Николай Иванов - Расстрелять в ноябре

• Название: Расстрелять в ноябре
• Автор: Николай Иванов
• Издательство: Эксмо
• Жанр: О войне
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-699-27145-0

Автор этой книги полковник налоговой полиции Николай Иванов выполнял журналистское задание и был захвачен в плен чеченскими боевиками.

Четыре долгих месяца Николай провел в мучительном ожидании расстрела, томясь в ледяных вонючих подвалах, кишащих гадами и насекомыми. Все это время родные и сослуживцы предпринимали тщетные попытки разыскать его… Эта повесть, с первого и до последнего слова, — чистая правда, которая может ужаснуть читателя, но, безусловно, вызовет у него восхищение стойкостью российского офицера…

---

О, краснодарский завод по изготовлению «Новинки»! Где твоя книга отзывов и предложений! Пусть сдохнут от зависти «Макдоналдсы» и «Биг Маки». Ты знаешь, как вылизываются досуха твои банки. Хорошо, что и война готовилась долгая, и блокпосты запаслись продуктами…

— Еще? — разошелся теперь Махмуд.

— Открывай, — поддерживает Борис. Скорее меня, чем водителя.

Наедаемся. Вволю. Впервые за плен. Но, чтобы снять все недомолвки, сам говорю вечером Хозяину:

— Мы тут попробовали банку закуски…

— Ну. И правильно. Все равно все не съедите. Все не хотелось бы съедать: слишком много. На слишком долго. Да и изжога началась уже на третий день…

За радостями желудочными забыли о войне. А она исчезала вместе с летом, которое оставляло себе на память брошенные вдоль дорог ленты окровавленных бинтов и разорванных танковых траков, начинающие ржаветь медные терриконы гильз, подточенные первыми дождями окопы. Обглоданные собаками трупы. Переломанные взрывами мосты. И в этих остатках и ошметках войны оставались и мы.

Да, мы переходили в осень. Мы, невиновно виноватые, оставались среди сгоревших сел и разрушенных городов-сталинградов. Среди кишащих боевиками и шакалами лесов, среди черных лицами и платками чеченских матерей. Среди безусых парней, мечтающих о бородах «а-ля Шамиль Басаев», рвущихся в бой за Грозный, но оставленных командиром сторожить нас. А вечерами у бездымных костров певших старинную песню под расстроенную, перехваченную лейкопластырем, словно бинтами, гитару:

«Аллах велик, Аллах со мною».
И с этим именем не раз
Точил кинжал, готовясь к бою,
Войной не сломленный Кавказ.

Но война уже сделала воинами и их, вчерашних школьников. И когда из Грозного приехали те, кто брал город, они вместе со всеми подняли вверх автоматы и заставили их дергаться в своих руках, выплескивая смертоносный огонь в серое, тихое без «вертушек» небо — салют победе и тем, кто ее добывал. А также:

— Аллаху акбар!

Но война умирала нехотя. Она сопротивлялась днем короткими, а ночью — длинными очередями крупнокалиберных «красавчиков» на несдавшихся блокпостах. Им с запозданием, в раздумье, словно детские потягушеньки после сна, начинала подыгрывать артиллерия — но уже не по площадям, как раньше, а в какую-то одну подозрительную точку. И скорее ради того, чтобы расстрелять снаряды, не тащить их за собой домой с войны.

Иногда по ночам, словно заблудившись в незнакомом небе, искали в лабиринтах созвездий выход из войны вертолеты.

Но уже стоял на чеченских дорогах гул иных «ниточек» — это бронеколонны вытягивались острием на север, сматывая вслед за собой полевые кухни, штабы, посты прикрытия, медбаты — арьергарды. Война уползала, сжималась по дорогам, как щупальцы спрута, инстинктивно пытаясь сохранить саму себя хотя бы в зародыше.

— Все, войне конец, войска выводят, — радовались и сами не верили в случившееся боевики. — В России нашелся один мужик — Лебедь, который пообещал прекратить войну и сдержал слово. Ему и Ковалеву мы поставим в центре Грозного золотые памятники за то, что помогли нам, — превозносили двух российских политиков-антиподов.

А мной опять овладевали противоречивые чувства. Вроде с исчезновением опасности погибнуть под собственными снарядами увеличивался шанс остаться в живых. Но одновременно с этим удлинялся и срок плена: не нужно иметь семи пядей во лбу, чтобы понять, насколько осложнятся наши поиски. А каково сейчас родственникам пленных? Когда войска находились в Чечне, еще была какая-то надежда на помощь армии, МВД. Теперь все условия по освобождению пленных полностью переходят к боевикам…

К счастью, я ошибся. Оставались люди, которые не признавали повелительного понукания Чечни.

Из рассказа начальника Следственного управления генерал-майора налоговой полиции В.Лескова:

Мы отработали все зацепки, все возможные варианты вашего освобождения. Один из них, оказавшийся потом основным, возник спонтанно: просмотреть все просьбы противоположной стороны — официальные и неофициальные — по освобождению задержанных чеченцев.

