Марти Леймбах - Дэниэл молчит

• Название: Дэниэл молчит
• Автор: Марти Леймбах
• Издательство: Фантом Пресс; Эксмо
• Жанр: Современная проза
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-86471-433-1

Роман «Дэниэл молчит» — об отваге и самопожертвовании, о женской сути и о природе любви, о драме современной молодой женщины, готовой на все, лишь бы вылечить своего сына.

Мелани живет в Лондоне с мужем и двумя детьми. У них образцово-показательная семья. Но, когда младшему сыну Дэниэлу ставят диагноз «аутизм», идиллия рушится точно карточный домик. Дэниэл не спит ночами, часто плачет и упорно отказывается говорить. Пока муж ищет утешения в объятиях бывшей подруги, Мелани одержимо пытается помочь своему мальчику, действуя вопреки медицинским рекомендациям, светским условностям и советам ближних. На этом пути ей придется пройти через очень многое. И все же сила духа, надежда и добрые люди помогут ей не только выстоять, но и победить.

Эта достоверная, оптимистичная и очень светлая история увлекает не меньше, чем знаменитый фильм «Человек дождя». Сейчас готовится экранизация романа, главную роль должна сыграть Джулия Робертс, которая уже снялась в известном фильме по предыдущей книге Марти Леймбах «Умереть молодым».

Перевод с английского Елены Ивашиной.

---

Я пыталась представить его с неопрятной бородой, голым черепом, в мерзкой водолазке и нелепых штанах матадора. Срабатывало… на минуту-другую, пока он не улыбался мне со снимка всей нашей семьи на фоне незамысловатого летнего домика в Уэльсе.

— Мне очень жаль, что все так вышло, Мэл, — вздохнула Кэт, которую мой телефонный звонок застал на рабочем месте, в кабинете. — Я-то что могу поделать — выставить его вон? Думаешь, он вернется к тебе? Если тебя это хоть капельку утешит, знай, что он очень несчастен. Все вечера проводит перед телевизором, наливаясь пивом.

— Вот это как раз в порядке вещей, — возразила я.

— Хочешь сказать, это и есть жизнь семейного человека? Слава богу, я не замужем! Еще он с компьютером развлекается да по телефону треплется. Короче, общается только с техникой.

— Хм. Опять же — норма.

— Послушай, Мэл… Ты наверняка хочешь спросить, упоминает ли он о тебе. Отвечаю — нет. Ни слова о тебе не говорит. Как, кстати, и о том, когда освободит помещение. А я жду не дождусь этого дня. Единственное, в чем я уверена, — он не счастлив. Даже по воскресным вечерам в ящик пялится, прыгая по каналам.

— Таков он и есть, мой муж.

— Е-мое, можешь забирать его себе со всеми потрохами.

— Держи меня в курсе, ладно? — попросила я.

— Само собой. И ты меня — насчет Дэниэла. Я тоже виновата.

С чего бы это Кэт испытывать вину из-за моего ребенка?

— Я должна была заметить. Терапевт как-никак, — объяснила она. — К сожалению, нас едва знакомят с такими отклонениями, как аутизм. К тому же дети-аутисты, которых я видела, были гораздо старше и совсем плохи. Никакого сравнения с Дэниэлом.

Ее слова грели мне душу целый вечер. Совсем плохи. Никакого сравнения с Дэниэлом!

Единственное, без чего я не мыслю себе жизни, — это видеомагнитофон. Наш сломался, и я тут же отправилась в «Джон Льюис» за новым.

— У предыдущего еще не вышел гарантийный срок, — подсказал продавец.

— И сколько займет починка?

Парень пожал плечами.

— Вот видите. Значит, я на несколько дней останусь без видика.

— Даже на несколько недель, — уточнил продавец.

Я покачала головой и протянула деньги:

— Доставьте новый, только обязательно в упаковке.

По вечерам мне было так одиноко, что я даже названивала брату. Мой старший брат либо обитает на какой-нибудь военной базе, либо живет с женщиной, которая регулярно наведывается в свои прошлые жизни и считает, что раньше она была грегорианским монахом, римским легионером, служанкой при королеве Елизавете и жертвой гибели «Титаника». Она лет на двадцать старше Ларри, близка к менопаузе, а в нынешней своей ипостаси — особа с причудами. Занимается выхаживанием обездоленных, перенесших психологическую травму попугаев; живет в трейлере где-то в штате Мэн. Там можно застать и моего брата, если он не коротает вечер на каких-нибудь зряшных вечерних курсах, исследуя внутренние аспекты своей сущности, или не уходит в астрал с помощью травки.

— Ты в юности такая красотка была! — объявил Ларри, когда я позвонила в первый раз. — Слышь, я всем корешам твою фотку показывал, так они были просто в улете!

Это ж до какого отчаяния я дошла, если мне захотелось услышать брата. Впрочем, как раз слышала-то я его с большим трудом. Попугаи верещали как резаные. Ларри даже пообещал зажарить того, что забился в угол, яростно выщипывал перья и без продыху вопил: «Жизнь хоррроша!»

Я осваивала с Дэниэлом один очень полезный прием, используя в своих интересах его одержимость любимыми предметами. Например: пока он спал, цепляла Томаса к верхнему краю штор, к которым Виина питает такую ненависть, и ждала, когда Дэниэл проснется и начнет искать свой паровозик.

— Не нашел? А вот он где! — И показывала пальцем вверх, на штору.

