосой — автобус, к тому же под самую крышу загруженный новенькими гробами. Когда приехали, у подъезда встретилась жена. «Что, давали талоны на гробы? Взял впрок? В общем-то правильно…» Дочь Маша решила, что в ящике зверюшка. «Папа сам стал как зверюшка», — сказала жена.