Кнут Гамсун - Август

• Название: Август
• Автор: Кнут Гамсун
• Издательство: Текст; АСТ
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2002
• ISBN: 5-7516-0279-X

«Август» - вторая книга трилогии великого норвежского писателя, лауреата Нобелевской премии К.Гамсуна. Главный персонаж романа Август - мечтатель и авантюрист, столь щедро одаренный природой, что предосудительность его поступков нередко отходит на второй план. Он становится своего рода народным героем, подобно Пер Гюнту Г.Ибсена.

---

— Вот как? — безразлично произнёс Эдеварт.

— Я пришёл попросить, чтоб ты мне подсобил.

— Как пожелаешь, — с готовностью откликнулся Эдеварт.

Но Лувисе Магрете тотчас добавила:

— Уж ты-то всегда найдёшь себе дело, потому что ты настоящий мужчина. А я знай торчу в Поллене безвылазно.

— Ох, миссис Эндрюс, — смеётся Август, — ты ведь не хочешь сбежать от мужа?

— А что мне здесь делать и что здесь делать моему мужу? — отвечает она возбуждённо. — Мы пробыли здесь уже семь недель. Разве не довольно?

— Ну да, Лувисе Магрете хочет съездить к себе в Доппен, — произносит Эдеварт.

— Так, небольшая поездка. Чтобы чуть-чуть размяться.

— Верно, — говорит Эдеварт, — но нам ведь надо собрать денег на билеты в Америку, так что надо экономить.

— Экономить — это конечно, но зачем, спрашивается, ты вообще сюда приехал? Мы вполне могли остаться там, где жили.

— Где жили? Так ты же сама хотела уехать с фермы.

— При чём здесь ферма? Я имею в виду Америку. Мы могли найти сотню других мест. И родня у нас там есть.

— Получилось так, — медленно и протяжно отвечает Эдеварт, — что мне вдруг захотелось домой. Это просто чувствуешь, и всё тут.

Лувисе Магрете обращается к Августу, как к третейскому судье:

— Да, вот так он сидел и говорил мне, сколько раз говорил, что ему тоже тоскливо, и, хоть мы вполне могли бы жить в больших городах, он непременно желал домой. Неужели он не мог просто написать домой письмо и получить ответ, как делают все люди?

— Не мог я писать, — бормочет Эдеварт, — просто не мог, покуда нам так плохо жилось. Я всё ждал и ждал, когда нам станет лучше.

Лувисе Магрете:

— Не так уж и плохо нам жилось. Что в Ла-Кроссе, что в Дулуте. Ты хорошо зарабатывал на лесопильне, мы могли одеваться не хуже других, иногда ходили в театр, а по воскресеньям ездили на поезде за город — уж и не знаю, чего тебе там не хватало.

Август сидел и слушал; этот бродяга, этот перекати-поле вполне разделял мнение Лувисе Магрете, он тоже считал поведение Эдеварта неумным. Да и ответ Эдеварта прозвучал как-то глупо и неубедительно:

— Ну да, я побывал и на лесопильне, и в деревне жил, и в городе, но я нигде не видел такой красоты, пока не вернулся сюда.

— Куда сюда? — переспрашивает Лувисе Магрете. — В Поллен, что ли? Это в Поллене-то красота?

— Для меня красота, — отвечает он.

Лувисе Магрете рассмеялась, она продолжает смеяться, даже поняв, что Эдеварт и в самом деле растроган, как-то по-детски растроган.

— Ну тогда я на своём веку вообще ничего красивого не видела! А во Флориде? А в Техасе? Да просто голые прерии и то красивее, чем здешние места!

Эдеварт вдруг рассвирепел из-за подобного неуважения к его родным краям:

— Перестань трещать!

— Ха-ха-ха! — вырывается у Лувисе Магрете. Бояться ей нечего, здесь присутствует посторонний человек, более значительный, чем Эдеварт, и, уж наверно, он не бросит её в беде. Она его помнит ещё со времён Фусенланнета, тому уже целая вечность, но он и сегодня выглядит точно так же; он не изменился в мыслях, этот старый, непостоянный и невозмутимый человек, ей доводилось несколько раз говорить с ним за эти дни, и она увидела, что он как никто другой может понять это её вечное беспокойство, это отсутствие привязанности. Более удачного участника сегодняшнего разговора и представить себе трудно. У них одинаковые интересы, одинаковая тяга к перемене мест, одинаковый восторг при виде небоскрёбов и бурного движения на улицах, одинаковая жажда жизни и деятельности, событий и приключений.

— Не знаю, Август, как это тебе покажется, — продолжает она, чувствуя себя оскорблённой, — когда муж говорит с женой таким тоном. В Америке я никогда ничего подобного не слышала. Он велел мне перестать трещать!

Август:

— Да, так вот что я хотел сказать: если уж миссис Эндрюс так приспичило съездить в Доппен, чего ради ты возражаешь?

— Ну-ну, — говорит Эдеварт.

— Она просто хочет повидать усадьбу, где родилась, что ж тут такого удивительного?

— Так она уже там побывала, всё повидала, а вот остаться там не захотела, хотя раньше эта усадьба принадлежала нам. А теперь в Доппене хозяйничают чужие люди.

