Ян Флеминг - Шпион, который любил меня

• Название: Шпион, который любил меня
• Автор: Ян Флеминг
• Жанр: Детектив

---

Дирек поцеловал меня в мокрую щеку и поднялся на ноги. Он протянул мне руки, я одернула юбку, и он помог мне подняться, заглянул в лицо и в его полуулыбке проскользнуло смущение.

- Надеюсь, тебе было не очень больно?

- Нет. А тебе было хорошо?

- Да, вполне.

Он нагнулся и подобрал свой пиджак. Взглянул на часы: "Послушай. До поезда осталось только 15 минут. Нам нужно спешить!"

Мы выбрались на тропинку и пока шли к машине я вытащила расческу, причесалась, отряхнула юбку. Дирек молча шел рядом со мной. При свете луны лицо его выглядело замкнутым, и когда я взяла его под руку, я не почувствовала ответного пожатия. Мне хотелось, чтоб он был нежным, говорил о нашей следующей встрече, но вместо этого я вдруг почувствовала его холодность, он весь ушел в себя. Я еще не знала, какими бывают в эти мгновения лица мужчин. Я винила себя. Получилось, наверное, недостаточно хорошо. Я ревела. Я ему все испортила.

Мы подошли к машине и молча поехали к вокзалу. Я остановила его у входа. Освещенное желтым светом, лицо его было напряженным, глаза избегали встречаться со мной взглядом. Я сказала: "Не ходи к поезду, дорогой. Я найду дорогу. Как насчет следующей субботы? Я могла бы приехать в Оксфорд. Или лучше подождать, когда у тебя все прояснится?"

Словно оправдываясь, он сказал: "Дело в том. Вив, что в Оксфорде все будет по-другому. Нужно подумать. Я напишу тебе".

Я пыталась понять, что выражает его лицо. Это расставание было так не похоже на наши обычные расставания. Может быть он устал? Только богу было известно, как устала я! Я сказала: "Да, конечно. Но напиши побыстрее, дорогой. Мне интересно, как у тебя идут дела". Я поднялась на цыпочки и поцеловала его в губы. Его губы никак не отреагировали на мой поцелуй. Он кивнул. "Пока, Вив", и, скривив губы в улыбке, повернулся и пошел к своей машине.

Только через две недели я получила от него письмо. Я уже дважды писала ему, но ответа не было. Я даже позвонила в отчаянии. Человек на другом конце провода пошел, вернулся назад и сообщил мне, что м-ра Моллаби нет дома.

Письмо начиналось так: "Дорогая Вив, это письмо будет трудно написать". Как только я это прочла, я пошла в спальню, заперла дверь, села на кровать и собрала все свое мужество. Дальше в письме говорилось, что прошедшее лето было прекрасным, и что он никогда меня не забудет. Но теперь в его жизни произошли перемены, ему придется много работать и для "девочек" нет времени, ни места, ни сил не останется. Он рассказал обо мне своим родителям, но они нашего "романа" не одобрили. Они сказали, что нечестно продолжать встречаться с девушкой, если ты не собираешься жениться на ней. "У них полно предрассудков. Боюсь, им не чужды и глупые мысли об "иностранках", хотя, бог видит, для меня ты ничем не отличаешься от любой английской девушки, и ты знаешь как меня умиляет твой акцент". Родители намерены женить его на дочери одного из наших соседей. "Я никогда тебе об этом не говорил, теперь я понимаю, что это было не очень честно с моей стороны, но так у ж случилось, что мы с ней фактически как бы обручены. Нам с тобой так чудесно было вместе, ты была такой умницей, что я не хотел все испортить". Дальше он выражал надежду, что когда-нибудь мы опять случайно встретимся, а пока он заказал в "Фортнуме" дюжину бутылок розового шампанского, "самого лучшего", чтобы их доставили мне, в память о нашей первой встрече. "И я очень надеюсь, что это письмо не сильно тебя расстроит, Вив, так как я действительно считаю тебя самой замечательной девушкой, слишком хорошей для такого человека как я. С любовью и счастливыми воспоминаниями, Дирек".

Итак, потребовалось всего десять минут, чтоб разбить мое сердце, и около полугода, чтоб вернуть его к жизни вновь. Слушать о чужих болях и страданиях совершенно неинтересно, так как они одинаковы у всех, так что я не буду вдаваться в подробности. Я даже ничего не рассказала Сьюзен. Теперь, оглядываясь на все случившееся, я видела, что с самого начала вела себя как проститутка, потому что позволяла обращаться с собой как с проституткой. В этом узком, закрытом английском мире я была канадка, иностранка, чужой человек - легкая добыча. То, что я не понимала, что со мной происходило, делало меня еще глупее. Словно вчера на свет родилась! Придется подумать, иначе будут обижать без конца! Но за этим фасадом мудрости и гордости открывалось слабое существо, которое выло и ежилось от страха. Некоторое время я плакала по ночам и молилась, опустившись на колени, богородице, к которой давно не обращалась, чтобы она вернула мне Дирека. Но, конечно, она не вернула его, а гордость не позволяла мне умолять его вернуться. Я написала ему коротенькую записку, сообщая, что письмо получила, а шампанское вернула в "Фортнум". Бесконечное лето кончилось. Остались лишь горькие воспоминания, "Кляксы", бередившие рану, и память о кошмаре в кинотеатре в Виндзоре, кошмаре, который я буду помнить всю жизнь.

