Уильям Фолкнер - Сарторис

• Название: Сарторис
• Автор: Уильям Фолкнер
• Издательство: Терра
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2001
• ISBN: 5-300-02697-2, 5-300-02696-4

Самобытное творчество Уильяма Фолкнера (1897-1962), высокий гуманизм и истинное мастерство его прозы выводят писателя на авансцену не только американской, но и мировой литературы. В настоящем собрании сочинений представлены основные произведения, характеризующие все периоды творчества У.Фолкнера.

В первый том Собрания сочинений включены ранние романы: «Солдатская награда» (1926 г.) и «Сарторис» (1929 г.), который открывает «Йокнапатофскую сагу» – цикл произведений о созданном воображением писателя маленьком округе Йокнапатофе в штате Миссисипи.

В романе «Сарторис» раскрывается трагедия молодого поколения южан, которые оказываются жертвами противоборства между красивой легендой прошлого и и реальностью современной им жизни. Выросшие под обаянием рассказов о героическом прошлом своих семейств, они оказываются беспомощными, когда сталкиваются лицом к лицу с действительностью.

---

Владелец автомобиля, безжизненный и неподвижный, болтался из стороны в сторону на тряской повозке. Так они проехали несколько миль. Джон Генри своей рваной соломенной шляпой закрывал от солнца лицо белого человека. Потом тряска усилилась, и Баярд опять застонал.

– Езжай потише, отец, а то он от тряски просыпается, – сказал Джон Генри.

– Еще чего. Я этот ихний томобиль с моста не толкал. Мне надо в город, а потом домой. Веселей, мулы!

Джон Генри попытался уложить Баярда поудобнее, чтобы его не так трясло, и Баярд снова застонал и поднес руку к груди. Потом он пошевелился, открыл глаза, но тотчас снова зажмурился от солнца. Лежа головой на коленях у Джона Генри, он стал браниться. Потом снова пошевелился, пытаясь сесть. Джон Генри не пускал его, и тогда он опять открыл глаза и начал вырываться у него из рук.

– Пусти, черт бы тебя побрал! Мне больно, – сказал он.

– Да, сэр, капитан, пожалуйста, лежите тихо… Баярд изо всех сил дернулся, схватился рукою за бок, между его растянутыми губами сверкнули зубы, а пальцы второй руки, как железные крючья, вцепились в плечо Джона Генри.

– Стой! – заорал он, уставившись диким взором в затылок старшего негра. – Останови его, заставь его остановиться! У меня из-за него все ребра наружу вылезут.

Он снова выругался и, пытаясь встать на колени, опять схватился одной рукой за бок, а другой за плечо Джона Генри. Старший негр обернулся и посмотрел на него.

– Стукни его чем-нибудь! – кричал Баярд. – Заставь его остановиться. Мне больно, черт бы вас всех побрал!

Повозка остановилась. Баярд теперь стоял на четвереньках, и его свисающая голова болталась из стороны в сторону, как у раненого зверя. Оба негра невозмутимо на него смотрели, и он, все еще держась рукою за бок, попытался выбраться из повозки. Джон Генри спрыгнул наземь, чтоб ему помочь, и тогда он потихоньку вылез и с судорожной ухмылкой на бескровном потном лице оперся о колесо.

– Садитесь обратно, капитан, – сказал Джон Генри, – поедем в город к доктору.

Глаза Баярда, казалось, тоже побледнели. Он прислонился к повозке, облизывая губы. Потом сел на обочину и принялся расстегивать пуговицы на рубашке. Оба негра молча за ним наблюдали.

– Есть у тебя нож, парень? – спросил Баярд.

– Да, сэр.

Джон Генри достал нож и, следуя указаниям Баярда, разрезал ему рубашку. Потом с помощью негра Баярд плотно обвязал ею грудь и встал на ноги.

– Папироса есть?

Папиросы у Джона Генри не было.

– У отца есть немножко жевательного табаку, – предложил он.

– Ладно, дай горсточку.

Они дали ему горсть табаку и помогли снова забраться в повозку и сесть на сиденье. Старший негр взялся за вожжи. Повозка со звоном и дребезжаньем покатилась по красной пыли, из тени на солнце, вверх и вниз по склонам холмов. Баярд держался за грудь, жевал табак и не переставая ругался. При каждом толчке, при каждом вдохе сломанные ребра больно впивались ему в тело, а повозка все катилась и катилась, из тени на солнце и снова в тень.

Наконец последний холм остался позади, дорога вырвалась из тени на плоскую безлесную равнину и влилась в шоссе. Здесь повозка остановилась, и под палящим солнцем, обжигавшим его плечи и непокрытую голову, Баярд вступил в спор со старшим негром, который ни за что не хотел везти его домой. Баярд ярился и бушевал, негр ворчал, но твердо стоял на своем, и тогда Баярд отнял у него вожжи и, нахлестывая ими изумленных мулов, во весь опор погнал их вперед.

Последняя миля была самой тяжелой. Со всех сторон к мерцающим в дымке холмам уходили возделанные поля. Земля, пропитанная зноем, ворочалась и перекатывалась и, опьяненная зноем, источала его всеми своими порами, как дыхание алкоголика источает запах винного перегара. Редкие низкорослые деревья вдоль дороги не давали никакой тени, и мулы, задыхаясь в поднятой их же копытами пыли, перешли на медленный, доводящий до бешенства шаг. Баярд вернул негру вожжи и, закрыв глаза, перед которыми плавали красные круги, вцепился в сиденье, ощущая только ужасную жажду и чувствуя, что теряет сознание. Негры тоже поняли, что у него плохо с головой, и младший снял свою рваную шляпу и отдал ее Баярду.

