Сергей Лукьяненко - Чужая боль

• Название: Чужая боль
• Автор: Сергей Лукьяненко
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2007
• ISBN: 5-17-039858-1, 5-9713-3626-6, 5-9762-1296-4, 985-13-8888-2

---

Лукьяненко Сергей Чужая боль

Она спускалась по горному склону. Легче ветра, быстрее стрелы… Казалось, что девушка летит, так стремительны были ее движения по едва заметной тропинке.

Он видел ее всю: густой, темный мед волос, разлитый по плечам, хрупкость тоненькой фигурки под красно-сине-белой блузкой, раздувающейся невиданным флагом, загорелые, исцарапанные ноги, уверенно находящие опору… И серый металл в пистолетной кобуре.

Он еще раз порадовался тому, как удачно выбрал место для засады: в тени густых, старых деревьев, на противоположном склоне, невидимый для нее, спокойный, уверенный, ждущий…

Один раз девушка остановилась, держась за бугристый, высунувшийся из песка корень. Оглянулась, вбирая в себя весь этот жаркий день, колышущимся солнечный диск, лес, горы, медленные речушки и крошечные озера до самого горизонта… Потом она взяла поудобнее ждущий металл и стала спускаться дальше.

У него затекла рука. Тощий суетливый муравей недоуменно посмотрел на него с верхушки травинки. Дурак… Девушка на горном склоне легла в полукруг прицела, палец осторожно нащупал курок. Стоит лишь нажать… Игра длилась три дня, и сейчас он получит заслуженную победу…

Ему вдруг представилось то, что сейчас случится. Огненный факел, летящий вниз, тяжело натыкающийся на камни… Мед волос, и разноцветные одежды, и дерзкий уверенный взгляд — и все это исчезает, превращается в крик. гаснущий в небесной голубизне, в облачко дыма, запутавшееся в ветвях деревьев…

Он вскочил, отбрасывая то, ждущее, что дремало в его руках. Он закричал, долго, изо всех сил:

— Ка-а-а-атя!

Девушка на склоне прыгнула за камни. И как не сорвалась… Мелькнули в воздухе сбитые подошвы кроссовок, она прокатилась по земле, замерла за камнями…

— Стой!!!

Камень дернулся, раскололся на куски, разлетелся неторопливым, увесистым градом. А из центра этого града ударила молния — точный, неотвратимый выстрел. Он еще не успел осознать случившегося, а каждая клеточка тела уже взвыла, выплеснула по нервам переполнявшую ее боль.

«Я горю…»

Он прокатился по траве, словно пытаясь сбить с себя липкую, пылающую, жадно ползущую внутрь смерть.

«Проиграл».

Рот сам раскрылся в крике. И мгновенно, отзываясь на этот крик, вспыхнули, вывернулись наизнанку легкие.

«Боль… Выключить боль…»

Пока глаза еще могли видеть, он силился повернуться в сторону девушки. Но это длилось недолго.

«Почему я не убираю боль?»

Огненный факел на порыжевшей траве…

Сознание вернулось к вечеру. В небе проклевывались звезды, дул прохладный ветер, и после пережитого это было чертовски приятно. Он поднялся, брезгливо морщась, смахнул с тела жирный, вонючий пепел.

Зачем-то посмотрел на давно опустевший склон. И пошел к дому по колкой сухой траве.

…Она пила чай на веранде. Грубый дощатый стол искрился от десятка хрустальных вазочек с вареньем. Давняя Катина слабость. Взглянув на него, она лишь покачала головой.

— Иди мойся.

Он долго мылся, прямо в саду, под самодельным душем. Над верандой покачивалась лампа, в бестолковом восторге звенели комары… Несколько раз он выглядывал за дверь. Но Катя все еще пила чай. Обмотавшись полотенцем, он вышел из деревянной кабинки. прошлепал по дорожке, намереваясь скрыться в доме…

— Дэн!

Он остановился.

— Давай поговорим.

Ну разумеется… Он молча уселся рядом.

— Зачем ты это сделал!

— Что?

Они с любопытством смотрели друг другу в глаза.

— Ты понимаешь сам.

— Абсолютно не понимаю.

— Ты не убрал боль.

Он надеялся, что Катя скажет это по-другому. С раздумьем, например: «Ты не убрал боль…» Или с удивлением: «Ты не убрал боль?» Или, хотя бы, с возмущением: «Ты не убрал боль!» А это было просто сообщение.

— Ты не убрал боль.

— Ну и что? — он спросил с внезапным ожесточением. — Испортил тебе радость победы?

Катя передернула плечами:

— Это было мерзко! Такой крик…

Глупый комар подкрался к ней сзади. Осторожно вытянул хоботок, целясь проткнуть нежную кожу… Дернулся, отчаянно зазвенел крылышками — мгновенно сработала система регенерации. Хоботок, крохотная пустая голова, такое же пустое брюшко исчезли.

— Это действительно мерзко.