Мне повезло. Я получила работу, которую мне очень хотелось получить. Меня приняли по рекомендации друзей моих друзей. Здесь было в порядке вещей устраивать на работу через друзей твоих друзей, в знаменитую в районе газету "Челси Кларион", которая начиналась с небольших рекламных объявлений, но со временем превратилась в информационный центр для всех, кто интересовался арендой и покупкой помещений и наймом обслуживающего персонала в юго-восточной части Лондона. К рекламным объявлениям добавились несколько страниц редакционных материалов, посвященных, главным образом, местным проблемам: критиковались, к примеру, уродливые фонари, установленные на улицах, или плохая работа автобуса на маршруте N_11, рассказывалось о краже молочных бутылок - словом, журнал писал обо всем, что касается местных домохозяек - целая полоса журнала отводилась местным сплетням. Ее читали "все" и при этом газете удавалось как-то избегать привлечения к суду за клевету. В передовицах резко критиковались политика верноподданных имперцев, это было вполне в духе той политической атмосферы, которая царила в округе, причем они всегда были выдержаны в определенном стиле, свойственном ведущему этого раздела, некоему Харлинту, который каждую неделю (журнал был еженедельным) мастерски выжимал все, что можно, из нашего допотопного полиграфического оборудования, базировавшегося в Пимликб. Это была совсем не плохая газета, сотрудники ее были энтузиастами, работали за гроши, а то и вообще бесплатно, если рекламных объявлений не было или плата за них запаздывала, как это обычно было в августе или в период отпусков. Я получала пять фунтов в неделю, мы не входили ни в какой профсоюз: были недостаточно солидными, плюс комиссионные от каждого рекламного объявления, раздобытого лично мною.

Итак, я запрятала глубоко внутрь осколки своего разбитого сердца и решила впредь обходиться без него. Я буду полагаться только на разум, силу воли и ноги, которые волка кормят, и покажу этим проклятым снобам англичанам, что если уж ничего другого у меня здесь не получается, то по крайней мере деньги на жизнь я буду зарабатывать именно у них. Так я работала днем и плакала по ночам. Я стала в газете ломовой лошадкой, поскольку не могла сидеть сложа руки. Я готовила для сотрудников чай, организовывала похороны и составляла списки тех, кого нужно пригласить на похороны, писала едкие статейки для колонки "Слухи", отвечала за раздел "Конкурсы" и даже проверяла ответы на кроссворды прежде, чем они шли в печать. А в промежутках рыскала в округе, хитростью и лестью выбивая рекламные объявления из самых неуступчивых управляющих магазинами, отелями и ресторанами. Таким образом я увеличивала сумму своих комиссионных, составлявших 25%, счет которым вела суровая старая шотландка - бухгалтер.

Вскоре я уже хорошо зарабатывала - от двенадцати до двадцати фунтов в неделю - и редактор подумал, что он сэкономит, если установит мне зарплату в 15 фунтов. Он посадил меня в уютную комнатку, рядом со своим кабинетом, и я стала помощником редактора, что, очевидно, подразумевало также и привилегию спать с ним. При первой же его попытке ущипнуть меня пониже спины я сказала ему, что обручена и что мой жених в Канаде. Произнеся это, я так зло посмотрела ему в глаза, что он все понял и оставил меня в покое. Во всем остальном он мне нравился, мы отлично ладили. Редактора звали Лен Холбрук, когда-то он был репортером в Бивербрук, крупном газетном концерне. Он заработал достаточно денег и решил открыть собственное дело. Он был из Уэльса, и как все уэльцы, был идеалистом. Он решил, что уж коли он не может изменить весь мир, он попробует изменить Челси. Он купил разорившуюся газету "Кларион" и начал борьбу. У него были кое-какие сведения об административном совете, еще что-то о местной организации лейбористской партии. Он обнаружил, что какой-то подрядчик получил контракт на строительство муниципального жилого дома и строил с нарушениями технологии - не добавлял в бетон нужное количество стали или что-то в этом роде. Общенациональные газеты вцепились в "Кларион" мертвой хваткой за эту историю: тут попахивало клеветой, но к счастью в этот момент, в опорах стали появляться трещины, их сфотографировали. Было проведено расследование, подрядчик потерял контракт и лицензию, а "Кларион" на первой странице стала печатать красной краской изображение св.Георгия и поверженного им Дракона. Были и другие компании, подобные этой, и со временем люди стали читать небольшую газету, она увеличилась в объеме и вскоре ее тираж достиг почти сорока тысяч, а общенациональные издания постоянно заимствовали в ней материалы и взамен время от времени делились с ней каким-нибудь материалом.