Кнут Гамсун - Август

• Название: Август
• Автор: Кнут Гамсун
• Издательство: Текст; АСТ
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2002
• ISBN: 5-7516-0279-X

«Август» - вторая книга трилогии великого норвежского писателя, лауреата Нобелевской премии К.Гамсуна. Главный персонаж романа Август - мечтатель и авантюрист, столь щедро одаренный природой, что предосудительность его поступков нередко отходит на второй план. Он становится своего рода народным героем, подобно Пер Гюнту Г.Ибсена.

---

— Ты чего говорил? — спрашивает Эдеварт, чтобы переменить тему. — У тебя и в самом деле болит нога?

— Ничего у меня не болит, — отвечал Август, — я просто так сказал, чтобы не выхваляться своей тростью и не привыкать снова к выдумкам и хвастовству.

Поулине смягчилась.

— Хороший ты человек, — сказала она.

— Это почему же?

— Ты не стесняешься признать свою вину.

Возможно, сам Август не видел в этом ничего особенного, однако он не преминул воспользоваться случаем.

— Да-да, — сказал он, — вот так-то, пожалуй, лучше, чем обвинять в убийстве.

Поулине, женщина достойная и порядочная до мозга костей, обратилась к старшему брату:

— Как ты думаешь, Эдеварт, вот если бы ты не схватил его за руку, дошло бы дело до кровопролития?

Эдеварт:

— Нет и нет, он просто рассердился.

XXIV

С тех пор прошёл месяц.

В Поллене царила тишина, никакой деятельности, никакого движения, но маленькие лужки и пахотные земли старосты Йоакима выглядели отменно, а уж за селением вообще царила Божья благодать — зелёные поля тянулись от каждого дома до береговых скал. А что же такое было здесь, встречало лето, росло и вызревало? Ячмень, овёс, трава, репа и картошка, словом, достаточно еды для людей и скота.

Зажиточный земледелец не мог нарадоваться на своё хозяйство, он видел в этом Божье благословение своим трудам. Никто не умел быть так благодарен за уход и заботу, как земля, она с лихвой возвращала вложенное в неё, вознаграждала по-матерински, вознаграждала по-божески. А осенью у него было работы выше головы — всё время убирать и убирать. Не пшеницу, не кукурузу, нет, Ездра и Осия признавали лишь тот хлебный злак, на котором росли и выросли и старый Мартинус, и все другие полленцы, выросли, и состарились, и дожили кто до восьмидесяти, кто до девяноста, а кто и до ста лет. Достигнув такого преклонного возраста, они имели полное право сидеть в сторонке и смотреть, как старятся другие.

Август-скиталец взывал к ним, толковал о промышленности и о финансах — но какое им дело до всего до этого? Пастору они платили сиклем священным и праведной мерой, королю и общине — телячьей шкурой, маслом, сыром и берёзовыми дровами, всего помаленьку, изредка быком — властям из Верхнего Поллена. И всё шло своим чередом, шло превосходно, на крестьянский лад. Август-скиталец в своё время многому их выучил, теперь он учил их другому: всё должно себя оправдывать в тысячекратном, в непонятно-сколько-кратном размере...

Август, видно, совсем отказался от мысли оборудовать фабрику машинами. На все телеграммы, которые Поулине доставляла на станцию, завод не ответил ни единым словом. Август обсудил это загадочное обстоятельство с Поулине, и никто из них не мог понять, в чём тут дело. «Может, они не верят, что ты заплатишь?» — «С этих придурков станется,— соглашался он. — Но почему они тогда не напишут и не попросят предоставить им гарантии? Им бы сразу всё стало ясно, ведь у меня есть ценные бумаги трёх или четырёх стран». Август бранился что есть мочи и обещал наведаться на завод и сказать им всё, что он про них думает, как только поедет в Норвежский банк, чтобы поменять свои бумаги. «А чего б тебе не поехать прямо сейчас?» — спрашивала Поулине, как обычно, невпопад. Да разве он может сейчас уехать от своей плантации, когда она вся стоит в цвету!

Август вообще был весьма занят своим участком. Просто чудо глядеть, как растут, кустятся и качают на ветру крупными листьями его питомцы. До сих пор Август никому, кроме Теодора, не говорил, что это у него такая картошка, но на простую, обычную картошку растения походили всё меньше и меньше, а походили они, по правде говоря, на свёрнутую трубку, и тогда спрашивается, что это могла быть за картошка? А ещё вот что занятно: Август понемножку обрывал самые большие листья со своих растений, дома клал их под пресс, а выжатому соку давал настояться и перебродить.

Эдеварт какое-то время работал у Ездры, они распахали новый участок, после чего он вернулся в свою комнату над кофейней, где, как и прежде, обитал вместе с приятелем.

Написать письмо он так до сих пор и не собрался, ссылаясь на то, что Август ему отсоветовал писать.

— А телеграмму ты послал?

— Нет, пока не послал.