Он проговорил подчеркнуто вслух, а не про себя. Закрыл глаза. Бесполезная привычка, из тех полузабытых детских лет, когда люди еще не умели видеть сквозь веки…

— Мы с тобой вместе два месяца, Дэн.

Два месяца. Шестьдесят четыре дня, если точнее. «Девушка, мы с вами нигде не встречались?» Любопытный, оценивающий взгляд. «Пока нет!»

— Ты какой-то странный, Дэн.

Угу. Неоригинально. Не ты первая заметила. В этот раз я еще долго продержался. Шестьдесят четыре дня…

— Помнишь, что ты натворил в Майданеке?

Помню. Сорвался, вышел из роли. Бросился на эсэсовцев с голыми руками. А игра-то называлась «Вооруженное восстание». Все аж ошалели…

— Ну чего ты молчишь! Может быть, ты не любишь Игру!

Интересно, как это можно — не любить Игру. Не любить, всю свою жизнь, не любить весь мир… Как это можно…

— Да, не люблю!

Он удивился своим словам. А она — нет.

— Дэн, почему ты не выстрелил в меня?

Он пошевелил пальцами, словно нащупывал чью-то невидимую руку.

— Я представил, как ты… как ты умрешь. И мне стало страшно.

— Но это же Игра! Ты боишься, что не сработает регенерационная система!

— Да нет, это невозможно… А зачем мы вообще играем?

Она прищурилась, разглядывая его лицо.

— А что еще делать?

Действительно. Делать вид, что управляешь машинами, которые давно не нуждаются в управлении? Сидеть в лаборатории, пытаясь научить человека видеть не только в инфракрасных, но и в ультрафиолетовых лучах? Или ждать очереди на колонизацию очередной планеты? Там Игра станет реальностью…

— Я не знаю. Но с чего она началась, Игра?

Она пожала плечами. С тех пор, как люди обрели бессмертие, наверное. Игра — это жизнь. Что является основной чертой жизни? Стремление убить. Что является основной чертой Игры? Стремление убить. В инсценировке — на Перл-Харборе, где кипит вода и в который раз тонут корабли, и падают ведомые смертниками бомбардировщики на Курской дуге, где танки спекаются с землей И кровью в один сплошной черный ком; в Хиросиме, где снова и снова вспыхивает пламя атомного взрыва…

Но ведь когда-то в первый раз это не было игрой! Они не могли играть, умирая по-настоящему! Их вело в бой что-то другое! Они бросались на колючую проволоку концлагерей не потому, что это очень интересно! И ведь Дэн почувствовал, почти ощутил это неведомое, непонятное, когда в прекрасной инсценировке «Майданек» смотрел на сытых, откормленных эсэсовцев, избивающих детей… Он бросился вперед не потому, что хотел испортить игру, соригинальничать. Он просто не мог иначе. Он почти понял! А они не хотят или уже не могут понять. Слишком долго длилась Игра.

Дэн посмотрел на нее. И прочел в глазах то, что совсем не обязательно говорить словами.

«Игра — это жизнь. Играя, живи, живи, играя. Это не больно боль в твоей власти. Это не страшно — ты умирал сотню раз и столько же раз воскресал. Убивай! Это только игра! Это весело! Машины, которые умнее тебя, воскресят бренное тело, поставят на прежнее место, вложат в руки новое оружие. Играй! Не повезло сейчас повезет в следующий раз! Кто хочет сыграть в Чингисхана? Кандидатуру на роль Гитлера, побыстрее! Экипаж „Энолы Гай“? Играем! Майданек, Освенцим, Хатынь, Сонгми? Играем!»

Она встала из-за стола. Волосы цвета густого меда упали на плечи, белое платье — флаг несостоявшейся капитуляции — обрисовало фигуру.

— Я улетаю утром, Дэн. Вызови машину в семь, будь добр.

Добр. Будь добр… Она пошла в глубь сада, обернулась.

— Я посплю в шезлонге. А ты дурак, Дэн. Игра — это единственное, что придает жизни смысл. Она в нашей крови…

Холодный металл, забытый ею на стуле, обжег руку. Он поймал белое платье в полукруг прицепа. Затаил дыхание. И нажал на спуск.

Факел вспыхнул в ночи, осветил сад, и бревенчатый дом, и посыпанные песком дорожки… Он остался сидеть в кресле, пока земля возле черной горстки пепла не зашевелилась. Вынырнуло тупое рыло реанимационного робота. Приполз… Миг — и машина превратилась в полтонны оплавленного железа. Он прошелся по саду, захохотал:

— Игра? Верно! Будем же играть!

Второй робот прилетел через шесть минут. Спланировал из-за деревьев… Он прицелился, выстрелил, произнес, как аксиому:

— Ни один робот не причинит вреда человеку. Будем же играть!

На стенах его дома висел богатый арсенал. Он выбрал несколько штуковин поувесистее и повнушительнее. Перекусил, поглядывая на пепел. Третий робот пытался прикрыться защитным полем. Но нейтринный луч пробил поле…