Жан-Поль Ру - Тамерлан

• Название: Тамерлан
• Автор: Жан-Поль Ру
• Издательство: Молодая Гвардия
• Жанр: История
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-235-03033-6

В мировой истории Тамерлан оставил по себе память, соперничающую с памятью о Чингисхане. Этот отуреченный монгол царствовал тридцать пять лет (1370–1405) и, находясь в Самарканде, неустанно и всегда успешно вел войны на пространстве от Дели до Эгейского моря, от Дамаска до Китайского Туркестана.

Тамерлан — не просто имя, но целый миф, дошедший до нашего времени. Этот хромой человек с искалеченной рукой обладал недюжинной энергией и необыкновенной выносливостью. Он не переносил рассказов об ужасах войны и в то же время не препятствовал распространению слухов о совершенных им несметных убийствах. Разрушитель древних городов, он строил в своей столице роскошные здания, закладывая основание тимуридского Ренессанса, одной из жемчужин мусульманской цивилизации.

Конными походами Тамерлана завершилась целая эпоха, на протяжении которой вооруженные луками всадники устанавливали свои порядки во всей Евразии.

---

Просторный, богатый и удачно расположенный Самарканд пользовался тысячелетним авторитетом, о котором не забывали ни тюрки, ни иранцы. Часто удивляются тому, как на Востоке долго помнят о далеком прошлом даже самые безграмотные, мыкающиеся по медвежьим углам люди. Для трансоксианцев незабвенным остался Александр Македонский (Искандер Двурогий, как его титулуют мусульмане); в бытность в Трансоксиане он спьяну заколол копьем друга детства Клита. Помнили и о расцвете греко-римской цивилизации с ее восхитительной культурой, сформировавшейся в результате симбиоза греческого и согдийского гениев и развившейся в рамках кушанского государства, которое уничтожили иранские Сасаниды. Тюрки или некие родственные им народы, известные как Белые гунны (они же эфталиты), пришли туда в 420 году. Согдийский язык иранских корней в ту пору имел статус lingua franca[9] всей Центральной Азии, а Шелковый путь сделал Самарканд одним из главных перевалочных пунктов. Виноград, золотая и серебряная посуда, льняные изделия, ароматические масла, изделия городских ремесленников и крестьян, а также танцовщицы были хорошо известны и пользовались повышенным спросом даже в Китае. Все больше тюрок смешивалось с местным населением, относительно зависимым от степной империи тукю.[10] Тогда же появились здесь аравитяне, сиречь арабы, и вместе с ними пришел ислам. Самарканд стал для них, как зачастую и для их предшественников, воротами Востока. Именно в ту эпоху впервые была изготовлена бумага из тряпья, заменившая собой древний папирус и пергамент.

Чингисхан впоследствии город опустошил. Главная мечеть сгорела. Лишенная центрального столпа христианская церковь не рухнула, как свидетельствует Марко Поло, единственно благодаря помощи свыше. Город оживал медленно. Посетивший Самарканд Ибн Баттута рассказал о его ранах и выздоровлении, об ирригационных машинах и чайных павильонах, а также о параде войска-победителя численностью в девяносто тысяч сабель. [57]

Самарканд был сверх всего прочего городом мифов и легенд, чем-то вроде святилища, местом почти священным. В глубокой древности, задолго до Александра Македонского, там жил Афрасиаб, которого воспел в «Книге о царях» («Шахнаме») Фирдоуси и коего тюрки впоследствии сделали одним из главных своих героев. По прошествии некоторого времени там преставился двоюродный брат пророка Мухаммеда Кусам ибн Аббас. Жизнь того и другого якобы продолжилась во чреве земли.

Формирование державы

Приняв решение поселиться в Самарканде, Тимур в первую очередь позаботился о его укреплении и велел отремонтировать городские стены, а также возвести прочную крепость Арк, в центре которой должен был подняться дворец. Вскоре обнаружив, что прежняя стена была слишком узкой, он приказал добавить ей толщины. Прошло совсем немного времени, и, вырвавшись из старых границ, Самарканд обзавелся городами-спутниками, которым Великий эмир присвоил имена таких крупных метрополий, как Дамаск, Султания, Шираз, Багдад и Каир (Миср).

В Трансоксиане надо было все делать сызнова. Но прежде следовало взять страну в крепкие руки. В июне-июле 1370 года Тамерлан созвал совет. Согласно кочевническим правилам, курултай заседал в чистом поле, в окрестностях Самарканда. Тарагаев сын намеренно сохранил обычай этих собраний, создававших иллюзию коллегиального правления, тогда как он сам намеревался править государством единовластно. В тот раз курултай дал ему возможность определить численность и понять настроения своих верных товарищей, а также заложить основы государства. Пришедшие, — а таковых оказалось много, — были зачислены в разряд друзей; те, кто решил, что следовало воздержаться, были объявлены смутьянами. Во главе племен и улусов и на прочие ключевые посты Тамерлан поставил своих друзей детства, тех, на которых, как он знал, можно было рассчитывать. Создав костяк прочной государственной администрации, он приступил к регламентированию цен, не упуская из вида регулярную и строгую проверку мер и весов. [58]

