Лев Троцкий - Проблемы международной пролетарской революции. Коммунистический Интернационал

• Название: Проблемы международной пролетарской революции. Коммунистический Интернационал
• Автор: Лев Троцкий
• Жанр: Публицистика

Настоящий том охватывает период с начала 1919 года по 1921 г., т.-е. до III Конгресса Коминтерна, который ознаменовал собой новый этап в мировом коммунистическом движении. Содержание этого тома отражает на себе черты того революционного периода «бури и натиска», каким были годы непосредственного возникновения Коммунистического Интернационала.

---

Из трех погибших товарищей, – столь различных между собою и в то же время столь родственных в основном, – я меньше всего знал Вержа. Я его видал только в Москве, притом бегло, и один лишь раз я говорил с ним несколько подробнее. От него исходило обаяние простоты и честности. Он приехал, чтобы видеть своими глазами, чтобы узнать, чтобы бороться. Насколько мне показалось, Вержа – не тип энтузиаста. Несмотря на молодость, в нем чувствовалась спокойная уверенность, которая зорко глядит вокруг себя, отличает мелкое от важного, поверхностное от основного и которая не нуждается в пылкости, чтобы в решительную минуту проявить высокое мужество. Такие люди нужны французскому пролетариату.

Лепти я знал еще по Парижу. Его небольшая приземистая фигура, умное отчетливое лицо, зоркий взгляд исподлобья сразу выделяли его. Металлический голос заставлял его слушать. Этот землекоп был сделан из прекрасного боевого материала! Яркая индивидуальность, Лепти в то же время воплощал в себе важнейшие черты французского и особенно парижского пролетариата. В нем сидел прирожденный революционный вождь, который ждал своего часа, чтобы развернуться. Во Франции было и есть немало даровитых рабочих, которые поднимались на спине пролетариата наверх, превращались в выскочек буржуазного парламентаризма или прирученного синдикализма и, рука об руку с адвокатами и журналистами, предавали рабочий класс. Лепти сосредоточивал в себе возмущение обманутых масс не только против капиталистического класса, но и против его бесчисленных агентов в самом пролетариате. Лепти ничего не хотел брать на веру. Он несомненно был пламенной натурой, но замкнутой и недоверчивой. Слишком много раз обманывали тех, кого он представлял! Он приехал в Советскую Республику со своим запасом недоверия, со своим взглядом исподлобья и с жаждой узнать, чтобы действовать. Он все осматривал дважды и трижды, проверял и снова спрашивал и снова проверял. Лепти считал себя анархистом. Его анархизм не имел ничего общего с той салонной, поповски-интеллигентско-индивидуалистской болтовней, которая так широко распространена во Франции. Его анархизм был выражением – теоретически неверным – глубокого, истинно пролетарского возмущения против мерзости капиталистического мира и против подлости тех социалистов и синдикалистов, которые ползают перед этим миром на коленях. Но именно потому, что в основе этого анархизма лежала неразрывная связь с массами и готовность бороться до конца, Лепти, ходом вещей, ходом борьбы, ходом собственной мысли должен был неизбежно прийти к диктатуре пролетариата и Коммунистическому Интернационалу, если бы его не поглотили на пути волны Северного океана.

Лефевр был интеллигентом и, если не ошибаюсь, из вполне буржуазной семьи. Это – чистый тип революционного энтузиаста. С ним я также познакомился только в Москве, во время II Конгресса, но наблюдал его близко, так как приходилось с ним работать в комиссии по парламентаризму. Вспоминаю, между прочим, как на одном из комиссионных заседаний, в дискуссии с итальянским коммунистом Бордига, Лефевр, признавши, что в нашу эпоху парламентаризм не может иметь решающего значения, прибавил, нежно, как всегда, глядя сквозь свои большие роговые очки: «И все же нельзя отрицать выгоды и удовольствия от возможности сказать в парламенте Мильерану на расстоянии одного метра от его лица – вы негодяй». Лефевр всегда волновался, всегда опасался во время Конгресса кого-нибудь или что-нибудь упустить, чего-либо не дослышать или кому-нибудь чего-либо необходимого не сказать. И он одинаково стремился впитать в себя все, что мог дать ему Конгресс, и в то же время высказать свои мысли, надежды и ожидания. Уже на второй или третий день Конгресса я увидел Лефевра в русской косоворотке. Он стремился внешним образом запечатлеть свое доверие к Советской России и свою связь с нею. Он не искал проверки, как Лепти. Он принадлежал в прошлом не к тому классу, который обманывали, а к тому классу, который обманывал. Но он порвал со своим классом до конца. И он стал рядом с Лепти. Правда, Лепти смотрел на него немножко исподлобья. Но они сошлись бы месяцем раньше или позже. Они сошлись бы на боевых постах пролетарской диктатуры, если бы предательская волна не поглотила тот челн, в котором эти трое – Лефевр, Лепти и Вержа – пытались пересечь линию империалистской блокады.

Столь различные по происхождению и индивидуальностям, эти три борца останутся навсегда соединенными вместе в памяти французского и международного пролетариата: они шли, в конце концов, одним и тем же путем к одной и той же цели и погибли на одном и том же этапе. Мы их не забудем.

