Лев Троцкий - Наша первая революция. Часть II

• Название: Наша первая революция. Часть II
• Автор: Лев Троцкий
• Жанр: Публицистика

Предлагаемая 2-я часть II тома не является хронологическим продолжением 1-й части: так же, как и эта последняя, она посвящена изложению и анализу крупнейших событий 1905 г. Однако, в отличие от материалов и статей первой части, написанных в самый разгар революции 1905 г. и поэтому естественно носящих отрывочный и несистематический характер, в настоящую книгу вошли статьи, появившиеся в печати после революции, в 1908 – 1909 гг., и потому более последовательно и полно рисующие и анализирующие ход и исход первой русской революции. В основу настоящей книги положены, главным образом, статьи, вошедшие в изданную тов. Троцким в 1909 г. в Германии книгу «Russland in der Revolution» и включенные впоследствии в книгу «1905». Исключение составляет небольшой отрывок из статьи Л. Д. Троцкого, взятый нами из сборника «История Совета Рабочих Депутатов» и помещенный в настоящей книге под названием «Уроки первого Совета». Кроме этих статей, уже знакомых русскому читателю по многочисленным изданиям, во 2-ю часть II тома включены три речи Л. Д. Троцкого, посвященные революции 1905 г., из которых одна была произнесена в Софии, в 1910 г., на XVII съезде болгарской социал-демократической рабочей партии (тесняков), а последние две в Москве, в декабре 1925 г., в двадцатилетнюю годовщину первой русской революции. Весь материал в целях систематизации и последовательности изложения разбит нами на отделы и главы. Так как все важнейшие исторические документы уже были даны в приложении к 1-й части II тома, то во 2-й части мы в этом отношении ограничились лишь наиболее существенными материалами, облегчающими понимание текста, а, в некоторых случаях, и дополняющими его. То же самое относится и к примечаниям, где мы очень часто ссылаемся на примечания, данные к 1-й части.

---

2 декабря, накануне нашего ареста, мы выпустили от имени Петроградского Совета Депутатов, от имени нашей партии, социалистов-революционеров и Крестьянского Союза (Крестьянский Союз был еще довольно слаб, так как он охватывал только часть крестьян-передовиков) так называемый финансовый манифест. В этом манифесте, – в котором говорилось о неизбежном финансовом банкротстве царского самодержавия, о том, что иностранные банкиры поддерживают самодержавие, – революционные организации, представители рабочих и крестьян заявляли, что по царским долгам они платить не будут. 2 декабря манифест вышел, а 3-го мы сидели в Петропавловской крепости. Вышло как будто не очень убедительно. И сколько потом над нами издевались: вот, дескать, погрозили, а царь тут же получил во Франции 500 миллионов франков (в 1906 году, во время Первой Думы). Действительно, промышленность стала расти, иностранцы вкладывали капитал, царь получал новые и новые займы на развитие армии и флота. Так было до 1914 года, до начала войны, а еще больше царь получил во время войны. Уже к тому времени про наш финансовый манифест, как мы его называли, и думать забыли. Кто где был: кто в Сибири, кто и вовсе не сносил буйной головушки, кто на каторге, кто в эмиграции. Что осталось от финансового манифеста? И тут говорили: обманул 1905 год. Ан нет, не обманул. То, что 1905 год обещал, то 1917-й выполнил, – и на все 100 процентов. Вот насчет царского банкротства – все сбылось так, как в манифесте 2 декабря было предсказано. От царского рубля осталось теперь одно воспоминание. Банкротство царских финансов начало сразу проявляться во время империалистической войны, продолжалось в период керенщины, а закончилось при Советской власти, когда на смену царскому рублю явился наш советский червонец. Эта часть финансового манифеста, таким образом, выполнена.

Но как насчет царских долгов? На счет царских долгов еще добросовестнее выполнена программа манифеста 2 декабря. Мне не раз приходилось иностранцам на это указывать, когда они говорили, что мы не выполняем наших обязательств. Я всегда говорил, что мы, революционеры, свои обязательства выполняем на сто процентов. 2 декабря 1905 года мы написали, что по царским долгам ни одного гроша платить не будем, и теперь это наше обязательство выполняем полностью и целиком. (Аплодисменты.)