В конце концов Дэниэл догадывался, что нужно посмотреть, куда нацелен палец, обнаруживал игрушку — и тут же ее получал. Я повторяла этот фокус без устали, пристраивая Томаса на рамы картин или на кухонные полки, привязывая в туалете к шнуру от лампы. И всякий раз, как только его взгляд, проследив за моим пальцем, натыкался на цель, Дэниэл получал свой паровозик.

Однажды меня осенила идея получше. Слямзив паровозик, я сунула его на карниз для штор и сложила пальцы Дэниэла так, чтобы он сам показал вверх. И сразу же вручила ему Томаса. Стоило пальчику указать на паровозик — и Томас непременно возвращался к Дэниэлу. Вскоре мой мальчик уже тыкал пальцем в печенье, молоко, в любимые кругляши, которые я раскладывала по всему дому как можно выше.

— Мяч!

Дэниэл показывал на мячик.

— Дамбо! — Эмили тоже включилась в игру.

Дэниэл показал на Дамбо.

— Уши ему сломаешь! — Эмили быстренько забрала своего слона.

Я задохнулась от счастья, когда Дэниэл шагнул еще дальше. Вооружившись коробочкой с «мыльными пузырями», я подношу к губам желтую палочку с колечком на конце и говорю:

— На старт, внимание, мммм…

— Аш! — говорит Дэниэл.

И я дую, дую, дую.

Одна из любимых игр — забег с коляской. Мы с Эмили бегом толкаем коляску по дорожкам Гайд-парка — и резко тормозим.

— Дэниэл, скажи «марш»! — требует Эмили.

— Аш! — выходит у Дэниэла.

Мы снова мчим по дорожке. И снова останавливаемся, хватая ртом воздух. Дэниэл ждет продолжения.

«Аш!» — говорит он, и коляска срывается с места. Из-под наших кроссовок летит галька, мы хохочем, пролетая мимо десятков неодобрительных лиц тех, кто уже забыл счастье от первых слов ребенка.

— А откуда, собственно, у попугаев психологическая травма? — спросила я Ванду.

Ее не устраивал привычный статус «подружки» Ларри, и она именовала себя «леди-друг». Я попала в ее сети, поскольку Ларри не оказалось дома и трубку взяла Ванда. Она почему-то находила особый кайф в том, что звонок из Англии.

— Очень просто. Люди покупают попугаев, попугаи их достают, люди их вышвыривают. Попугаям деваться некуда, попадают ко мне. — Голос Ванды звучал на фоне пронзительных птичьих криков. Гвалт стоял такой, что мне приходилось держать трубку на приличном расстоянии от уха. — Говоришь, ты из Англии? А почему акцента нет?

— Потому что я сестра Ларри. (Тьфу, вот балда.) Мы с ним вместе выросли.

— Как это? Ларри ж не англичанин!

Мне было лень пускаться в объяснения.

— А все-таки, Ванда? Как попугаи попадают к вам? Почему их никто не берет?

— Потому что они психи. Слышь, как орут? Несчастные психи, вот кто эти попугаи. Они никому не нужны.

— Почему?

— Только не говори, что не слышишь этот гребаный шум! — заорала Ванда.

Она развернула трубку к птицам. Казалось, там беснуется разъяренная толпа. Хоть бы предупредила! У меня едва барабанные перепонки не лопнули.

— Они все крушат, верещат без конца, от страха бьются в клетках и ломают крылья, — продолжала Ванда. — Попугай привязывается к одному человеку. Если этот человек его бросает, у попугая сносит крышу. А у твоих мальцов есть тамошний акцент?

— У той, которая разговаривает, — есть.

Я пыталась представить себе «несчастных психов» Ванды. История болезни ее попугаев слегка напоминала теорию Беттельхайма о причинах аутизма детей. Точнее, теорию так называемого «институализированного аутизма»: если мать отказывает ребенку в любви, игрушках и вообще отгораживается от него, то ребенок уходит в свой мир.

— Значит, все эти попугаи когда-то были нормальными?

— Ищщщё какими нормальными, — подтвердила Ванда. — Это ж все люди с ними творят. Это все чертовы люди.

— Но их можно вылечить?

— Куча времени уйдет, штоб ты знала.

— А если бы их не бросали? Были бы нормальными?

— Только с первым хозяином. Тогда они счастливые птички. Тогда они улыбаются.

— С ними ничего не случилось бы, если бы их любили, ласкали, играли с ними?

То есть лелеяли так, как я лелеяла Дэниэла с минуты его рождения. Он ни дня не провел без мамы… Боже. Я вдруг поняла, как низко пала в своем отчаянии. Ну надо же — искать поддержки у Ванды, которая верит, что в прошлой жизни была индейской скво.

— Лапуля, ты, никак, попугая надумала завести? Ну так я тебе вот что скажу: дай ему такую любовь — и он твой на веки вечные! Только не вздумай выбирать из моих психов! Мои птички — обуза будь здоров.

В очередной приход Стивена мы устроили ему сюрприз. Правда, он горел желанием поскорее забрать детей в их любимый детский городок имени принцессы Дианы, но уступил моим просьбам.

— Так. Стой здесь и смотри!

Я достала «мыльные пузыри» и за ручку привела Дэниэла. Глазенки у него вмиг загорелись: пузыри-то круглые, а все круглое он любит. Я опустилась перед ним на корточки, с «мыльными пузырями» в руках, с надеждой в сердце.