Лев Троцкий - Проблемы культуры. Культура старого мира

• Название: Проблемы культуры. Культура старого мира
• Автор: Лев Троцкий
• Жанр: Публицистика

Настоящий том составлен из двух серий статей о литературе, отделенных друг от друга промежутком в шесть лет. Первая серия заключает в себе статьи, печатавшиеся в «Восточном Обозрении» за 1900 – 1902 г.г., вторая серия – статьи, написанные с 1908 по 1914 год.

---

В настоящее время, когда Россия столь быстро… когда железные дороги… когда… и пр., и пр., и пр., неосновательно, конечно, говорить о мертворожденности нашего капитализма, об отсутствии у него будущего и т. д., и т. д. Но вместе с тем текущая действительность отнюдь не дает достаточного основания для витийства на тему об исторической миссии российской буржуазии и об ее общественных заслугах, настоящих или будущих. Дело в том, что понятие капитализма несравненно шире понятия буржуазии, и если капитализм наряду с отрицательными явлениями несет с собой положительные, то к числу последних никак нельзя отнести тех, которые воплощаются в безыдейных, пассивных, «малограмотных» и «неспособных» претендентах на места в «Бархатной книге».

«Восточное Обозрение» NN 56, 57, 13, 14 марта 1901 г.

Л. Троцкий. ПЕНИТЕНЦИАРНЫЕ{53} ИДЕАЛЫ И ГУМАННОЕ ТЮРЬМОВОЗЗРЕНИЕ

«Люди культуры видят в идее государственности базис для известного рода профессии, дающей или прямые выгоды в виде жалованья, или выгоды косвенные в виде премии за принадлежность к той или другой политической партии». («Благонамеренные речи» – «В погоню за идеалами».)

Так говорит Салтыков. И многие платонические «почитатели» и «поклонники» этого писателя, так или иначе притершиеся к «идее» государственности, как «базису», стали бы куда умереннее в своих симпатиях к великому русскому сатирику, если бы поближе познакомились с нетленным наследием писателя, которого они так много почитают, так мало читают и так основательно не понимают…

В середине прошлого года в столице Бельгии собрались – не в первый, впрочем, раз – с разных концов света почтенные криминалисты и тюрьмоведы для обсуждения вопросов своей почтенной профессии.

Как воодушевленно бились истинно-гражданские сердца при наблюдении работ этого съезда на пользу всемирного прогресса! Какой отрадой веяло от того факта, что, несмотря на «недоразумение» между европейскими странами и Китаем, в области тюрьмоведения у этих государств оказалось столько общих интересов, что Китай был на конгрессе представлен в лице одного официального делегата. Делегат этот, правда, к большому недоумению автора корреспонденций, которыми мы пользуемся{54}, на заседании конгресса «почему-то не появлялся». Может быть, в этом факте и сказались особенности китайской гражданственности: воспитанный на ужасах китайского режима, с его полным отсутствием личных гарантий, некультурный китайский делегат мог поопаситься, как бы ему самому – ввиду щекотливости современного международного положения Китая – не пришлось на личном опыте проверить высокое совершенство европейских пенитенциарных учреждений. Как он заблуждался в таком случае, этот наивный сын Небесной Империи! Какое несовершенное понятие имел он об ослепительных успехах европейской гуманности!

Давно ли, в самом деле, минуло то "доброе старое время! когда – по выражению И. Я. Фойницкого[72] – криминалисты отвечали названию и понятию кнутобойцев"? А ныне? Нужно ли говорить, что ныне бельгийский конгресс, который имел «характер подведения отчета минувшему веку», обнаружил блестящие завоевания тюрьмоведения, совершенные в девятнадцатом столетии, и раскрыл еще более светозарные горизонты, приподняв компетентной рукой завесу будущего.

Бельгийский министр юстиции, открывший конгресс, в своей «краткой речи» коснулся преимущественно «огромных успехов, достигнутых наукой тюрьмоведения в продолжение истекающего столетия»… Пригласив конгресс лично убедиться в достоинствах бельгийских пенитенциарных учреждений, министр говорил между прочим: «Повсеместное устройство одиночного заключения будет вскоре закончено у нас. Не могу сказать, что оно будет окончательно, или что господство этой системы окажется неизменным (!), – это было бы равносильно притязанию на то, что мы достигли идеала (!!!); это равнялось бы отрицанию способности всего земного постоянно улучшаться… Существуют две почти одинаково страшные опасности: безразличная неподвижность рутины и лихорадочная поспешность преобразований». (Курсив мой. Л. Т.)