— Остаться там?! — восклицает Лувисе Магрете. — Ты ведь не думаешь, будто мне хочется, чтобы меня там похоронили?

— Но ведь ты оттуда вышла.

— Как тебе это нравится, Август? Я оттуда вышла!

Август спрашивает:

— Скажи, Эдеварт, тебя смущают расходы?

— Да.

— Ну, миссис Эндрюс, тогда можешь сегодня же вечером отправляться почтовым пароходом, — возвещает Август. — С шиллингами затруднений не будет.

Лувисе Магрете прямо оживает на глазах, солнечный свет разливается по её лицу, она опять становится бойкой, указывает кивком головы на Эдеварта и произносит:

— Вот как говорит мужчина, если он настоящий мужчина, уж он-то не скажет: перестань трещать!

Август, не выходя из роли посредника:

— А теперь уймись, миссис Эндрюс.

— Уймусь, уймусь. Мне просто стыдно, что посторонний человек слышал, как он со мной разговаривает.

Эдеварт медленно поднял на неё глаза и ответил:

— Видит Бог, мне на моём веку доводилось и похуже разговаривать с людьми, нежели я разговариваю с тобой.

— Ты слышишь, ты слышишь, Август? Он опять за своё!

Лувисе Магрете была крайне возбуждена, измучена, длительная праздность, а может, и другие, более интимные причины сверх всякой меры наполняли её горечью; она поддалась чувству слепой несправедливости, порой её ужасно терзала мысль, что она, как ни крути, намного старше своего мужа, что ей недолго осталось быть красивой, что подступает старость и пора безумных ночей канула в прошлое. Разве сам он во время их дальних странствий не напоминал ей множество раз о том, какое у неё было раньше милое и невинное лицо: «А ты ещё помнишь, Лувисе Магрете, когда ты впервые прибежала к лодке босиком, в одной юбке и сорочке? Идём со мной, помоги мне спасти овечку, она застряла там, на скале, а уж до того славная овечка, да и шерсть у неё замечательная! А брови у тебя какие были! Господи, какие пушистые брови, да разве одни брови, и глаза тоже, меня прямо в жар бросило...»

За минувшие годы он, верно, не раз говорил подобные глупости, ну чепуха да и только, настоящей леди не пристало слушать такие речи. Невинность? Это у матери с тремя детьми от первого брака!.. Ха-ха-ха! И эти разговоры насчёт бровей! В Америке она никогда ничего подобного не слышала. В жар его, видите ли, бросило! Какие вульгарные разговоры! Кстати, брови у неё и по сей день точно такие же, но разве теперь его бросает от них в жар?

— Он что, снова за своё? — в полном отчаянии спросила она Августа.

Эдеварт хотел что-то возразить, но Август остановил его, опять беря на себя роль посредника:

— Да будет тебе, Эдеварт!

Она достала пудреницу, припудрила нос и, обратясь к Августу, сказала свою обычную фразу:

— Это не для красоты, а для свежести! Красота меня теперь не слишком занимает, я с самого приезда хожу в том же платье, в каком приехала, у меня, правда, есть ещё одно, но и всё.

Молчание.

— Ладно, лучше я помолчу. Не то мне снова напомнят, что когда-то я ходила босиком, в одной юбке и сорочке.

Было ясно, что Лувисе Магрете вот-вот закатит истерику, её коричневые губы побелели, глаза заблестели каким-то необычным блеском.

— Он часто говорит, что мы с самого начала вели себя как безумные, — продолжала она без тени смущения, — говорит, у нас всё началось с греха, а потому не может так продолжаться.

Август:

— Да будет тебе!

— Но моего мужа никто в Америке и не находил, мне пришлось выдумывать всякую всячину, чтобы снова туда попасть. Он исчез, и его до сих пор не могут найти. А к тому же мы с ним были в разводе...

— Верно, верно, миссис Эндрюс.

— Стало быть, ничего греховного мы и не совершали. Это он мне всё говорил, что мы начали с греха, так оно и шло год за годом, но ведь не может грех продолжаться всю жизнь!

— Ну хватит...

Лувисе Магрете выронила из рук пудреницу, и она подкатилась к ногам Эдеварта, тогда он встал и подал ей пудреницу. В этот миг выражение неудовольствия мелькнуло у неё на лице. Она словно испугалась, что Эдеварт станет заглаживать случившееся и что они снова помирятся.

— Замолчи! Брось эту пудреницу! — взвизгнула она и разразилась истерическими рыданиями.

Август растерялся, поглядел по сторонам и явно решил, что ему лучше уйти отсюда. А Эдеварт кивнул и промолвил:

— Так я и знал!

Теперь правота была на его стороне. Да, Лувисе Магрете тоже приходилось несладко, тупое долготерпение Эдеварта угнетало её и доводило до истерики. Конечно, всякий может догадаться, что он желает ей зла. Её сотрясали судорожные рыдания, выглядела она ужасно, лицо у неё исказилось, и нос был мокрый от слёз, и вообще... но Эдеварт молчал, то есть про себя он, может, и смеялся, и был рад, что у неё перекосилось лицо, но не хотел ни сказать, ни сделать что-нибудь, чтобы оно приняло прежнее выражение.