Сати Спивакова - Не всё

• Название: Не всё
• Автор: Сати Спивакова
• Издательство: ВАГРИУС
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2002
• ISBN: ISBN 5-264-00785-3

«Мне посчастливилось общаться и дружить с воистину легендарными людьми…» так начинает свое повествование Сати Спивакова. И среди них — Г. Вишневская и М. Ростропович, М. Плисецкая и Р. Щедрин, И. Менухин и Л. Бернстайн, Б. Окуджава и С. Параджанов, Г. Товстоногов и Е. Светланов, А. Шнитке и А. Собчак… О встречах и беседах с ними — первая книга автора и ведущей телепередачи «Сати», жены всемирно известного скрипача и дирижера Владимира Спивакова.

---

— Ребятки, я вас так люблю. Черт с вами, приеду я в этот ваш Кольмар.

Мы думали, сгоряча пообещал и забыл. А он никогда ничего не забывает. Через неделю мы встретились в Париже:

— Я вас жду завтра в восемь утра. Посмотрим планы, поймем, какой день у меня свободен.

Энергия у него совершенно необыкновенная. Недавно признался:

— Стал стареть, мне теперь для того, чтобы хорошо себя чувствовать, нужно хотя бы часа три ночью поспать. Раньше я мог вообще не спать ночами. Я ловлю кайф, когда наступает утро, солнце вот-вот взойдет, а у меня постель неразобранная — это значит, что пока все спали, я прожил эти часы — успел позаниматься, почитать, что-то написать.

Росторопович может до трех ночи пребывать в обществе, а в восемь утра встретить вас — свежий, в рубашечке с жилеточкой, дающий интервью. Его жизнь рассчитана по минутам. В голове — компьютер. В кабинете — полнейший бардак, в котором он один может разобраться. В эту святая святых он никого не пускает. И чемоданы свои он собирает только сам. На специальных подставках стоят три раскрытых чемодана — в Америку, Японию и, предположим, Лондон. Во время разговора с вами он встает, вспоминает что-то, бежит, достает пару галстуков, партитуры, закидывает это все в один из чемоданов. Потом возвращается. Вскоре снова вспоминает, что надо добавить в другой чемодан.

Итак, Ростропович приехал в Кольмар на двое суток. Все настолько перед ним благоговели, что боялись к нему подойти. Ехал он на машине с тогдашним послом России во Франции Юрием Алексеевичем Рыжовым, замечательным нашим другом. Торжественно вернул мне билет, который мы ему выслали:

— Видишь, я вам сэкономил на билете.

Позвонила Лена — отцу срочно нужно для страховки сделать анализ крови. В семь утра я, договорившись в лаборатории, поехала с ним. Хозяин медицинской лаборатории приоделся, привел жену в полном макияже, детей, дымились горячие булочки и кофе. Медсестра на нервной почве никак не могла попасть в вену.

— Лапуля, ты меня коли, не бойся.

Они попросили его прислать диск, Ростропович взял адрес и прислал! Он не забывает мелочей. И дарит такое тепло, что люди сразу начинают считать его своим другом и называть Славой. После концерта, когда спрашивают, где найти Славу, Галина часто шутит: «Идите на звук поцелуев».

После анализа крови он попросил меня отвезти его куда-нибудь постричься. Молоденькая заспанная парикмахерша его не узнала. Я сидела рядом, наслаждаясь историями, которыми он фонтанирует. К сожалению, ни одну не могу припомнить, осталось только ощущение неземного счастья. Она быстро его постригла, взяла с нас 78 франков, денег у Славы не было, заплатила я, но он потом всунул мне их со словами:

— Еще не хватало, чтобы я за твой счет стригся. Ты меня, пожалуйста, не унижай.

А девушка до сих пор так и не знает, кого она стригла!

По мере приближения концерта Ростропович становился все серьезнее и серьезнее. Днем у него была репетиция, потом мы вернулись в гостиницу за какими-то бумагами. У него в номере у кровати лежал целый иконостас маленькие иконки, которые он повсюду возит с собой.

— Ты знаешь, как играл на виолончели мой отец? Некоторые вещи, которые я помню, я никогда не смог сыграть так, как он!

Часа за полтора до начала я отвезла его на концерт. Ему принесли подиум, он отметил, где вставлять шпиль. Потом сел разыгрываться в часовне за собором, где проходят концерты. Принесли чай.

— Не уходи, посиди еще, — попросил он.

— Почему вы такой бледный? Вам нехорошо?

— Нет-нет, я просто волнуюсь.

— Вы волнуетесь? Не может быть! Вы что, боитесь?

— Да, я очень боюсь. Чем дальше, тем больше и больше. Я боюсь плохо играть.

— Вы не можете плохо играть!

— Могу, и к сожалению, иногда приходится этим пользоваться. А я не хочу этим пользоваться, давать себе спуску.

— Отчего же вы волнуетесь?

— С каждым годом все труднее отстаивать свое имя, и мне стыдно перед композитором, даже пусть это будет Гайдн.