Август за голову схватился:

— Ты что, совсем спятил? Вот отправил бы вовремя телеграмму, так и жена была б уже здесь, при тебе. Из чего ты, спрашивается, сделан? Из камня или из дерева? Господи, прости меня грешного!

Эдеварт сидит и размышляет над словами друга, моргает, предаётся раздумьям, он такой тугодум и такой бестолковый.

— Не так уж всё это просто, — говорит он, — у меня ведь совсем не было денег, пока я не получил немножко от Ездры.

Для Августа это не довод.

— У тебя что, не было денег на телеграмму? Поулине могла бы тебе одолжить.

— Я вообще не уверен, что мне следует это делать, — бормочет Эдеварт.

— Ах так, значит, ты не уверен, что тебе следует это делать!

Август был совершенно сбит с толку, он ещё никогда не слыхал ничего подобного и не знал, что следует говорить в таких случаях: родная жена в другой стране, а муж здесь, и на кой она тогда ему сдалась? Он обсуждал это дело с самим собой, задавал себе вопросы и сам на них отвечал. Может, ему следовало самому отправить эту телеграмму как бы от имени Эдеварта и вызвать эту самую жену сюда для выполнения супружеского долга? А какой у неё адрес? Сделать так, чтобы миссис Эндрюс не позже чем через месяц появилась здесь, — это для него пара пустяков.

Эдеварт моргал и раздумывал. Потом сказал:

— Дело в том, что у тебя есть вкус к жизни.

— Что ж мне, по-твоему, надо иметь вкус к смерти?

Август снова делается словоохотливым, говорит горячо, говорит много, но ответа не получает. В конце концов ему становится ясно, что друга не так-то просто убедить болтовнёй, он подходит к печке и спрашивает:

— У тебя, часом, нет подозрения, что ты, может быть, не единственный, кто её домогается?

Эдеварт:

— Это как же? Нет, я ничего об этом не знаю.

— Ну вообще то это не моё дело, — говорит Август.

Но он явно угодил Эдеварту, этому жеребцу, в больное место. Тот смутился, поднял с полу какую-то щепочку и начал крутить её.

— Да нет, это и впрямь не моё дело, — повторяет Август и подходит к окну, — но сам я никогда не стану переживать из-за женщины.

Наверно, эти слова были сказаны в утешение Эдеварту, но бесполезно, тот всё ниже склонял голову, вертя подобранную с полу щепочку, и выглядел крайне подавленным. Может, его сердце терзали тревога и заботы? Или он просто делал вид, что испытывает эти чувства?

Август:

— Это, конечно, не очень хорошо. Но скажи на милость, что остаётся делать нам, морякам и путешественникам, кроме как войти в ближайшую гавань, а про старую забыть? Невелика радость вечно ходить и горевать.

— Дело вот в чём, — заговорил Эдеварт. — Сначала нас было только двое, она и я. Вот тогда мы не могли расстаться друг с другом, тогда любая близость казалась нам недостаточной.

— Так оно всегда и бывает! — воскликнул Август тоном знатока.

— Да, только мы начали не с той стороны, — продолжил Эдеварт, — ведь она и раньше была замужем и, наверное, не могла забыть первого мужа.

— Большой подлец был, как я слышал?

— Нет-нет, — ответил Эдеварт, — он был из её родных мест, он вырос на её земле, а я вырос в другом месте, и я был для неё чужой. Может, это сыграло свою роль, не знаю. Но он был побойчей меня, и ещё он был отменный любовник.

— Между прочим, ты тоже не ударял в грязь лицом.

— Я сам, — мечтательно сказал Эдеварт, — я сам был очень молод, я не умел ни играть на гармошке, ни пить, ни ухаживать за другими девушками. Для меня существовала только она. А он выучился на жестянщика и умел делать множество хороших вещей: сита, и ковши, и вёдра. Вот он и был для неё первым номером. С ним она и поехала в Америку.

— А разве он не мог поехать туда один?

— Не думаю, что она хотела этого, ведь она осталась с ним, а немного погодя он где-то сгинул, в этой самой Америке...

— Да плюнь ты на него, — перебивает Август, — в конце концов мы говорим не о нём, а о ней.

— Верно, но никто не знает, что с ним сталось, умер он или просто сбежал.

— Он сбежал, — воскликнул Август, — просто-напросто сбежал, на него это похоже! Не подумал ни про жену, ни про детей. — Августу была непонятна дурацкая беспристрастность друга. Он яростно фыркнул. Тоже мне ревность называется! Август, тот разорвал бы своего соперника в клочья, чести ни на грош, и вообще как-то всё не по-людски. Подлая скотина, арестант и всё такое прочее. — Тебе, Эдеварт, следовало покрепче держать её на привязи, она не видела у тебя серьёзных намерений. Вот будь я на твоём месте!..

— Да всё было хорошо, пока она не начала разыскивать его. И с тех пор я превратился для неё в ничто.