Мулы с их забавными длинными ушами принимали фантастические очертания, бессмысленно расплываясь, уплывая и выплывая вновь. Временами появлялось ощущение, будто они движутся назад, без конца проползая мимо одного и того же дерева или телефонного столба, и ему казалось, что все они – три человека, два мула и дребезжащая повозка – попали в какую-то страшную мельницу и мечутся по бесконечному, бесцельному и безысходному кругу.

Наконец, когда он уже совсем перестал воспринимать окружающее, повозка въехала в железные ворота. На его голые плечи упала тень, он открыл глаза, и перед ним, плавая в бледном тумане, как мираж, возник его собственный дом. Тряска прекратилась, негры помогли ему сойти, и младший пошел с ним к ступенькам, поддерживая его под руку. Но Баярд оттолкнул его, поднялся наверх и прошел через веранду. После яркого наружного света в прихожей нельзя было ничего разобрать, и он на секунду остановился, моргая глазами и шатаясь от подступающей тошноты. Потом из тьмы выплыли белки Саймона.

– Господи Боже ты мой, да что это опять с вами случилось? – спросил Саймон.

– Саймон? – Баярд зашатался и, пытаясь сохранить равновесие, наткнулся на что-то в темноте. – Саймон.

Саймон быстро подошел и взял его за руку.

– Говорил я вам, что этот томобиль вас прикончит, говорил я вам!

Обхватив Баярда за талию, он повел его к лестнице, но тот не хотел подниматься, и тогда Саймон через прихожую провел его в кабинет, где он остановился, держась за стул.

– Ключи, – заплетающимся языком выговорил он. – Тетя Дженни. Дай выпить.

– Мисс Дженни уехала в город с мисс Бенбоу, – отозвался Саймон. – Никого нет, никого, одни черномазые. Говорил я вам! – завопил он снова, ощупывая Баярда. – Крови нет. Идите, ложитесь на диван, мистер Баярд.

Баярд двинулся вперед. Хотя Саймон его поддерживал, он зашатался, обошел стул, упал на него и схватился за грудь.

– Крови нет, – бормотал Саймон.

– Ключи, – повторил Баярд. – Достань ключи.

– Да, сэр, сейчас достану.

Саймон продолжал бестолково ощупывать Баярда, пока тот, выругавшись, в ярости его не оттолкнул. Все еще со стоном повторяя «крови нет», Саймон повернулся и суетливо выбежал из комнаты. Баярд сидел, наклонившись вперед и держась руками за грудь. Он слышал, как Саймон поднялся по лестнице и затопал над головой. Потом Саймон вернулся, и Баярд стал смотреть, как он открывает конторку и достает графин с серебряной пробкой. Он поставил графин обратно, снова выбежал, вернулся со стаканом и увидел, что Баярд стоит возле конторки и пьет прямо из графина. Саймон посадил его обратно на стул и наполнил стакан. Потом принес ему папиросу и в отчаянии бестолково засуетился вокруг него.

– Разрешите мне позвать доктора, мистер Баярд.

– Нет. Дай еще выпить. Саймон повиновался.

– Это уже будет три стакана. Разрешите, я позову мисс Дженни и доктора, пожалуйста, мистер Баярд, сэр.

– Нет. Оставь меня в покое. Уходи отсюда.

Он выпил и этот стакан. Тошнота и фантастические видения исчезли, и ему стало лучше. При каждом вдохе в бок впивались горячие иглы, и он старался дышать неглубоко. Если б он только мог вспомнить… Да, ему стало гораздо лучше, и поэтому он осторожно поднялся, подошел к конторке и выпил еще. Правильно Сэрат говорил – это лучшее лекарство от любой раны. Как в тот раз, когда его ранило трассирующей пулей в живот, и желудок принимал только молоко с джином. Ну, а это чепуха – подумаешь, вдавило пару ребер. Чтоб закрутить его фюзеляж струной от рояля, десяти минут хватит. Не то что Джонни. Ему вся эта дрянь попала прямо в бок. Проклятый мясник даже нисколько не поднял прицел. Не забыть бы, что не надо глубоко дышать.

Он медленно пересек комнату. В полутемной прихожей перед ним мельтешил Саймон, который размахивал руками, глядя, как он медленно поднимается по лестнице. Он вошел в свою комнату – в комнату, которая принадлежала ему и Джону, – прислонился к стене и постоял немного до тех пор, пока снова смог делать неглубокие вдохи. Потом направился к стенному шкафу, открыл его и, осторожно опустившись на колени и держась рукою за бок, открыл стоявший там сундук.

В сундуке лежало всего несколько вещей: какая-то старая одежда, маленькая книжечка в кожаном переплете, патрон дробовика, к которому была прикручена проволокой высохшая медвежья лапа. Это был первый медведь Джонни и патрон, которым он застрелил его в долине реки около фермы Маккалема, когда ему было двенадцать лет. Книга была Новый Завет; на форзаце стояла выцветшая коричневая надпись: «Моему сыну Джону в день его семилетия 16 марта 1900 года от мамы». У него имелась точно такая же; в тот год дедушка распорядился остановить утренний товарный поезд, чтобы отвезти их в город, где они должны были ходить в школу. Одежда представляла собой парусиновую охотничью куртку, она была запятнана и забрызгана тем, что когда-то было кровью, изодрана колючками и все еще пропитана слабым запахом селитры.