Это было сказано так искренне, без грамма позерства, без пафоса, без всякого наигрыша. Я понимала, что в этот момент где-то между ключицами у него клокотал страх выйти на сцену и сыграть не так и что он не хочет себе этого позволять. В момент выхода на сцену гений подобен простому смертному. Мне кажется, как бы он не играл сейчас, суть не в том, чтобы сыграть пассаж блестяще, как двадцать лет назад. У него бывают такие вспышки и откровения, что понимаешь: человек говорит в этот момент с Богом. Никому не удастся так играть на виолончели, заставить ее так звучать, что ты чувствуешь, как погружаешься в нирвану. Когда он играет Баха, он как бы выстраивает вокруг себя невидимую стену, и эта стена отделяет его от зрителей. Он играет «Сарабанду», а мне кажется, что из его темечка выходит луч прямо в небо. За одно его выражение лица, за звук, которым он играет Баха, можно все отдать.

После концерта в Кольмаре, часа в три ночи после ужина, он сказал Володе фразу, которая показалась мне очень важной, поскольку ее сказал его старший друг Слава:

— Старик, оркестр, «Виртуозы» — это замечательно. Но прежде всего ты скрипач. Я хочу посоветовать тебе: держи порох сухим. Чтобы в «кармане» всегда было несколько готовых концертов. И что бы ни случилось, разбегутся твои оркестранты или нет, ты мог бы играть концерты. Взял в руки скрипку — и поехал. И тебе никто не нужен.

Это был главный совет Ростроповича — Спивакову.

С тех пор я заходила к нему после концертов со словами:

— Мстислав Леопольдович, а порох-то сухой.

— Сегодня подсушил, — отвечал Слава.

Наутро, очень рано я зашла за ним перед завтраком и застала его моющим ванну в номере.

— Ты хочешь, чтобы пришли горничные и сказали, что Слава Ростропович русская свинья? — парировал он мои аргументы, что скоро горничная все приберет.

Еще помню, как в 1991 году он приехал на Первый Сахаровский конгресс в Москву. И сразу с самолета — в Большой зал на репетицию. Это было его первое выступление с «Виртуозами». Сверху из окна артистической было видно, как он бежит от памятника Чайковскому и катит виолончель. В пристройку Большого зала, где проходила репетиция, набилось очень много народу. Слава был в ударе. Шел процесс репетиционного кипения. Он что-то пел, дирижировал. В перерыве сказал мне:

— Сбегай принеси мне чего-нибудь пожрать, иначе мне некогда — нам с Вовцом еще пахать и пахать, а заодно (тут он вынул из сумки абсолютно скомканный фрак и рубашку) — отгладь.

Мне не привыкать гладить фрак. Одним больше, одним меньше. Дома были приготовлены котлеты и грибной суп. Я побежала домой (благо мы жили тогда напротив БЗК на улице Неждановой). Отгладив моим дорогим артистам фраки, брюки и рубашки (всё в двух экземплярах) и обвесившись сумками с термосом, кастрюльками и элементарной посудой, мы с моей подругой Леной понеслись назад в зал. В артистической толпились фотографы и телевизионщики. Спиваков нервно брился, Слава схватил банку с супом, не обращая внимания на мои попытки сервировки:

— Лапуля, не разводи мне тут ресторан — тарелочки, салфеточки…

У меня сохранилась фотография: Спиваков бреется, Ростропович рубает суп из банки, а я в середине — молоденькая, расфуфыренная, но совершенно обалдевшая.

Забавных эпизодов со Славой связано множество. Одна история произошла во время знаменитого музыкального круиза. Был концерт в Греции, в амфитеатре в Дельфе. Играл польский оркестр, очень слабый, с венгерским дирижером — просто никаким. Слава шел на репетицию очень печальный. Комментировал:

— Он меня сейчас будет втягивать в себя, делать клизму по-йоговски. Ты не знаешь, что такое клизма по-йоговски? Йог садится голой жопой в лужу и усилием воли втягивает в себя воду.

Тогда родилась идея в этот слабейший оркестр внедрить музыкантов-солистов. Это был уникальный случай. Все артисты, присутствовавшие на корабле, дружно сели в оркестр поддержать Славу. Эксперимент удался. Оркестр зазвучал колоссально! На третьем пульте первых скрипок сидел Спиваков, на втором пульте альтов сидел Башмет, на втором у флейт — Рампаль, Стерн и Аккардо сидели на вторых скрипках, гобоист Бург тоже на третьем пульте… С такой «группой поддержки» Слава сыграл в тот раз концерт Дворжака.

Ростропович не может играть хорошо или плохо. Ростропович — гений. К таким, как он, должны быть применимы иные мерки. Это счастье — быть современником гения. Почему мне так и обидно за все, что произошло в Москве, когда его стали унижать статьями после премьеры в Самаре оперы Сергея Слонимского «Видения Иоанна Грозного», в которую он вложил столько сил и энтузиазма. Он говорит, что не обиделся. Но, конечно, это не так. Когда какая-то гнида выползает и поднимает голос на самого Ростроповича, это напоминает мне басню «Слон и моська». В таком тоне возмутительно писать о ком бы то ни было. Эти молодые люди ходили пешком под стол, а он уже гениально играл. Ведь жизнь в стране могла сложиться иначе. Не будь Горбачева, наши журналисты никогда не получили бы той свободы слова, которой так цинично стали пользоваться. Возвращение Ростроповича в феврале 1990 года объединило всех. Не было события более важного в Москве. И вместо того чтобы ходить за ним и записывать каждое слово, снова устроили безобразную травлю. Понятно, что он больше не хочет выступать с концертами в России. Возможно, нельзя было реагировать — не «царское» это дело. Но, может быть, он и прав. Ростропович дорожит своим здоровьем и временем и едет туда, где его ждут. А мы снова отбросили себя на много лет назад, лишившись его.