На ваше счастье и общий успех, в списках мелькнуло село, около которого произошло ваше пленение. Больше того — главарь банды, которая вас захватила, оказался родом из этого же района. Подумали: а что, если родственники задержанного парня, назовем его Муса, сами надавят на соседнее село и главаря? В Чечне уважают пожелания соседей, может, сработает и здесь?

Проверили данные по Мусе — ни громких дел, ни убийств, ни насилия, ни участия в боевых действиях. Руководство ФСНП обратилось в Генеральную прокуратуру просим рассмотреть возможность обмена Мусы на нашего офицера. Следователи налоговой полиции приступили к оформлению необходимых документов…

И до чего неожиданны оказываются превратности судьбы!

Следователь Краснопресненской прокуратуры, который вел дело Мусы, фактически отказался выполнять распоряжение своего руководства, не допуская налоговых полицейских до подопечного.

— Мы здесь их ловим, ведем следствие, а кто-то ради кого-то начинает строить игры. Не получится!

Понять майора было несложно: в Москве прогремели первые взрывы «чеченского возмездия», и, хотя Муса к ним никаким образом отношения не имел, прокуратура настраивалась очень решительно. Дело дошло до того, что к следственному изолятору, в котором находился Муса, наши оперативники вынуждены были приезжать в сопровождении вооруженной физзащиты.

— Не отдам, — упирался следователь.

— Пойми, что это одна из немногих реальных возможностей освободить Иванова. Что тянешь резину, все равно ведь прикажут отдать.

— Погодите, какого Иванова?

— Нашего сотрудника.

— Дайте бумаги. У меня земляк, тоже Иванов, сидит в Чечне в плену. Ну-ка, ну-ка… Точно, он!

С Николаем мы жили на соседних улицах, учились в одной школе. Так что жизненные перипетии всегда богаче и неожиданнее любого вымысла. Конечно, отдал бы он Мусу и без этого, но здесь уже не то что препятствовать, а помогать стал в оформлении необходимых бумаг.

— Николай, ну что твои в полиции молчат? Почему нет вестей? — с надеждой глядели ребята.

— Мужики, если нет вестей, это не значит, что ничего не делается. Что-то наверняка крутится, просто мы не знаем об этом. Нам остается только ждать.

Известий дождались в последний день августа, днем. Нам открыли дверь: выходи. Хотели надеть повязки, опять отмашка: не надо. Сердце, притуплённое бесконечным ожиданием, вновь встрепенулось: куда и почему без повязок?

Разрешили подняться только на ступеньки блиндажа. Солнце, которого мы не видели два с половиной месяца, пробилось сквозь листву и уставилось на нас — даже не бледных, а каких-то желтых, — что еще за чудища, почему я не замечало их раньше на земле?

Но сильнее солнца нас удивило появление у землянки Непримиримого. То, что он продал нас в другой отряд, об этом догадались давно, но поди ж ты, сидит на корточках над траншеей хозяином, усмехается нашему виду. Рядом с ним, ковыряясь ножом в зубах, примостился «поплывший» наркоша.

— Живы еще? Полковник, а туфли твои я сносил.

Пожимаю плечами: что туфли, когда не знаем, зачем появился и почему разрешили подняться на свет без повязок. Ему туфли, мне — тапочки. Белые. Так легли карты…

— Домой хотите?

А он сам в подземную тюрьму хочет? Два вопроса, ответ на которые и спрашивать не нужно.

— Короче, надо написать, что вы живы и доверяете мне заняться вашей судьбой. Через неделю будете дома.

Верить? Слишком боязно. Слишком конкретная дата.

Кошусь на ребят. Они обрадовались появлению старого знакомого откровенно, у меня же — тревога. Симпатии у нас с Непримиримым друг к другу никакой, но выхода нет, пишу: «Доверяю…»

— Все, по местам. Ждите.

Загоняют обратно в землянку. Лампа горит, но после света ничего не видим. На ошупь усаживаемся на нары, переосмысливаем новость. Обсасываем ее, вспоминаем, с какой интонацией произносилось то или иное слово. А всего-то произнеслась одна фраза:

— Через неделю будете дома.

Уверовали. Готовы верить в это, только в это и ни во что больше. Даже календарик на сентябрь не рисуем — зачем, если к седьмому числу окажемся дома. Как раз день рождения моего старшего брата. Успею поздравить и помочь родителям выкопать картошку.

Глава 15

Облом. Ни через неделю, ни через две, ни дальше свобода даже и не заглянула в наше подземелье.

И начало осени ничем особо не выделилось. Лишь поблизости от землянки кто-то сгребал в траншее опавшие листья. Коричневый листок словно декоративная рыбка крутился на паутинке перед нашей дверью. Потом, когда на кусты у входа набросили масксеть и на ее зеленые разводы стали падать желтые дубовые вырезы, поняли: что-то не получается и у Непримиримого.