Какая широта общественно-исторического кругозора! Какая глубокая эволюционно-научная точка зрения!

Удивительно ли, если в виду солидных завоеваний, совершенных в течение истекшего столетия «наукой» пенитенциарных учреждений, действительный председатель конгресса (г. Де-Латур) воскликнул в порыве высокого профессионально-гражданского воодушевления: «Тайна, разгадки которой искали так жадно, остается ли тайной и ныне? Не найден ли уже ключ к ней»? – и все конгрессисты были исполнены гордого сознания, что после жадных исканий теоретической мысли ключ к роковой, казалось, пенитенциарной тайне найден, наконец, в системе одиночного заключения{55}.

И что же?

Еще не успели высохнуть, как следует, чернила на протоколах брюссельского конгресса, как московский съезд русской группы международного союза криминалистов уже в апреле текущего года с сочувствием и одобрением выслушивал такие речи: «Развитие и совершенствование человека происходило и происходит в обществе себе подобных, и согласно с этим указанием реформатории (американские исправительно-воспитательные заведения для взрослых) отказываются от противоестественной одиночной системы, способной только отуплять человека и убивать в нем всякую инициативу, в пользу целесообразно устраиваемой системы совместного заключения…» (Речь Д. А. Дриля[73]).

Столь же сбивчивы на взгляд постороннего человека и все остальные результаты работ гг. криминалистов. 4 апреля К. С. Гогель в своем докладе отвергал ценность тюрьмы вообще, как исправительного института для преступников, на том основании, что лишение свободы преступника принесло мизерные результаты в борьбе правительства и общества с преступностью. И все участники съезда слушали эти речи в приятном сознании своей гуманности, а перед закрытием съезда председатель И. Я. Фойницкий благодарил г. Гогеля в числе прочих докладчиков за «общее политико-филантропическое направление».

Слушал эти речи, надо думать, и г. Жижиленко, а может быть, и сам говорил что-нибудь в этом невинно-гуманном роде. А 7 апреля, т.-е. на третий день, в речи своей о законе 10 – 12 июня 1900 г. (об отмене ссылки) г. Жижиленко выражал свое удовольствие по поводу того, что, благодаря вступлению в жизнь нового закона, тюремное заключение будет занимать центральное положение в нашей карательной системе, каковое обстоятельство даст-де возможность занять трудом всю ту массу лиц, которые в ссылке оставались без дела и ложились бременем на общество.

Что же это?

Одиночная камера – превосходно!.. Ключ к тайнам тюрьмоведения!.. Верное и гуманное средство, по глубоко-христианскому мнению о. Иосифа Фуделя, воздействовать на нравственность преступника!..

Целесообразно организованное совместное заключение – бесподобно!.. Оно, наконец, изгонит систему одиночных камер, которые, по мнению г. Дриля, своим противоестественным характером способны лишь притуплять преступника и убивать в нем всякую инициативу!..

Тюрьма? Что дала она, как средство борьбы с преступностью? Нуль! Она обнаружила свою полную несостоятельность, она превратилась в академию порока! – к общему удовольствию конгрессистов заявляет г. Гогель.

Тюрьма, как замена ссылки, – великолепно!.. Она создаст общественную экономию рабочих сил, она привьет преступнику любовь и привычку к систематическому труду! – развертывает перед очарованными слушателями тюремные перспективы г. Жижиленко.

И съезд всех выслушивает и всех благодарит за «политико-филантропическое» направление: г-на Жижиленко и г-на Гогеля, г-на Дриля и о. И. Фуделя – последнего особенно: за его речь «изящную по форме и высокую по содержанию», «окончательно подчеркнувшую общее политико-филантропическое направление съезда»{56} (слова заключительной речи председателя).

Добрая «наука»! Она все одобряет, все принимает, все переваривает, все покрывает своим именем. Те правовые нормы, которые на взгляд постороннего человека представляются порождениями грубо-эгоистических приватных интересов, по толкованию профессионалистов оказываются непререкаемыми внушениями объективной «науки» права.

Так, например, по вопросу: «должно ли допускать выдачу совершивших преступление за границей государствам, подданными коих они состоят» брюссельский конгресс принял формулу одного парижского профессора, гласящую, что «выдача своих преступных подданных есть способ достичь правильного отправления уголовного правосудия, ибо должно признать за требование науки (вот оно!), чтобы суд возлагался, насколько возможно, на учреждения того государства, где совершено преступление». Раз наука требует – ничего не поделаешь! А кому же и формулировать ее требования, как не профессорам, ее официально признанным и соответственно оплачиваемым истолкователям?