Если внутренняя политика Великого эмира заключалась в укреплении названными мерами собственной власти, то внешняя — предусматривала обеспечение государству спокойствия путем умиротворения монголов. Его интронизация совершилась не без недовольства со стороны Трансоксианы и приграничных областей; недовольства, выразившегося в открытом протесте значительных масс населения, а то и в категорическом неприятии. Таких, которые имели привычку действовать по произволу, было немало, и они вовсе не обрадовались необходимости возвратиться на стезю послушания. Жить в состоянии анархии — извечная традиция кочевников, соглашавшихся с нею расстаться лишь в случае крайней необходимости, когда бывали убиты (или умирали естественно) их вожди или когда это давало очевидную выгоду. Вот почему, как только племена объединялись вокруг той или иной выдающейся личности, они тут же нападали на соседей, чтобы пограбить, а то и прихватить земель. Но на этот раз Великий эмир не планировал ни набегов, ни иных прибыльных мероприятий; актуальность последних возникла только через одиннадцать лет.

Вероятно, еще тогда, когда заседал курултай, в Шибаргане (юго-западнее Балха) поднял восстание глава клана Аларди, по имени Зинда-Хашам, который в 1360 году имел случай проявить свою предприимчивость, вмешавшись в дела Мазандерана. В ту пору Тимур, не имея возможности дать ему бой, сумел с ним договориться. Спустя время владетель Термеза, Сайд Абдул Ма’али Хван-заде, объявив себя боговдохновенным и используя свой авторитет потомка Магомета, провозгласил скорый конец света и призвал мусульман объединиться под его началом во имя утверждения истинной веры. Дело могло принять серьезный оборот: всем известно, до чего иной раз доводит мусульманский фанатизм, периодически принимающий вид какого-нибудь движения; и не следует забывать, что Тимур опирался именно на религиозные группировки. На самом же деле, конечно, то было всего лишь соперничество школ и учителей, раздраженных тем, что Великий эмир взял себе в духовные советники Саида Барака. Это эсхатологическое движение искомого результата не получило и за пределы Балха и Термеза практически не вышло. Однако оно подтолкнуло на повторное восстание Зинда-Хашама (лето 1371); впрочем, Тимур, должно быть, слишком опасным его не находил, так как лишь осенью (того же года, а не в конце 1370 года, как утверждает Али Язди) предпринял то, что получило название первой Моголистанской кампании. Действительно, движение Хван-заде, вспыхнув подобно пучку соломы, тут же погасло, а Зинда-Хашам, осажденный Чаку-барласом в Шибаргане, на исходе зимы 1372 года сдался и был помилован. [59]

Кампании 1371–1373 годов

Итак, караунасская армия, сформированная главным образом из тюркских воинов, когда-то состоявших на службе у Казагана, а потом у его внука, эмира Хусейна, перед началом зимы совершила превентивный поход на Моголистан. Напомним, Ильяс-хан к тому времени уже был убит, а его улус унаследовал Камараддин, вождь многочисленного племени дуглатов.

Воинственные по природе, монголы считали своей собственностью дважды завоеванную ими во времена Тимуровой молодости Трансоксиану. Теперь надлежало их могущество ослабить. Ничего более трудного, как эти походы на северо-восток, никогда не оказывавшиеся окончательными, для Тимуридов не было, поскольку враг, следуя тысячелетней тактике номадов, отступив перед вторгшимися полками, вдруг окружал их, наносил внезапные удары, увлекал все далее от баз, отказываясь вступать в решительное сражение, что принуждало повторять набеги на них не менее пяти раз.

Нигде не встретив упорного сопротивления, Тимур миновал Иссык-Куль и вступил на земли, окружающие нынешнюю Алма-Ату, где спешно заключил мир, чтобы уже весной возвратиться в Самарканд. В начале 1372 года, собрав войска в Ташкенте, он вновь отправился в Центральную Азию, откуда вернулся летом. На сей раз он напал на монголов неподалеку от населенного пункта, называемого в источниках Танки (вернее было бы: Янги), то есть вблизи Таласа, нынешнего Джамбула. Говорят, что враг был опрокинут и что трансоксианцам досталась добыча весьма богатая. Эта операция, разумеется, ничего решающего в себе не несла, но дала Тимуру определенную передышку, необходимую для улаживания других дел. Прежде всего он должен был подавить заговор, подготовленный кое-кем из крупных владетелей, принимавших участие в походе на Моголистан, среди которых находились бывшие смутьяны, такие, как термезец Сайд Абдул Ма’али и Зинда-Хашам. Единственной жертвой весьма умеренных репрессий стал сей последний, до того случая дважды прощенный; его бросили в темницу, где он и умер.

Используя как предлог беспорядки, имевшие место перед приходом Тимура, хорезмшах отнял у джагатаидского хана два города: Хиву и Кят (Шах-Аббас-Вали). Начиная с 1371 года Тамерлан тщетно требовал от Хусейна Суфи их ему вернуть. Значит, надлежало их отнять. Хорезм (или Хорезмия, как называет этот край классическая литература) представлял собой часть Трансоксианы, ее лучшее украшение. Амударья, или Окс античных времен, чьи возделанные низины ограничивали Трансоксиану с юга, миновав узкую горловину (Львиную пасть, Дахен-и Шир), в месте впадения в Арал растекалась по землям дельты, изрезанной протоками и оросительными каналами и такой же плодородной, как дельта Нила; по землям, которым была ведома высокоразвитая цивилизация. [60]