Теперь, товарищи, молодое поколение с легкостью, как вещь самую обыкновенную, употребляет слово «республика». Никого этим не удивишь. А ведь поколения, которые постарше, помнят, вероятно, как трудно было русскому человеку представить себе, что мы добьемся когда-нибудь, чтобы царя не было. Ведь мы родились и воспитывались при монархическом строе. Школы, газеты, церковь, университет, книги – все это было полно идеей монархии; монархия была вековая и казалась незыблемой. Ведь сколько было революционных движений! Раньше чисто мужицкие движения, разинщина, пугачевщина; потом восстание декабристов – верхушки интеллигенции, дворянства, которые набрались либеральных идей во Франции; затем революционное движение народников, народовольцев, первые стачки рабочих и, наконец, 9 января 1905 года. И все эти движения были раздавлены и утоплены в крови. Ясно, что нужно было мужество мысли, для того чтобы представить себе, что в России не будет монархии, а будет республика. Если взять даже то, что писалось в 1905 году, после 9 января, мы увидим, что левые либералы объявляли нас, революционеров, – а потом во время контрреволюции большевистскую партию – фантазерами, а во время революции говорили, что наши мечты о республике несбыточны, что в сердцах крестьян глубоко сидит идея монархии. Конечно, после 9 января, после того как сотни рабочих и работниц были перебиты, тысячи искалечены, идее монархии в сознании городских рабочих был нанесен непоправимый удар. Когда было опубликовано письмо Горького,[120] подписанное Георгием Гапоном, в котором говорилось: «Смерть кровавому царю и его змеиному отродью», – это прозвучало тогда как крик отчаяния. Вот перебили народ, на мостовых кровь, нет сил, чтобы отомстить, оружия нет, кулаки сжимаются, а царская гвардия крепка – и вот проклятие царю и его змеиному отродью. А потом наступили годы контрреволюции. Опять монархия стояла как будто во весь рост, Столыпин был у власти, рабочие стачки почти прекратились, крестьянские волнения также, революционные солдаты, какие были захвачены, были на каторге или перебиты, в армии восстановилась железная механическая дисциплина. В этот период это самое проклятье по адресу царя и его змеиного отродья повисло бессильно в воздухе, и представлялось, что до революции нам дальше, чем когда бы то ни было. Но вот наступил 1917 год, который честно выполнил то, что обещал 1905 год. Сперва сняли царя, хотя либералы колебались, в какую сторону дело повернуть, что нужно: республику или монархию? А потом, в октябре, большевистская революция, Октябрьская, дело порешила крепко, и на Урале в Екатеринбурге, в нынешнем Свердловске, был выполнен приговор петербургских рабочих 1905 года: «Смерть кровавому царю и его змеиному отродью».

Так что же, товарищи, в 1905 году разбили нас? – Разбили. Полностью? – Нет, не полностью разбили. Либералы говорили в октябре 1905 года, когда царь выпустил манифест: победа! А мы говорили: нет, это только полупобеда. Еще у царя есть вооруженная сила, он еще захочет вернуть то, что наполовину как будто отдал или посулил отдать. Когда нас в декабре разбили, то малодушные кричали: поражение! А мы говорили: нет, только полупоражение. Мы еще спину выпрямим. Еще капитализм живет, а вместе с ним живет рабочий класс; капитализм растет, а вместе с ним растет и рабочий класс, и именно потому, что царизм одержал полупобеду и не дал уничтожить помещиков, крепостников, или полукрепостников, – именно потому крестьянин поднимется и поддержит рабочего.

Если иметь в виду эту картину прошлого, промежуток между 1905 и 1917 годами, страшный гнет самодержавия, упадок духа даже у передовых рабочих, кроме небольшой подпольной группы большевиков, – если иметь в виду этот черный провал между 1905 годом и 1917 годом, если в него вдуматься, то почерпнешь колоссальную уверенность насчет дальнейшего нашего развития.

Возьмем теперешнее наше положение. Теперь нам сплошь и рядом говорят: вот вы обещали, что революция будет в Европе, а ее нет. Капитализм есть и после империалистической войны удержался. – Этот довод мы слышим в собственной среде и среди товарищей рабочих. Конечно, как же этому доводу не прийти на ум: ждали революции в Европе после империалистической войны, ждали в Германии со дня на день, но рабочий класс там отброшен. Зарождаются сомнения. Такие же сомнения зарождались и во времена Столыпина, но тем не менее партия большевиков, вооруженная марксизмом, т.-е. теорией, которая позволяет правильно понимать развитие классов, их интересы и ход их движения, предвидела самые черные годы, которые неизбежны для дальнейшей борьбы, и теперь это понимание остается главным нашим уроком в оценке того, что происходит вокруг нас сейчас. Сейчас мы живем в условиях, очень отличных от тех, в которых жили в 1905 году, но 20 лет прошли недаром.

Если спросить: что же, сильно изменилось материальное положение трудящихся масс, то приходится сказать: нет, еще мало изменилось. Если взять уровень заработной платы, разница есть в разных отраслях промышленности в ту или другую сторону: в некоторых подошли к довоенному уровню, кое-где чуть перешли, в других не дошли. Уровень материальный с пятого года еще мало изменился, с двадцатого года изменился значительно, но в двадцатом году уровень жизни был неизмеримо ниже, чем в 1905 году. Восьмичасовой рабочий день завоеван. Это есть основная и материальная база жизни рабочего класса. Он завоеван незыблемо, т.-е. он его из рук не выпустит. Только тогда он отменит его, когда сможет ввести семичасовой, а потом шестичасовой, а затем пятичасовой… (Аплодисменты.) Это целиком зависит от уровня техники, от организации производства, от машинного оборудования, от правильности методов труда, т.-е. от производительности труда.

И, если мы спросим себя, в чем разница с пятым годом, мы скажем, что общественная организация такова, что труд полностью и целиком может и должен дальше идти на повышение доходов и материального уровня трудящихся масс. А держит нас пока еще на низком уровне наша низкая техника. Если мы себя сравним с Соединенными Штатами Северной Америки, которые являются нашим антиподом (т.-е. тем, что находится на противоположной стороне земного шара), то Америка является нашим антиподом не только в смысле географическом, но и в смысле экономическом. Мы одна из самых бедных стран, а Соединенные Штаты Северной Америки самая богатая страна в мире. У нас техника очень отсталая, американская техника самая передовая. У нас общественный строй, который должен вести, чем дальше, тем больше, к социализму и к равенству, а в Америке общественный строй, чем дальше, тем больше увеличивает противоречия между богатством и бедностью. Вот если бы сочетать одно с другим, хорошо вышло бы. Очень недурно.