26 февраля 1921 г.

Л. Троцкий. ПИСЬМО ТОВАРИЩУ МОНАТТУ

Мой дорогой друг!

Пользуюсь случаем, чтобы послать Вам горячий привет и высказать по поводу положения дел во французском синдикализме некоторые свои личные соображения, которые, как я надеюсь, вполне согласуются с руководящей линией III Интернационала в целом.

Я не скрою от Вас, что чувство радости, какое испытываем мы все, наблюдая возрастающий успех революционного синдикализма, сопровождается глубоким беспокойством по поводу дальнейшего развития идей и отношений во французском рабочем движении. Сегодня революционные синдикалисты всех течений являются еще оппозицией и сплачиваются воедино именно своим оппозиционным положением. Завтра, с того момента, как вы овладеете Всеобщей Конфедерацией Труда, – а мы не сомневаемся, что этот день близок, – вы станете перед основными вопросами революционной борьбы. И вот именно здесь открывается область серьезного беспокойства.

Официальной программой революционного синдикализма является Амьенская хартия[161]. Для того, чтобы сразу как можно резче формулировать свою мысль, я скажу прямо, что ссылка на Амьенскую хартию есть не ответ, а уклонение от ответа. Для всякого мыслящего коммуниста совершенно ясно, что французский довоенный синдикализм был глубоко значительным и важным революционным течением. Амьенская хартия была чрезвычайно ценным документом классового движения пролетариата. Но этот документ исторически ограничен. С того времени произошла мировая война, создалась Советская Россия, по всей Европе прошла могущественная революционная волна, вырос и развился III Интернационал. Старые синдикалисты и старые социал-демократы разбились на два и даже на три враждебных лагеря. Новые вопросы гигантского размера встали перед нами, как практические вопросы дня. В Амьенской хартии на эти вопросы ответа нет. Когда я читаю «La Vie Ouvriere», я и там не нахожу ответа на основные вопросы революционной борьбы. Неужели же ныне, в 1921 году, наша задача состоит в возвращении на позиции 1906 года, в «восстановлении» (reconstruction) довоенного синдикализма? Эта позиция принципиально очень похожа на позицию политических «восстановителей» (reconstructeurs), которые мечтают вернуться к «чистому» социализму, каким он был до военного грехопадения. Эта позиция бесформенна, она консервативна и грозит стать реакционной.

Как Вы представляете себе руководство синдикалистским движением с того момента, когда в ваших руках будет большинство во Всеобщей Конфедерации Труда? Синдикаты охватывают в своих рядах партийных коммунистов, революционных синдикалистов, анархистов, социалистов и широкую беспартийную массу. Разумеется, всякий вопрос революционного действия в последнем счете должен быть проведен через весь синдикальный аппарат, охватывающий сотни тысяч и миллионы рабочих. Но кто будет учитывать революционный опыт, анализировать его, делать из него необходимые выводы, формулировать определенные предложения, лозунги, методы борьбы и проводить их в широкие массы. Кто будет руководить? Думаете ли вы выполнять эту работу в качестве кружка «La Vie Ouvriere»? В этом случае можно с уверенностью сказать, что рядом с вами возникнут другие кружки, которые под знаменем революционного синдикализма будут оспаривать ваше право на руководство. А затем – как быть с многочисленными коммунистами в синдикатах? Каковы будут отношения между ними и вашей группировкой? В руководящих органах одного синдиката могут преобладать партийные коммунисты, в органах другого синдиката – революционные синдикалисты, стоящие вне партии. Предложения и лозунги группы «La Vie Ouvriere» могут разойтись с предложениями и лозунгами коммунистической организации. Эта опасность глубоко реальна, она может стать фатальной, и через несколько месяцев после Вашей победы в синдикальном движении она может вернуть господство Жуо, Дюмулена и Мерргейма.

Я хорошо знаю предубеждение против «партии» и против «политики» в среде французских рабочих, прошедших анархо-синдикалистскую школу. Я совершенно согласен с тем, что нельзя одним резким ударом сломить эти настроения, которые вполне оправдываются прошлым, но являются крайне опасными для будущего. В этом вопросе я вполне могу понять постепенность перехода от старой разобщенности к полному слиянию революционных синдикалистов и коммунистов в единой партии. Но нужно ясно и твердо поставить перед собой эту цель. Если в партии имеются еще центристские тенденции, то они имеются и в синдикальной оппозиции. Дальнейшее воспитание и идейное очищение необходимы и здесь и там. Дело вовсе не идет о подчинении синдикатов партии, а об объединении революционных коммунистов и революционных синдикалистов в рамках одной партии и о согласованной централизованной работе всех членов этой объединенной партии внутри синдикатов, которые остаются при этом автономными, организационно независимыми от партии. Дело идет о том, чтобы действительный авангард французского пролетариата сплотился во имя своей основной исторической задачи – завоевания власти – и под этим знаменем вел бы свою линию внутри синдикатов, этих основных, решающих организаций рабочего класса в целом.